Мария Стрельцова
Убить зверька по имени Эго
Когда пьяная компания уходила, унося ее картоны, Алиса выглянула в окно. BMW, постояв и дождавшись их из подъезда, развернувшись, уехал. „Хотел убедиться, что никто не остался с ней ночевать“, — подумала Алиса. Это ее рассмешило. Получалось, что он пас ее. Значит, ему не все равно?
8
Я твердо решила с сегодняшнего вечера сесть на диету, начать тренироваться, заняться очищением организма и массажем. С этими мыслями я гордо зашагала домой. Домашние заботы на какое-то время заставили меня забыть свои планы, но перед сном я с удивлением вспомнила, что ничего не ела, вообще забыла про еду. С удовлетворением я выпила чистой воды и с этим уснула. Утром, когда я вошла в наш офис, то уже через все стеклянные перегородки увидела Александра Васильевича. Он почти побежал мне навстречу с розой в руках. Роза была нежно-кремовой и невероятно благоухала. Я смутилась страшно, но призналась сама себе, что ждала чего-то подобного.
Мы мило побеседовали ни о чем и прошли ко мне в секцию, чтобы обсудить макет сайта. Идей у Александра Васильевича была масса. Оказывается, он принес прекрасные фотографии из жизни театра, на многих был он сам, играющий роли в спектаклях. Ему хотелось, чтобы на сайте фотографии непременно присутствовали и как-нибудь эффектно веерно открывались. Согласно кивая, я записывала пожелания клиента, а он фонтанировал остроумием, сыпал комплиментами и закончил тем, что пригласил меня на театральный капустник. Зардевшись, я с радостью приняла приглашение, только немного замялась. Он поспешно сказал, что, если я желаю, могу придти с мужем или с подругой, но ждет он меня, и ему абсолютно все равно, с кем я буду. Весь день я провела словно в тумане. Лелька взяла отгул, поделиться было не с кем, только Эдик тут же подскочил ко мне, но ему я сказала:
— Малыш, вот схожу один разочек, а потом обещаю, что и ты будешь туда вхож.
Эдик ослепил меня, как всегда, своей обезоруживающей улыбкой:
— Ты всегда делаешь меня счастливым. Только не забудь, замолви словечко.
Дома я даже детей не слушала, все думала, как пойду на этот самый капустник. Ведь там, наверняка, будет много актеров, каких-то других близких к театру людей. Я никогда не была тщеславна, не стремилась к лидерству, в компаниях всегда уступала эту роль другим, лишь слушала, часто усмехаясь в душе, вслух стараясь никогда не высказываться резко ни за, ни против, но при этом люди были уверены, что я не только внимательно смотрю и слушаю, но и активно участвую в разговоре. Умение слушать и помалкивать не раз помогало мне быть приятной собеседницей.
На эту вечеринку очень хотелось надеть что-то необыкновенное. Естественно, я собрала совет — то есть позвала Альку. Она ахнула, узнав про приглашение, и мы начали перекапывать все мои наряды. Няня была строго-настрого предупреждена, что ночью меня, возможно, не будет, и она должна остаться ночевать с детьми. В восемь я позвонила Александру Васильевичу, и он сказал, что заедет за мной. В волнении я вышла из подъезда раньше назначенного времени, но вдруг неожиданно успокоилась, когда увидела его за рулем, весело помахала ему рукой и легко села в машину. Он, сияя улыбкой, вытащил откуда-то розы. Я совсем пришла в себя, и даже благосклонно улыбнулась.
— Как вы ослепительны сегодня! — воскликнул он и приложился к моей ручке, а я подумала, что удивилась бы другой реакции с его стороны. Мы поехали. Слава богу, соседей никого во дворе не наблюдалось.
Мы подъехали к зданию театра, там уже было много людей. Капустник намечался в актовом зале, там стояли накрытые столы, народ все прибывал, была пара лиц, которые мне показались знакомыми, хотя театр я посещала редко. К Александру Васильевичу все обращались с великим почтением, на меня смотрели с интересом, мужчины, с которыми меня знакомили, прикладывались к моей ручке. Шутки и выступления сыпались, как из рога изобилия, в зале стоял смех, все вели себя очень непринужденно. Окружающие меня люди казались мне талантливыми и красивыми, я просто наслаждалась. Александр Васильевич радостно заглядывал в мои горящие глаза, нежно пожимал мою руку и всячески старался прокомментировать непонятные моменты. Несколько раз за вечер я ловила на себе настойчивый взгляд черных глаз парня лет двадцати семи на вид, который сидел недалеко от нас.
