Мария Стрельцова
Убить зверька по имени Эго
В первый раз с мужчиной Алиса была еще в одиннадцатом классе. Это, правда, был никакой не мужчина, а просто Леха из параллельного, вместе они ездили на турбазу. Он боялся больше ее самой, долго возился с презервативом, и все произошло так быстро, что она ничего не поняла, а он больше вообще не приближался к ней и даже в школе отводил глаза. Она подумала, что, оказывается, в этом нет абсолютно ничего хорошего, и недоумевала, отчего ж этому придается везде такое значение. Для себя она решила, что, может быть, она и будет заниматься этим в будущем, если захочет детей.
Потом был еще один раз, уже со знакомым Карэна. Фарик был нежен с ней, ей было хорошо, но он пропал через три дня. Она страдала, Карэн и Зоська мучились этим. Карэн даже пытался поговорить с Фариком, но потом они все втроем увидели Фарика в баре с ослепительной блондинкой. Друзья попытались утешить Алису, они все напились тогда вусмерть и орали песни на всю улицу, возвращаясь домой под утро. С тех пор Алиса больше не была ни с кем. Карэн много работал, и она старалась брать с него пример. Зоська чаще сидела на площадных портретах и серьезно работать ленилась, но Алису Карэн подталкивал. „Не будь дурой, — говорил он, — Ты талантлива, но талант — это, прежде всего, труд“.
Почти два года Алиса ни с кем не встречалась и много работала. Изредка ее приглашали на дискотеки и другие „тусы“ молодые люди из окружения „портретников“, но ничего серьезного обычно не происходило, потому что часа в три ночи Карэн или Зоська находили ее и уволакивали домой, в каком бы состоянии она ни была. Однажды Карэн тащил ее совершенно пьяную, в отключке, просто перекинув через плечо. Они с Зоськой никогда не ругали ее особо, так слегка, но она знала, что им понравится, а что нет. То, что случилось между ней и этим парнем не могло им понравиться, и это было ей неприятно. Атмосфера постоянного труда, в которой она жила последнее время, вдруг нарушилась. Все мысли были заняты произошедшим, тело сладко замирало в воспоминаниях полученной неги, а мозг протестовал: „Это плохо, то, что произошло. Мерзко и стыдно. Ты была словно кошка, тебе захотелось! Грязное животное“, — подумала она о себе, и стало гадко на душе. Но воспоминания о поцелуях обволакивали сознание, и даже мурашки побежали. После душа Алиса позвонила подруге.
— Где будем ужинать? — спросила она Зоську, стараясь, чтобы голос звучал привычно. Та спросила:
— А ты не с этим сегодня? — но, не услышав ответа, протянула:
— Карэнчик будет ждать в „Медее“ в девять, выкатывает сегодня. Кстати, Лева будет.
Лева владел частной галереей. Он был компанейским парнем, а его появление в их компании и совместные возлияния часто заканчивались тем, что какая-нибудь из работ Алисы удачно продавалась. Лева умел видеть сам и преподносить работы художников клиентам. Однажды Алиса видела, как он „сосватал“ ничем не примечательную вещицу Черного Коки, которого на самом деле звали просто Коля. Писал тот так себе, но отчаянно нуждался в деньгах, Лева сделал их ему, и Кока получил почти пятьсот баксов. Художники Леву боготворили. Алису он приметил сразу. Карэн, правда, обронил как-то по пьянке, что Алиса Леве нравится сама по себе, но к чести Левы нужно было сказать, что вел он себя как истинный джентльмен и ничем не выдавал своих личных симпатий. Хотя Алиса порой и ловила его взгляды, но далее движений с его стороны не было. Сама Алиса к его особе интереса не проявляла. Ему было лет тридцать пять, и Алису он считал совсем девочкой. Ей нравилось, что он никогда не смешивал личные интересы с делом. Карэн по пьянке мог злиться на Леву и иногда говорил ему желчно:
— Коммерсант ты чертов, обманываешь художников, как детей. Ну да ладно, дури, кого хочешь, только малышку не трогай.
А Алисе пьяный Карэн всегда шептал в его присутствии:
— Если вдруг Лева все-таки забудет когда-нибудь о выгоде и попытается тебя заарканить, не поддайся, Алик, прошу, будь умницей. Все-таки имеет он на тебя виды, имеет.
Как бы они ни напились, Лева всегда сразу видел работу, которую можно выгодно продать. Иногда он смеялся и говорил, что в опьянении у него открывается третий глаз, который видит даже лучше, чем обычные глаза. И впрямь, нагрузившись наравне со всеми, он выискивал настоящие изюминки в завалах картонов и холстов, к которым его притаскивали художники, заманить пьяного Леву к себе считалось большой удачей.
