Мария Стрельцова

Убить зверька по имени Эго

Баттерфляй была преданным и очень благодарным другом. Она прикрыла его от федералов, когда он по неосторожности почти попался, копаясь в картотеке МИДа, разыскивая нужного человечка. Она увела удар на себя, взяв его маску, и обманула их с легкостью. Ради него она не испугалась.

Ягуар ехал к ней десять часов. Предварительно узнал то, что она будет на работе, хотя давно не работает так, как раньше, а только приходит туда иногда ненадолго. Узнал, что ее муж уехал в Москву на очередные кинопробы, он даже знал, в каком сериале, потому что сам по контракту должен был осуществлять компьютерную обработку киноматериалов к этому сериалу. Он все про нее знал, но ему было мало теперь этих знаний о ней. Ему было мало общения с ней через сеть, Ягуар давно понял, что ему нужно узнать ее ближе. Настолько ближе, насколько это возможно. Он знал, что ему теперь просто необходимо было знать, какой у нее запах и вкус. Киберпространство, обладая всеобъемлющей универсальностью, не могло передать ему этого незначительного, но, как оказалось, невероятно важного элемента существования.

Ему казалось, что именно ее запах и вкус, только они одни помогут ему до конца понять ее. А без этого понимания он чувствовал, что вся его великая, всепоглощающая и всеобъемлющая любовь к ней ущербна и вся его жизнь ущербна. Это не давало ему наслаждаться жизнью, это превратилось в паранойю. Он должен был сверить свои представления и мечты о ней с действительностью, он должен был дополнить и оживить ее образ, убедиться в том, что интеллектуальное слияние с ней — реальность, а не иллюзия, ему было это необходимо, чтобы дальше жить.

Переночевав в гостинице, он долго приводил себя в порядок. Еще в Москве он сходил в салон к своей бывшей возлюбленной, и ему распарили и долго счищали с пальцев застарелые желтые хакерские мозоли, ему хотелось уловить любой оттенок теплоты ее тела. Теперь кончики пальцев были чувствительны до чрезвычайности, ему порой даже было больновато, но это и радовало его. В одиннадцать Ягуар решил, что пора.

Она подняла на него глаза от компьютера и замерла. Никто ничего не понял, он прошел к ней быстро и уверенно и теперь молча смотрел ей прямо в глаза. Несколько секунд она изумленно смотрела на него, а потом тихо спросила:

— Ягуар?

Он кивнул, оглянулся быстро, оценил обстановку и также тихо ей сказал:

— Жду тебя внизу. Черный „Мерседес“.

Он быстро покинул офис, так, что никто ничего не смог понять. Она спустилась через двадцать минут, оглянулась и быстро подошла к его машине. Нагнулась к приоткрытому окну с его стороны.

— У тебя проблемы? — спросила она тревожно.

— Сядь в машину, — сказал он нервно. Она послушалась и, пройдя на тротуар, открыла дверцу и села на переднее сиденье, он тут же заблокировал двери, она все поняла и в панике начала дергаться и просить:

— Отпусти меня! Прошу! Это нечестно, ты не оставляешь мне выбора!

— Нет. Этот выбор ты сделала сама.

Он не мог ее отпустить, выжал сцепление, рванув с места так, что ее прижало к сиденью, она закрыла лицо руками и заплакала.

— Куда ты везешь меня?

— Ничего не бойся. Я люблю тебя, — ответил он и не узнал своего голоса.

Она молчала, потому что поняла, что его бесполезно просить и умолять отпустить ее. Мысли ее метались, но она не видела выхода. Его глаза ей сказали, что он пойдет до конца, слишком хорошо она знала его, и слишком хорошо он знал ее, хотя виделись они впервые, но это было неважно, Ягуар был абсолютно понятным ей до последней черточки, словно был ею самой. Оставалось только одно неполученное еще знание их друг о друге. Он жаждал этого знания, и ей было не отвертеться. Закрыв глаза, она постаралась не дрожать. Она понимала, что в его мире мораль имеет совершенно отличный от общепризнанного формат, он не считал свои действия насилием, он считал, напротив, себя самого в ее полной власти и жаждал освобождения. Сейчас она думала, как же и где это произойдет, поглядывая тайком на него. Ноздри ее улавливали незнакомый запах, взгляд задерживался на его руках, лежащих на автомобильном руле. Выглядел он внешне спокойным, только губы были сжаты решительно. У него была странная внешность, но он и должен был быть именно таким, странным, непохожим ни на кого. На вид ему можно было дать лет тридцать пять, но, может быть, он был старше, об этом она не бралась судить.

