Мария Стрельцова

Убить зверька по имени Эго

— Но что я могу? — удивилась Лена.

— Поговорите с ним!

— Это неудобно. Он ничего не предлагал мне, это может оскорбить его.

— Прошу вас, будьте с ним даже грубой. Он так идеализирует вас, нужно разрушить ваш идеальный образ в его голове. Я вас очень прошу!

Лена посмотрела на нее тревожно, но сказала:

— Хорошо, я попробую.

— Это только для его пользы! Я понимаю, что вы совсем не такая. Но пожалейте его! И меня.

— Что же я скажу ему?

— Ну, оборвите пару-тройку раз погрубее, отпустите в его адрес нелестный отзыв. Он очень самолюбив, как все восточные мужчины, и совершенно не выносит в женщинах стервозности. А вы такая… нежная и чистая… особенная. Он не мог не влюбиться в вас.

Они поболтали еще, Алиса подарила ей свой каталог, который издал для нее муж, и простилась. Лена обещала сделать так, как она просила. Да, это, конечно, не очень… но ведь Карэн так страдает. Уж лучше пусть он думает о Лене плохо, чем любит ее, так будет лучше всем, успокаивала себя Алиса.

58

Марк не мог смириться с тем, что его влияние на Сашу не было таким всеобъемлющим, как ему бы хотелось. Она вроде бы подчинялась ему во всем, отдавалась, и он точно знал, что ей было хорошо с ним, но как он ни старался, завладеть ею до конца ему не удавалось. Конечно, он понимал, что тягаться с ее прошлой жизнью даже ему не под силу, но ведь все ее мужики за много лет не смогли сделать ее счастливой.

Она была нежной, иной раз ласковой, но чаще желчной, язвительной. Марка она почти уничтожала своей ядовитой иронией, но именно это и нравилось ему в ней, он терпеть не мог „сладеньких“ отношений. Саша говорила ему прямо в лоб все, что думала. У нее было тонкое чутье, она видела насквозь многие его слабости, которые он старательно прятал от чужих глаз и знал о них только сам, один. Но при всей своей прозорливости, Саша во многом была просто слепа, вернее, ослеплена. Он почти сразу понял ее слабое место. Она была Женщиной во всем: от слов, до ноготка на ноге, и Марк знал, чем ее взять. Она всю жизнь подсознательно искала опоры, искала сильного мужчину, который был бы ей равен и даже сильнее ее, но главной ее ошибкой было то, что свои поиски она переносила в сексуальную сферу.

Здесь Марк и поймал ее в сети, ее чувственность сыграла с ней в очередной раз злую шутку, это было ему на руку. Почему он хотел ее? Разве можно было это хоть как-то объяснить? Скольких женщин он знал, их были десятки. Это не считая пациенток, влюблявшихся в него просто с удручающей регулярностью. Но он взял за жесткое правило никогда, ни при каких обстоятельствах не спать со своими пациентками. Саша стала единственным исключением. Его даже не остановило то, что стань его связь известной, он мог бы в момент лишиться лицензии психотерапевта, да и репутации, которая до этого была безупречной. Но Саша стоила того, он готов был и не на такое для нее. Он вполне мог понять ее мужа, наверняка знавшего обо всех ее мужиках, но молча делающего вид, что все чинно и пристойно. Марк готов был к тому же, лишь бы знать, что будет спать с ней снова и снова. Это было черт знает что, но это было именно так. Чем она держала его? Он много раздумывал над этим, разбирал с позиции психолога и конечно все разложил по полочкам. Но что толку? Изменить-то он ничего не мог, каким бы специалистом он ни был. Она, ее существо, ее нежность, ее запах, ее ироничный ум, ее глаза, губы и ее равнодушие при этом, все в совокупности было неотразимо для него.

* * *

Десяти лет для Малыша как будто не было. Напротив, он стал еще более красив той зрелой, неотразимой мужской красотой, которая вполне может покорить и сердце двадцатилетней девушки. Несколько секунд я напряженно смотрела ему в глаза в паническом страхе. Я не была мужчиной, и у меня не было его неотразимой красоты, напротив, я была женщиной в том возрасте, когда красота уходит, увядает, и никакие ухищрения не способны скрыть следы времени. Я и не пыталась, не боролась за былую свежесть щек, за уменьшение отеков и сеточки под глазами, за четкость овала лица. Мне давно было на все это наплевать. Только теперь на минуту мне захотелось снова стать молодой, но только на минуту, потому что уже через минуту он шагнул мне навстречу, и я забыла, сколько мне лет, и вообще где мы, и что…

— Не смей даже пытаться воспитывать меня или приказывать! — заявил он мне, когда я напомнила, что приехала сюда не одна, но мою язвительность он как об стенку шваркнул. Он никогда ее не принимал и говорил мне не раз, что я — Женщина, и всю многолетнюю коросту на моей душе он не приемлет во мне, и я должна ее сбросить.