У бабушки в саду было много старых деревьев, и среди них возле самого забора, в узком проходе между ним и домом, росла раскидистая, очень старая вишня. Весной она обильно цвела и ветвями свешивалась в открытое окно, за что бабушка никак не хотела коротко обрезать эти ветви, зимой их связывали, чтобы они не выдавили стекло. Этот сорт вишни был необыкновенным. Сладким, с кислинкой, с каким-то незнакомым привкусом и ароматом. Бабушка гордо говорила, что это один из гибридов черешни и ацеролы. Мне нравилось экзотичное слово „ацерола“. Я любила пролезть под низко склоненную крону и прямо губами срывать эти вишни, брызгавшие обильным соком во рту, это доставляло мне несказанное наслаждение.
— Егор, какие у тебя черные глаза, как наша ацерола!
Мне хотелось погрузиться в бархатную черноту его глаз, где мне чудились неведомые глубины. Держа его голову обеими руками, я могла подолгу вглядываться в эти глаза, пытаясь понять, что же так волнует все мое существо. Он терпеливо сидел, старясь не моргнуть, позволяя мне делать с ним все, что вздумается. Егор был черноволосым, большие выразительные глаза придавали его облику романтичность, но ему, подвижному мальчишке, трудновато приходилось себя сдерживать, так что терпеливое сидение являлось для него значительной жертвой. Я же всегда подолгу созерцала, перебирая его волосы и возникавшие мысли, нанизывая их как бусины, и мой маленький пленник был обречен мучиться, но ему это нравилось.
Мы чинно гуляли, держась за ручку, он был намного выше меня, рядом с ним я казалась куклой с пухлыми губами. На фотографиях того времени я выглядела именно лялькой, но Егор и в семь лет был уже вполне большим мальчиком. С другими мальчишками он не хотел больше играть, когда появилась я. Мы сразу подружились, подолгу сидели над старинными книжками с удивительными картинками, которых у бабушки было много. Егор был выдумщик и фантазер, он постоянно придумывал для нас невероятные приключения.
Мы облазили все окрестные сады, берег реки, какие-то сараи и развалины старой церквушки, разрушенной еще в старые советские времена. У нас было много тайников в разных местечках, каких-то цветных стеклышек, фантиков, обрывков блестящей бумаги. Он разыскал укромную нишу в обрыве, и это стало нашей „пещерой“, хотя поместиться там можно было с трудом, лишь только, если я садилась к нему на колени. Один раз мы так пережидали дождь, и я даже уснула, положив голову ему на плечо, а он не спал все это время. Я чувствовала его дыхание рядом со своей щекой, мне было уютно, и нравился его „мальчишеский“ запах, что-то пропахшее костром или спичками, горьковатое и волнительное. Этот запах был обещанием тайны, приключений, невероятных фантазий, которыми Егор был просто напичкан. Мы бегали с ним как заведенные, и я хохотала заливисто, он всегда старался смешить меня. Мальчишки пытались „примазаться“ к нам, но Егор их „отшивал“ рьяно, а городских девочек моего возраста в деревне не было.
К деревенским же играть меня никогда не пускала бабушка. Однажды две старшие девочки поймали меня, напугав до смерти, они стали меня щипать злобно, дергать за волосы, только бабушка и смогла пресечь это. Так что я стала бояться этих жестоких девочек. Егор жил на соседней даче, его мама и бабушка церемонно, по-интеллигентски, общались с моей семьей, а нашу дружбу с Егором поощряли всячески. Я всегда была молчаливой, но с ним могла разговаривать много и азартно, смеялась и чувствовала себя свободно, словно с родным братом, с ним мы искренне любили друг друга.
В первое же мгновенье меня охватило неясное беспокойство. Встретить такие, по-настоящему черные, глаза не так просто. Даже чернота бывает разной, особенно если это касается цвета глаз. Что-то томительное было для меня в этом. Черноглазый парень улыбался редко, посасывал через соломинку коктейль и лениво поглядывал на всех. Я обратила внимание, что многие его знали и приветливо обменивались с ним репликами. Женщины мило задевали его, но сидел он все-таки один. Когда Александр Васильевич ненадолго покинул меня, незнакомец вдруг подошел ко мне и сказал, усмехаясь:
— И где только наш старый ловелас находит таких необыкновенных женщин! Нас не познакомили. Позвольте представиться — Сергей Прилуцкий, — при этом он смотрел мне прямо в глаза, как будто пытался проникнуть внутрь меня.