Мария Стрельцова

Убить зверька по имени Эго

Я замотала головой отрицательно:

— Сереженька, меня не видно будет и не слышно. Только не прогоняй!

Он вздохнул:

— Ну что с тобой делать? Только имей в виду, веселить тебя будет некому.

— Я на все согласна. Буду сидеть тихо, как мышка, лишь бы тебя все время видеть.

Он ушел. Я видела, как он среди этих незнакомых людей уже с кем-то разговаривал, смеялся, кому-то жал руку. Он был прост и естественен, хотя накануне я видела, что он волнуется, теперь волнения заметить было невозможно. Знаком мне был только Владислав Петрович, он суетливо бегал среди уверенных мужчин и странных, в своем большинстве, женщин. Мужчины почти ни один не вызывали никаких вопросов, но женщины выглядели колоритно. Одна высокая, в маникюре и легком норковом манто, бегала за режиссером с какими-то бумагами и была очень похожа на засушенную канцелярскую крысу, хотя на лицо очень миловидна. Еще одна вальяжная молодая дама смеялась грудным голосом и вела себя раскованно, так что было ясно, она женщина какого-то начальника здесь, но вдруг кто-то рявкнул на нее, она вся сжалась, и вальяжность ее вся слетела. Выглядело все это комично.

Какие-то блеклые деловые женщины суетились на площадке. На них почти никто не обращал абсолютно никакого внимания. Правда, тут суетилось и множество неприметных мужчин, вернее всего это был обслуживающий персонал. Мужчина, которого я считала режиссером, о чем-то разговаривал с Сергеем. Тот внимательно слушал, но смотрел куда-то в сторону. Потом кто-то что-то крикнул, и вдруг площадка опустела в мгновение ока, вспыхнули осветительные лампы, и оператор с камерой на какой-то сложной конструкции, как на шарнирах, плавно спустился поближе. Сергей скинул куртку и шагнул на площадку. Я поняла, что это, возможно, еще одна проба. Тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, я приблизилась к столпившимся людям и из-за их спин наблюдала за съемкой. Сергей играл какую-то сцену, наверное, из будущего фильма. Он ходил туда-сюда по пятачку с еще зеленой газонной травой, несмотря на осень, и что-то говорил, я не очень слышала, что. Он был спокоен и раскован, плечи расправлены, голова абсолютно свободно двигалась, слова лились легко и естественно. Сцена закончилась, послышался крик „Стоп“ и вокруг захлопали.

— Всем спасибо, перерыв до часу дня! — закричал мужчина, вертевшийся рядом с режиссером. Тот подошел к Сергею, похлопал его по спине и с улыбкой что-то говорил ему. Я знала, что хвалил. Вздохнув с облегчением, я засеменила к машине, села и попыталась согреться. Скоро пришел Сергей.

— Ты видела пробу? — спросил он, я кивнула.

— Поехали, съездим ненадолго в город, нужно подписать кое-какие бумаги и взять поизучать контракт и последний вариант сценария. А к часу вернемся, посмотришь съемки. Я должен буду появиться в камере минуты на три.

Два часа мы ездили по шумной, бурлящей машинами и людьми Москве, Сергей бегал куда-то, приносил какие-то бумаги, отдавал их мне, и мы снова куда-то ехали.

* * *

На съемочной площадке уже кружился народ. Сергей, поцеловав меня, убежал, и видно его не было. Я бродила среди съемочной группы, поглядывая по сторонам. Днем немного потеплело, и можно было скинуть капюшон и расстегнуться. Осеннее солнышко слабо пригревало. Ко мне подсеменила канцелярская девица и, глядя поверх очков, вежливо спросила:

— Простите, вы не могли бы пройти со мной?

В ее голосе не было ни угрозы, ни строгости, но я испугалась, как школьница, застигнутая при опоздании на урок.

— Вот мой пропуск… Я с Прилуцким Сергеем… жена… — залепетала я. Она сладко улыбнулась тонкими губами и еще более вежливо продолжала:

— Нет, нет, вы меня не поняли! Вас приглашают. Помреж.

— Кто? — удивилась я.

— Помощник режиссера по работе с актерами, — и она указала глазами на молодого, подвижного мужчину, который тревожно поглядывал в свои записи. Я согласно кивнула девице и проследовала с ней. Мне было крайне интересно, что же этому самому „помрежу“ от меня могло понадобиться. Мы подошли, познакомились. Он представился Василием. Я — просто Леной.

— Леночка, тут такое дело, — отвел он меня в сторонку, внимательно глядя мне в лицо. — Вы приехали надолго?

— На неделю.

— Как бы вам это сказать… — он почесал переносицу, — У вас такое лицо… необычное, такая фактура… В общем, вы очень понравились, разрешите, с вами побеседует наш режиссер? — увидев мое движение протеста, он затараторил, — Только поговорить, только поговорить. Прошу вас! Ни к чему совершенно это вас не обяжет и никаким образом не отразится ни на чем.

Я широко открыла глаза от удивления:

— А на чем это может отразиться?