Выехав за город, он завернул куда-то на отворотку и мягко протиснулся в какие-то заросли. Заглушил мотор. Она слышала это, потому что не могла открыть глаз и дрожала всем телом. Какие-то звуки говорили ей о том, что он что-то расстилал на траве, и она очнулась лишь, когда почувствовала, как он резко взял ее на руки и тут же впился в нее своим ртом, жадно втягивая ноздрями воздух. Ей нужно было удержать равновесие, чтобы голова не отклонялась сильно, и инстинктивно она схватилась за него руками. Все его движения казались ей смутно знакомыми, словно она уже ощущала когда-то на себе прикосновения его рук, словно знала вкус его губ. Она слышала только его дыхание, оно было ее собственным дыханием, сливалось с ним, не было чужеродным. Уложив ее, он стал раздевать ее, а она открыла глаза и следила за ним, но не сопротивлялась, лишь смотрела, а он отвлекался на свои действия, но возвращался к ней взглядом, и они молча всматривались, погружаясь друг в друга все глубже.

У него были светлые волосы и абсолютно нереально-черные глаза. Он правильно называл себя Ягуаром, все движения его были исполнены кошачьей грации. Чуткие пальцы, словно пальцы слепого, пробегались по ее телу и лицу, задерживаясь порой на каких-то выпуклостях, мягко ощупывая их, словно стараясь запомнить или прочесть какой-то скрытый смысл, заключенный в них. Глаза его жадно впитывали все, что он видел, а руки, в особенности пальцы, с их новой оголенной чувствительностью, чутко ощущали ее, гладкость кожи, пульсирующее тепло и влажность местами. Он совершенно бесстыдно проникал ими везде, он хотел насытить свое осязание этими нюансами — тепло, шелковистость, влажность, упругость. Губы и зубы тоже хотели их испытать, и он дал им такую возможность, к ним присоединился жадный язык, который нетерпеливо лез всюду, пробуя на вкус ее рот и тело.

Он не мог бы описать этот вкус, но он очаровывал его, фрагментами, по секторам отключая у него сознание. В нем почти все сразу задрожало и даже занемело, какой-то огромный ком стал подниматься снизу к горлу, Ягуар старался ухватить это ощущение, насладиться им осознанно, не потерять над собой контроль, но этот ком стал расти с невероятной скоростью, поглощая его в каком-то кружении. Усилиями воли Ягуар все еще пытался держать власть над своими действиями, мысленно руководя собой, движениями тела, но кто-то сильнее его, словно смеющийся хмельной Фавн, навалился и придавил в нем нечто, что еще было разумным, и он понял, что должен сейчас, в этот самый момент войти в нее.

Это было непросто, она не пускала его, он весь дрожал, но благодарил ее за эту борьбу, потому что она вызвала в нем бешеный охотничий азарт, почти зверское желание проникнуть в нее. Преодолев ее сопротивление, он даже застонал от того острого наслаждения, которое предполагал в мечтах, которое ждал, но которое все равно оказалось неожиданным. „Нет, я не стану спешить и ей не дам, я должен прочувствовать все до мельчайших нюансов“. Его пальцы проскальзывали к месту, где можно было ощутить, что она сжимает его внутри себя, как кольцом. Пальцы служили ему сейчас внутренним зрением. Он ярко представлял себе все, что происходило под ними там, где была тонкая грань, разделяющая и в то же время объединяющая их в одно целое, почти в один организм. Он сгибал ее ноги в коленях, раздвигал их, двигался в разных темпах, мешая самому себе достичь предела, не давая затопить себя, слишком сильно он хотел подольше наслаждаться единением с нею.

Но внезапно она застонала, непроизвольно схватив его руками и потянув к себе с силой. Он замер, но было поздно, она вдруг начала сама пульсировать и двигаться под ним, увлекла, затянула его в этот водоворот ощущений, он словно закружился в воронке, не в силах сделать хоть что-то, лишь поддаваясь ее ритму и чувствуя от этого какой-то безумный восторг, наполнивший все его существо невероятной клокочущей магмой и превращаясь в мысль: „Вот она, вспышка, рождение нового качества, соединение двух начал, причина и источник жизни… и смерти“.