Александр Яковлев
Драйверы
— Если нас, как ты образно выразился, „допросят“, — подстегиваемый любопытством, не выдержал я, — то какая разница, скажем мы чуть больше или чуть меньше? Если дело дойдет до ногтей и иголок — я лично сразу во всем сознаюсь. У нас что, в кузове
Гена как-то посерьезнел лицом, помолчал, глянул на Ахмета. Тот по-прежнему сидел с непроницаемым выражением.
— Вообще-то, как привлеченные к операции, вы действительно имеете право знать. Не все, разумеется, но… Нет, Виктор Сергеевич, в кузове у вас не наркотики и не валюта — там у вас контейнеры с оружейным плутонием!
Я вздрогнул, словно через меня пропустили разряд тока, а Гена невозмутимо продолжал:
— Сейчас их мои специалисты потрошат в одном из капониров. Ну что, Витя, легче тебе стало от этой информации?
— Легче — не легче, не в этом дело. Не люблю, когда меня втемную используют, — ворчливо сказал Борька. Похоже, он даже не понял смысла того, что сказал Гена. Тоже мне — филолог…
Оружейный плутоний! Этого нам только не хватало!
— И много мы успели схватить? — поинтересовался я.
— Ничего вы не „схватили“, — успокоил нас Логинов. — Материал защищен настолько надежно, что на этих контейнерах можно годами сидеть.
— Вот и сиди на них сам годами. Посмотрим, что из этого выйдет, а я лично не желаю ни сидеть, ни лежать даже поодаль от этой заразы. Сколько?
— Сорок микрорентген в час.
— Не очень, конечно, но и немало… При фоне — двенадцать.
— Здесь, в Карелии, почти везде восемнадцать-двадцать…
— Знаю, знаю… Но ты все же объясни нам с Борькой — в чем соль вашей хохмочки? В чем смысл всей этой бодяги с переодеванием? На кой фиг вообще понадобилось нам сюда заруливать? Довезли бы спокойно эту срань до Питера, а там бы уж вы и подключались…
— Э-э-э… — неожиданно сказал Ахмет. — Это такая большая операция, дядя Витя, что все о ней знает только несколько человек. Я думаю, что даже товарищ полковник всего не знает. И я не знаю.
— Слюшай, ты, восточный чилавек, — несмешно передразнил Ахмета Боб. — Кто спрашивает о всей вашей дюже секретной операции? Ты объясни мне — каким образом в нашем железном ящике контейнеры с оружейным плутонием оказались? Вот уж чего не понимаю! Водку мы выгрузили — ящик был пустой, потом металлолом погрузили, ящик закрыли и поехали. Эти ваши контейнеры как в кузов попали? Их что, те мариманы под Мончегорском туда сунули? Так я же наблюдал за погрузкой в тундре. Витька в кабине спал, а я все время рядом был, смотрел и даже помогал по мере сил. Никаких мешков с ураном и бочек с плутонием морячки нам не грузили. И контейнеров я что-то не приметил.
— А ты хоть представляешь, как они выглядят? — спросил Логинов. — Визуально их даже специалисты от крупных кусков металлолома не отличат. А радиоактивность у них, благодаря сильной защите, практически чуть выше фоновой. Вот так, Борис Евгеньевич. А мариманов тех горемычных не поминайте нехорошим словом — из них только один в курсе был, но мы его уже взяли, — Гена опять посмотрел на часы, — два часа назад. Завтра в Москву переправим… Все, мужики, не обижайтесь, но диспут закончен. Больше я вам все равно ничего не скажу. Вы уже и так лишнее узнали. А дальше так — хотите мне помочь — часа через полтора выезжаете отсюда и двигаетесь на машине до места разгрузки. Не хотите — через три часа отправлю вас вертолетом в Питер, а вместо вас с Ахметом других людей пошлю. Я понимаю — вы в это дело попали случайно, так что с моей стороны к вам — никаких претензий…
— Слышь, Витька, он нас благодарит за службу и отпускает на все четыре стороны. Добрый человек… — задумчиво сказал Боб. — А ведь получается, что теперь мы слишком много знаем. Не думаешь, что нас мочить скоро будут? Или, выражаясь профессионально — уберут.
