Мария Стрельцова
Убить зверька по имени Эго
— Так нельзя, малыш, — сказал он, — Ты подумай над этим. Я уверен, они уже давно все поняли. Но так мучить их — это жестоко. Хочешь, я отвезу тебя к ним?
— Нет. Думаю, что им не понравится мой теперешний образ жизни. А ведь я только-только стала ловить цвет. Ты понимаешь? Он всегда мне не давался. И вдруг! Я не могу сейчас упустить этот момент. Мне нужно его ухватить, как комету.
18
Меня разбудили звуки лета, рвущиеся в открытое окно, шелест и птичьи переливы, я какое-то время не открыла глаз и гадала, сколько сейчас времени. Сергей спал, разметавшись, как ребенок. Взглянув на него, я сразу вспомнила внутреннюю борьбу, которая не давала мне покоя вчера, да и все время с первого момента нашего знакомства. Странные ощущения сжимали меня невидимыми тисками, не давая свободно наслаждаться происходящим.
Он был красив, и это являлось неким укором мне. „Будь он невзрачен, разве отдалась бы ты ему с такой легкостью? И разве смог бы он так повязать тебя невидимым арканом?“ Мы совсем не знали друг друга, о себе я почти ничего ему не говорила еще, он также рассказал не слишком много, только про театральную молодость. Чем он жил сегодня, было пока тайной для меня, но телесный контакт сделал нас настолько близкими, что я уже боялась думать, что будет потом. Прислушиваясь к своим ощущениям, я находила нашу близость естественной, словно быть по-другому и не могло, это и удивляло меня, ведь раньше секс казался мне несколько чужеродным действием,
Такое ощущение было оттого, что порой он отвечал, словно прочитывал мои мысли, и именно это не давало мне свободы, мне было понятно, что даже мои мысли известны ему, а значит, он предугадывает каждый мой шаг и знает все мои слабости.
Накрыв Сергея покрывалом, пока он сладко посапывал, и, накинув на плечи простыню, я вышла на веранду. Было раннее утро, начинался ясный веселый летний день, легкая прохлада освежала мое лицо после сна. Птицы щебетали неистово. Сад оказался очень ухоженным, вокруг дома был разбит шикарный цветник, далее виднелись грядки с клубникой и огородной зеленью, деревья были весной подстрижены, так как зеленые кроны выглядели слишком правильными и живописными. Хозяева были явно профессионалы садового искусства. Вспомнив, что скоро приедут ребята, я поспешила убрать разбросанные вещи, оделась и привела себя в порядок, но тут сзади ко мне подкрался Сергей и, присосавшись к моей шее, снова стал раздевать.
— Ты с ума сошел, скоро ребята придут.
— Электричка только в 9 часов, а сейчас всего шесть утра. Успеем, — шептал он мне, — хочу тебя… люблю…
— Перестань…
— Люблю тебя и совершенно ничего не соображаю.
— Зачем я тебе, толстуха с двумя детьми и другими проблемами личного плана?
— Ты нестерпимо хороша. Меня всю жизнь окружали такие засушенные стервы, требующие удовольствий, что я глядеть больше не могу на худых баб. А дети… Это, конечно, сложно. Я не очень представляю себе контакт с ними, но не думаю, что будут сложности. А слово „толстуха“ к тебе не относится. Ты моя мягкая девочка, моя единственная и неповторимая…
Я слушала все эти признания, конечно, они были продиктованы только его мужским желанием обладать мною сейчас, но меня удивляло, что он произнес слово „люблю“, оно не показалось мне легковесным, мой мозг выхватил его из всех, что я слышала, и оставил на поверхности сознания, как поплавок. „Если поплавок утонет…“ — подумала я и улыбнулась, представив себя бьющейся на крючке рыбой.
Мы еле-еле успели одеться, когда услышали голоса за калиткой. Сергей выскочил встречать ребят, и я, немного придя в себя, тоже вышла на крыльцо.
Приехавших оказалось достаточно много, десять человек, из них две девушки. Одна по виду и манерам очень напоминала маленькую разбойницу, вторая была приятная, среднего роста, шатенка, в меру стройная, в меру спортивная. Обе очень располагали своей открытостью. Я считала это редкостью среди девиц, очень ценила своих подруг и думала, что они исключение из правил, но, оказалось, что бывают еще простые девчонки. Обе они тут же подошли ко мне знакомиться. Разбойница представилась Зойкой, вторую девушку звали Наташей.