— Нет, нет… Вы меня не поняли, то есть, я неправильно выразился… Прошу вас, очень… — Он так жалобно на меня смотрел, что я кивнула:

— Хорошо, но только… я не актриса… и не собираюсь ею быть.

Он повел меня куда-то в обход площадки, мы лавировали среди съемочной техники. Наконец, меня представили режиссеру. Он сидел на раскладном кресле и пил кофе, рядом стояли и сидели еще несколько человек. Я растерялась, но он поставил чашку и, как пантера, грациозно подскочил ко мне, ухватил за локоток и ласково, но настойчиво поволок в сторонку.

— Леночка! Мне очень приятно познакомиться с вами. Мало того, что я Прилуцкого еле уговорил сниматься, он вдруг привез с собой зримое доказательство того, что был почти прав, отказываясь ради вас от съемок. Если честно, я бы тоже отказался ради такой женщины от любых съемок, если бы поставили такое условие.

Окончательно смутившись, я покраснела и опустила ресницы. Он улыбнулся, заметив это, и плотоядно на меня взглянул.

— Я совсем смутил вас. Простите, я не должен был. Но вы… как бы это сказать… вы меня зацепили.

— Я? Когда? Я в машине сидела… — глупо оправдывалась я, пытаясь защититься от него.

— Да мне одного взгляда на вас было достаточно, чтобы понять. Можно я вас попробую?

Это прозвучало двусмысленно, но он не поправился и продолжал внимательно рассматривать меня. Я молча смотрела на него, стараясь не метаться и выглядеть спокойно.

— Мне хочется снять вас в кинопробе. Всего одна проба! На память!

— Но я ничего абсолютно не смыслю в этом, ничего не умею.

— Вам не нужно ничего уметь! — с жаром обратился он ко мне, — Пойдемте, — увлек он меня за собой, и я беспомощно волоклась за ним, так как он ни на секунду не отпускал мой локоть. Он затащил меня на площадку чуть ли не силой и что-то кому-то быстро говорил. Ко мне подскочили шустрые многочисленные ребятки, моментально набросились, стащили с меня куртку, что-то поправляли, быстро работали по моему лицу кисточками с пудрой, я хлопала ресницами, не успевая ничего сообразить. Вдруг включился свет, ослепив меня, я попыталась защититься, но голос в мегафон сказал:

— Уберите руку от лица! Смотреть в камеру!

Я послушно вскинула глаза туда, где мне казалось, должна была быть камера, и осталась стоять в нелепой позе посреди пятачка, одна, в окружении всей этой толпы, безразлично и по-деловому взирающей на все, и только голос в мегафоне держал со мной связь:

— Медленно поворачивайте голову, приоткройте рот, дышите, черт возьми! Дышите! Так, теперь смотрите влево… вверх… вниз! Улыбнуться! Еще! Шире! Смеяться!

Смеяться я не могла, только испуганно смотрела вокруг, потом закрыла лицо руками. Мне было ужасно неловко.

— Можно, я уйду?! — крикнула я, — Вы что-то перепутали. Я приехала с мужем и скоро уеду. Зачем все это? Это нелепо! Отвечайте, в конце концов! — почти разозлилась я, потому что мне никто не отвечал, все хранили молчание.

— Стоп! — вдруг прорычал мегафон, — Всем спасибо! Превосходно!

Свет погас, ко мне подскочила девушка, накинула мне на плечи мою куртку. Меня снова подхватил режиссер:

— Благодарю вас, дорогая. Прошу, ничего не бойтесь! Не уходите, будьте поблизости, я сейчас занят буду, но потом обязательно должен буду с вами побеседовать, обязательно.

И он почти поскакал, как иноходец, куда-то, крича:

— Все готовы?

44

Я не могла отдышаться и быстро спряталась от взглядов за какими-то непонятными конструкциями. Отсюда было видно, как появились актеры и Сергей среди них, уже загримированный, на нем был сценический костюм, напоминавший обтекаемый скафандр, снимали явно фантастику. Сергей не мог меня видеть, потому что свет бил в середину площадки, а я стояла за пределами освещения. И, хотя был день, все равно это имело значение. Съемки шли почти три часа. Все издергались совершенно. Режиссеру все не нравилось: то свет, то разворот головы актрисы, то складка не там на одежде, то Сергей повернулся спиной, когда еще снимали. Это, на мой взгляд, было просто издевательством, а не съемкой кино! Все рухнули в изнеможении, когда прозвучал сигнал: „Все!“ Я смотрела на все с ужасом, совершенно не понимая, как из этого может получиться хоть что-нибудь, напоминающее кино. Режиссер был явно душевнобольным, толпа немых и глухих людей, постоянно снующих по площадке, раздевающих и одевающих актеров, какие-то крики, реплики. Сергей сказал в кадре всего два слова. И это снимали почти три часа! После всего этого ужаса множество суетившихся всего несколько минут назад людей просто испарились куда-то. Стало тихо и пусто, осталось только три человека, один из них был режиссер.