Стоя у окна, он смотрел на открывавшийся вид моря и заката:

— Мне плевать на то, кто там и что ждет. Пусть ждет, сколько ему влезет. Я десять лет тебя не видел и не отпущу, даже не надейся.

Он все обо мне знал. Структуры, где он всегда работал, были очень информированы обо всем, чем живут простые граждане.

— Теперь я часто буду в России, так что ты должна быть готова перестроить свою жизнь. Я не принуждаю тебя разрушать твою семью, у меня самого тысяча хвостов. Но ты должна знать, что ты только моя и ничья больше!

Та часть моей души, в которой жил он, все эти годы сжатая до мизерного размера, теперь вдруг выпятилась до невероятных размеров, затмив все остальные уголки, сжав их, задвинув почти в небытие. Остался только он один, как полновластный владелец.

— Антоша, но мне нужно хотя бы его предупредить! — взмолилась я, — Ведь я спала с ним все эти дни.

— Хорошо, позвони ему, — жестко сказал он, — Я, возможно, даже отпущу тебя к нему, но только завтра.

О Марке он навел справки и прекрасно все о нем знал.

— Не думаю, что он сможет составить мне конкуренцию, — усмехнулся Антон, прекрасно зная, что тысячу раз прав. Я позвонила Марку, он молчал долго, потом сказал:

— Я знаю, догадался, что это он. Но я все равно дождусь тебя. Ты помнишь, что через два дня мы улетаем домой?

Антон всегда умел сделать меня счастливой, удалось ему это и сейчас. Теперь было абсолютно ясно, что никакие бритвы мне больше не страшны. Я чувствовала себя молодой, как раньше, как двадцать лет назад, словно их не было вовсе, счастливо смеялась и блаженно висла на нем, тыкаясь губами в его губы и шею, плечи и живот. Это было ни с чем не сравнимое чувство освобождения от непомерного груза, невыносимой тяжести, давившей меня все эти месяцы. Когда я рассказывала ему об этом, он нежно мне отвечал:

— Просто наша разлука слишком затянулась, и ты стала скучать по мне, девочка моя.

Это было правдой, я поняла это сейчас совершенно ясно, его присутствие сделало меня легкой, почти воздушной, я даже в зеркало взглянула на себя с удовольствием.

— Почему ты ничего не ешь? — удивился он, я отмахнулась и повисла у него на шее.

Я вспомнила, что люблю секс. С ним. Все мое существо было настроено на него и даже за столько лет не забыло, не расстроило лада, а, напротив, с готовностью отвечало на любое прикосновение.

— Я знаю, у тебя появились проблемы в твоем бизнесе, — сказал он, когда отдыхал, — Но я уже постарался их решить, так что, когда вернешься, прочти мои инструкции в электронной почте. И, пожалуйста, позволь мне разместить часть твоих средств в некоторые ценные бумаги здесь, в Европе. Уверяю тебя, это очень прибыльные инвестиции, только для избранных. Я хочу максимально избавить тебя от рутинной работы и увеличить твой доход. Ты должна будешь освободить для меня много времени. Теперь это будет возможно.

Он всегда принимал все решения сам в своей жизни, а я появлялась на его орбите тогда, когда нам обоим переставало хватать воздуха, и нужен был живительный глоток.

Я чувствовала, что Антон собирается начать для нас новый этап жизни, пыталась раздумывать, как все это будет, но знала наперед, что он не позволит мне теперь даже шага сделать без своего согласия. Но разве могла я ему сопротивляться? Он был источником жизни для меня, а уже через меня этим источником пользовались все те, кто входил в круг моих близких. Все, что могла я дать родным людям, все это я сама получала только от него.

Он разглядывал меня, как картину: по сантиметру, пробегая сначала взглядом, а потом чуткими пальцами по каждому кусочку моего тела, и только потом уже губами.