Мария Стрельцова

Убить зверька по имени Эго

— Пусти меня, Неля, — сказал он, и в его голосе было волнение и просьба, так что Неля протянула руку и открыла, не отрывая от него глаз. Он шагнул в открытую калитку и схватил ее на руки.

— Я дурак, полный дурак! Ты простишь меня?

У нее немного закружилась голова от такого быстрого перемещения, и она схватилась за шею Стаса. Они долго целовались и никак не могли сдвинуться с места, но он все-таки ей шепнул:

— Поехали ко мне?

Она кивнула.

— Давай заедем на тот ручей, что ты мне показывал вчера, — попросила она. Он улыбнулся:

— Тебе понравилось там?

— Мне понравилось, как ты пел.

В наступающих сумерках они шли через тот же лес, но все выглядело уже иначе. Ручей тоже смотрелся по-другому, но было не менее красиво. Стас все время держал ее за руку. У ручья Неля подошла поближе к воде, она оказалась почти ледяной.

— Здесь холодные ключи бьют, — сказал Стас и подошел к ней сзади. Она замерла в ожидании, и ее ожидания оправдались, он прижал ее к себе и, наклонясь к ее уху, стал трогать его губами. Она не выдержала, повернулась, и они снова целовались.

— Неля… поехали домой… — зашептал он, но она напряглась в испуге:

— Стас… только ничего не будет пока, слышишь?

— Конечно, конечно… Просто здесь… мы стоим. Я спою тебе снова. Тебе понравилось, как я пою?

Они пошли назад и, пройдя через лесок, сели в машину.

На даче они оказались только к десяти, уже стемнело. Стас снова целовал ее в цветнике, потому что они никак не могли дойти до крыльца. Цветы сильно пахли сейчас, слышался стрекот цикад, сверчков, каких-то птиц. Неле казалось, что она слышала даже соловьев, но трели были какие-то необычные. В доме она пошла ставить чайник. Стас достал сумку из машины:

— Я съездил в город и купил тебе всяких сладостей.

— Почему мне?

— У меня пищевой план, мне нельзя, — напомнил он ей.

— Ну, иногда можно же нарушить?

— Нет. Не могу, я дал себе слово.

— Для тебя это так важно?

— Я сделал это для тебя.

Она замерла с чашкой в руке, глядя на него:

— Как для меня? Что именно?

— Изменил композицию тела.

— Как изменил? Какую композицию?

Он наклонил голову и сказал:

— Я хотел тебе понравиться, но ты год назад сказала, что я не мужчина, а принц из сказочной страны.

— Я так сказала? Не помню. Ну и? Как же ты изменил эту самую свою композицию?

— С помощью тренировок и специальных добавок.

— Стероидов?

— Давай изменим тему? — попросил он. Она увидела, что этот разговор напрягает его, и согласилась:

— Конечно. Но ты классно выглядишь! Хотя, мне кажется, что ты таким был всегда.

Он накупил ей, оказывается, пирожных, эклеров с кремом, зефира в шоколаде, „Рафаэллы“ и йогуртов. После чая, к которому он почти не прикасался, они сели перед камином и включили телевизор, но Стас потушил свет и снова стал ее целовать.

— Слушай, а твоя теория все-таки сработала, — улыбнулась Неля.

— Теория? Это не моя теория, — ответил он ей, продолжая целовать ее в шею, — Это всемирный человеческий опыт, я тут совершенно ни при чем.

— Ты специально меня мучил?

— Начитался всякой чепухи.

— Какой чепухи? Ну-ка, рассказывай.

— Но ведь сработало?

— Ты довел меня почти до белого каления.

— А теперь? Я уже не так тебе интересен? — глянул он ей в глаза. Она опустила ресницы и призналась:

— Сейчас все по-другому, но не менее романтично.

— Романтично? — удивился он, — Я не думал об этом. Конечно, все женщины любят романтичных героев, как я забыл?

— А ты применил технику „короткого поводка“ и думал, что именно она меня покорила?

— Разве нет?

— Какой же ты дурак, Стас. Мне понравилось совсем другое.

— Но „короткий поводок“ тоже сыграл свою роль.

— Он сыграл роль катализатора и все. Главное — все равно другое.

Они смотрели друг на друга в темноте, и она подумала: „Откуда в нем все это? Ведь ему так мало лет. Почему мне всегда казалось, что мои сверстники-парни совершеннейшие недоумки? Он не похож ни на кого из них. Начитался… применял на мне какие-то техники. Это, конечно, по-детски, но… Он сам почувствовал, что все это глупости“.

— Стас, а я ведь о тебе ничего почти не знаю. Ты удивил меня за это время. Смог удивить, — поправилась она.