Слышала Алиса, что есть пара художников, самих продающих свои работы, да и Карэн никогда услугами Левы не пользовался, хотя тот бы не отказался погреть руки на нем. Перспектива ужина в „Медее“ с Карэном и Левой улучшила настроение Алисе. Она начала раздирать гребнем непослушные волосы, выбрала платье, состоящее из пары десятков шифоновых лоскутов, свободно свисающих почти до щиколоток, с разводами цвета спелой пшеницы на фоне бледной зелени, собственный ее батик. В их окружении таким вещам знали цену и воспринимали как визитку, однажды даже кто-то подтащил к ней одного из модных московских модельеров, и тот начал ей предлагать у себя работу, но Карэн выдернул ее из пьяного круга и накричал на нее:
— Не думай о ремесле. У тебя живописный талант, а поделки оставь для женских шмоток.
Кэрри, как она называла его, не мог желать ей плохого, и она умчалась скакать под крики ди-джея, наплевав на модельера и ничуть не печалясь об упущенной возможности стать высокооплачиваемым приложением кого-то.
Она решила не заплетаться, Леве нравились ее волосы. Чтобы они не путались своими упрямыми завитками, Алисе пришлось обильно смазывать их специальным гелем, который помогал делать их шелковистыми, а не жестковатыми, какими они были от природы в связи с чрезвычайно вьющейся структурой. Поглядев в зеркало, Алиса подумала, пудриться или нет. Она не любила свои веснушки, на всяких вечерах пыталась запудривать их тональной пудрой, но сейчас она решила не пользоваться косметикой. Неподведенные глаза и веснушки делали ее лицо наивным, ребяческим, но сейчас ей не хотелось выглядеть старше, ей хотелось сегодня нравиться Леве. Схватив самодельную холщовую сумку, отделанную в технике макраме плетением, она выпорхнула из дома и помчалась в „Медею“. Уже когда она почти входила в бар, заметила, как рядом припарковался BMW чернильного цвета, но за тонированным стеклом не видно было человека за рулем. Сердце ее заколотилось, но она попыталась стряхнуть волнение и, сделав беспечное лицо, вошла в бар.
Как обычно они напились, хотя Алиса почти не пила сегодня, но всеобщее братание и ор поддерживала. Они вывалились из бара почти в два часа ночи.
— Алик! Идем к тебе! — орал Лева, — Я чувствую, что сегодня найду у тебя что-нибудь для моего нового клиента. Он сегодня спрашивал о твоих работах.
Когда они все тащились к ней, Алиса ревниво оглянулась и удовлетворенно отметила, что чернильный BMW медленно тронулся и сопровождал их почти до дома. Лева выбрал три картона.
— Девочка моя, а когда будет масло? — спрашивал он, качаясь от выпитого. Карэн и Зоська, поддерживая его с двух сторон, тоже пьяно теребили ее:
— Где масло? Ленишься? Гробишь свой талант.
Карэн заметил свежесчищенный холст, понял и обратился к Леве:
— Творческий кризис, поиск. Она в поиске, Лева, девочка ищет. Клянусь, из нее будет толк.
— Может, ей некогда писать? — вопрошал Лева и глядел пьяно на Алису.
— Может, в голове ветер и гулянки? Ты должна много работать, малышка! Ты не должна отвлекаться на глупости, запомни. Не смотри на наши пьяные рожи, и не вздумай делать то, что делают эти грязные свиньи с площади по вечерам, — он намекал на площадных художников, которые чаще всего после рабочего дня нажирались в компании с такими же, как и они сами, распущенными дамами-художницами где-нибудь в кабаках, пропивая дневную выручку. Алиса с тоской подумала, что он сказал бы, узнав о сегодняшнем ее госте, ей очень не хотелось потерять благосклонность друзей. Лева наклонился к ней и зашептал:
— Позвони мне завтра, есть хорошие новости. Эх, была бы ты совершеннолетней! — махнул он рукой. Он часто говорил ей, что она несовершеннолетняя, когда был пьян. Когда она спросила его однажды, что он имеет в виду, он ответил, что на самом деле женщина
— Пока это твоя защита от таких, как я, — говорил он, — Но бойся мужланов. Ты не для них. Слишком чиста и слишком красива. Работай, Алик, работай, шлифуй свой талант, — говорил он ей. Она слушала его и старалась соответствовать. Лева часто говорил ей, что она красива, ее удивляло это. Как может быть красива веснушчатая рыжая лохудра? Но иногда, глядя в зеркало, она начинала верить Леве. Особенно после душа, когда разглядывала себя обнаженной. Тело ее приобретало женственность медленно, но все-таки к двадцати годам она стала очень привлекательна. Мелкие веснушки покрывали не только лицо, но на спине и нежном декольте они смотрелись как мелкие блестки, а когда тело золотил загар, их не было заметно вовсе.