— Ну что, пойдешь с нами в поход? — спросила разбойница-Зойка.
Я кивнула, с интересом разглядывая обеих девушек.
— Мы тебе поможем, если что. Не тушуйся, ребята у нас что надо. Ты когда-нибудь ходила в пионерские походы?
— Нет, но в университете мы частенько ходили в пешие походы, а один раз даже плыли по озеру на катамаране.
— Здорово! Как раз на нем тебе и придется плыть. Правда, мы не плаваем, а ходим на катамаранах, и не по озеру, а по порогам, но ты не бойся, на сложных участках, если что, пойдешь пешком.
Наташа доброжелательно посмотрела на меня и сказала:
— Серый сказал, что у тебя нет никакого снаряжения, мы кое-что тебе привезли, пойдем, прикинем.
— Спасибо большое!
Подошли знакомиться ребята. Выделялся высокий и симпатичный парень по имени Глеб. Он заразительно смеялся, говорил и двигался шумно. Кирилл явно был близким другом Сергея, они были даже немного похожи, да и вели себя как дети, обнимались, мутузя друг друга при этом. Невысокого роста паренька все звали Сашенька, он то и дело поправлял очки. Гитаристом и душой компании был Иван, хотя он и не шумел, как Глеб, но шутки, которые произносил Иван невозмутимым тоном, неизменно вызывали хохот. Когда я направилась вслед за девчонками, то невзначай услышала, как Кирилл сказал Сергею:
— Где таких аппетитных пышек раздают?
— Не приближайся к ней, удавлю! — резко ответил Сергей.
— Ого! — засмеялся Кирилл, — Я тебя не узнаю, ты злишься? Вот это да, Прилуцкий, что с тобой?
Девчонки привезли много незнакомых мне вещей, но постепенно все стало понятно. Это были спас-жилеты, непромокаемые мешки для вещей и провизии, спас-концы, эластичные бинты для рук и ног, кеды, в которых предполагалось находиться на воде, таких я не видела с детства. И вообще, оказалось, что на воде, несмотря на лето, нужно было находиться в одежде и даже в шлеме, так как пороги реки, на которую мы собирались, были достаточно серьезными. Меня все это в душе немного пугало, но девчонки успокаивали и подбадривали. Мы разбирали пропахшие походами и дымом костра вещи, выцветшие от воды и солнца, это напоминало мне смутно что-то из детства.
Егор украл спички, а я вечером вылезла в окно.
— Будем сооружать очаг, — сказал он, когда мы пробрались в наше укромное местечко с гамаком из ветвей.
— Очаг… — завороженно повторила я, глядя, как он собирает и укладывает хворост на розжиг. Когда дрова разгорелись, и пламя немного осело, мы стали нанизывать принесенные им сардельки на палочки. Такое мне не разрешали никогда есть, поэтому было невероятно вкусно. Сладкий ужас смешивался с удовольствием, и даже испачканные жиром от сардельки руки нравились мне. Ноздри щекотал дымный запах, что-то сжималось внутри живота, хотелось сидеть, поджав коленки в ссадинах, возле костра. Мелькающее пламя завораживало взгляд, но глаза Егора все-таки были более сильным магнитом. Он деловито посапывал, когда возился с костром, но взглядывал на меня с каким-то непонятным выражением, словно решал, все ли он сделал, как полагается. Я не понимала, что его волновало, мне все нравилось. Следя за направлением его взгляда, я без слов понимала, что нужно подвинуться или, напротив, присесть поближе. Мы любили эти разговоры-переглядки. Только изредка он говорил что-то, и я послушно выполняла все, что он просил. Усевшись к нему в объятия, я смотрела на костер, и мне хотелось сидеть так всегда, слушая стук его сердца и ощущая дыхание над своей головой.
* * *
— Ляля, ты снова не ешь борщ! Что ты между едой хватала? Ведь я запретила тебе аппетит портить. Опять Егор кормил тебя с рук, как щенка? Ну что за игры у вас, в самом деле? Я никак понять не могу. Ты дождешься, что я нажалуюсь его маме, и мы запретим вам играть вместе! Почему ты изображала щенка?