— Это было частью плана, — ответил он спокойно, продолжая смотреть на нее.

— Ты далеко не глуп. Тебе удался твой план, хоть пока и не до конца.

— Я уже не хочу никакого плана, — сказал он задумчиво и даже отстранился от нее немного, продолжая обнимать ее одной рукой за плечи.

— Все? Стало неинтересно? Нет никакой борьбы? — спросила она насмешливо.

— Нет, здесь другое. Я вдруг понял, что это все искусственное. А чувство не может быть зажато в искусственные рамки и никакие „замкнутые пространства“ не могут его породить.

— Но ведь я почти влюблена в тебя. Разве не этого ты хотел?

— Да, прости. Тебе хочется романтичности, признаний, цветов, поцелуев.

— Все это уже было за эти двое суток. Ты преуспел.

— И понял, что проиграл.

Она поежилась, хотя было тепло. Ей показалось, что теперь она неинтересна ему, что он разочарован и только ищет повода как бы приличнее отделаться от нее сейчас, чтобы не обидеть.

— Я пойду спать, — сказала она и встала, — Пожалуйста, не ходи за мной.

Он не сделал ни одного движения, когда она убрала его руку со своего плеча. Она долго ворочалась, но уезжать снова в ночь было нелепо. „Высплюсь здесь, а завтра нужно прекращать весь этот спектакль“, — подумала она с грустью, потому что ей было жалко своей только-только зарождающейся влюбленности в него.

33

Наконец, позвонили родители и сообщили, что едут с детьми домой. Волнение мы даже не скрывали и в аэропорт поехали почти за два часа до прибытия чартера. Детей я увидела еще издалека. Сергей стоял немного позади меня и страшно волновался, хотя виду не подавал и человек, его не знающий, ни за что бы не догадался ни о чем. Все-таки он был хорошим актером. Родители немного отстали, а Машка и Стаська кинулись ко мне со всех ног, чуть не сбив круглую маленькую женщину с баулами.

— Мама! — заорала Машка и смешно обхватила свои пухлые щечки ладошками, — Это ты, что ли?

Стаська без вопросов прижался ко мне. Я, присев на корточки, целовала его.

— Машенька, иди, я тебя тоже обниму!

Машка обняла меня но, отстранившись, сказала:

— Мама, ты времени зря не теряла. Я знаю, как эта диета называется — жокейская!

— Боже, откуда ты всего этого нахваталась? — изумилась я.

— А ты кто? — спросил Стаська Сережу. Тот просто ответил:

— Я Сережа. Не помнишь меня?

— Помню, ты нас на серебристой машине катал! — заорала Машка.

— Господи, дочь, что же ты так орешь? Дети, Сережа будет теперь с нами жить, — сказала я.

Они молча уставились на него, потом посмотрели на меня. Стаська спросил:

— А что ты умеешь делать?

— Все умею, — ответил, улыбаясь, Сергей.

— Ты теперь будешь нашим папой? — деловито спросил мой сын.

— Нет, папа у вас есть, я буду просто Сережа.

— Понятно, — удовлетворенно кивнул Стаська и взял Сергея за руку. Машка поглядела, прищурившись, на него и хитро спросила:

— Так ты теперь мамин муж?

— Да.

— А можно, когда я вырасту большая, потом тоже выйду за тебя замуж?

Мы переглянулись, и Сергей, усмехаясь, ответил:

— Это только если мама разрешит.

Подошли мои родители. Мама ахнула, увидев меня:

— Ляля, боже мой, как ты похудела! Ребенок мой дорогой, — бросилась меня целовать.

После объятий я представила им Сергея. Мама испуганно на него смотрела, а папа, смущаясь, пожал ему руку.

— Сережа теперь будет с нами жить, он все умеет, и будет катать нас на серебристой машине! — тарахтел Стаська, пытаясь донести до дедушки с бабушкой эти известия.

— Да, да, конечно, — смущенно отвечал мой папа, поглядывая на Сергея. Мама, округлив глаза, по-моему, не способна была ни слова произнести.

— Так, давайте к машине, — распорядился Сергей, и все послушно пошли за ним. Стаська гордо держал его за руку и все оборачивался, все ли видят, что он идет с Сережей. Машка, немного задержавшись, подбежала, но вторая рука у Сергея была занята чемоданом. Машка начала отбирать Сережину руку у Стаськи, и, как всегда, началась потасовка.

— Так, — сказал Сергей, останавливаясь, — Маша — девочка, и ты должен ей уступить, как истинный джентльмен, а сам лучше помоги маме, возьми вон тот пакет.