— Тьфу на тебя, — сказал Гена. — Большой, а дурак…
— Сам дурак, — отхамился Борька. Ему, сержанту запаса, обозвать полковника дураком, наверное, было очень даже в кайф.
* * *
Мага взял с собой двоих бойцов — больше ни к чему — и на своем джипе „тойота“ устремился по Мурманской дороге навстречу „КамАЗу“. В принципе, мог послать кого-нибудь из своих заместителей, но за последние два дня он очень рассердился на таджика, на Ахмета этого, и хотел сам снять с него деньги и сам отдать их армянину. И лучше всего — деньги отдать в присутствии Исы. Надоела ему уже эта возня с Эдиком…
В машине у него был спутниковый радиотелефон, так что при необходимости он мог связаться с любой из своих бригад и в Питере, и в Мурманске и — где угодно.
„Хорошая вещь — спутниковая связь, — подумал Мага. — Очень умные люди ее придумали. Инженеры…“
Мага уважал умных инженеров, поэтому своему старшему сыну, которому уже исполнилось восемнадцать лет, не разрешал даже приближаться к своему делу. Он за хорошие деньги устроил сына Мусу учиться на инженера в хороший заграничный институт. В Швейцарию отправил… Очень дорого, но для образования сына Мага решил не жалеть никаких денег. Пусть учится, инженером будет, начальником.
А еще — очень он жалел, что остальных воров-милиционеров из тюрьмы достать не удалось… Одного только под подписку выпустили, да и то почти случайно. Аллах теперь ему судья.
Глава тридцать девятая
В четыре сорок два утра — или ночи? — Борька вывел машину с контейнером с боковой дорожки на трассу, и мы продолжили свой путь на юг, к Питеру. Все так же в темном небе светила бледная луна, мерцали звездочки, и видимость, несмотря на ночь, была, как говорят пилоты, полтора на полтора… Мороз, похоже, резко усилился. Печка быстро нагрела кабину, и если бы не теснота, совсем хорошо и уютно нам бы было. Я предложил Ахмету откинуться в спальнике, отдохнуть, как следует, пока есть возможность.
— Я скоро Борьку за рулем сменю — он тебя сразу с лежанки сгонит.
— Да уж, — сказал Боб. — Хорошая машина, но кабинка для меня тесновата.
Ахмет без слов перебрался назад, немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и затих. Борька сосредоточенно смотрел на дорогу, время от времени хмыкал и что-то ворчал себе под нос.
— Нашел, к кому цепляться, к Логинову. Он, что ли, мне эту работу предложил? — наконец не выдержал я. Боб продолжал молчать. — Ну, скажи что-нибудь. Не криви рожу, а сообщи, что обо мне думаешь.
— А ты и сам все знаешь. Чего языком-то трепать? Обидно немного. Получается — я — как не родной.
Ага. Вышел на связь, значит, не обижается. Ну, теперь надо голову пеплом посыпать, каяться. И ведь действительно — выходит, что опять я, нехороший человек, втянул Борьку в заморочку. Объективная реальность — ничего не поделаешь.
— Родной ты, Боб, родной. Роднее не бывает — слово джентльмена в подтяжках. Но — веришь? Я ведь действительно случайно на эту халтуру нарвался. Через ребят с рынка. Ты что думаешь, я знал, во что ввязываюсь? „Рыбник“ этот… Да нормальный парень! Я же с ним несколько раз работал уже. Правда — в городе. Я его лет пять уже знаю. Вот мы с ним тогда еще и закорешили. А тут он встретился случайно, ну и… Да и парень этот, рыбник, тоже вроде бы ни при чем.
— Все у тебя — ни при чем… Сплошные случайности…
— Это Ахмет, — я рукой указал за спину на спальник, — гадюка, все затеял, и меня, то есть нас с тобой, решил втемную использовать. Вот. Кто же знал, что так выйдет? Ну я подумал, прикинул, что один с машиной не справлюсь, тебя позвал. Кого ж еще? Вот и все. Честное слово, Боб!
— Ты еще могилой Ленина поклянись, козлина.
— Деньги, Боб, хорошие деньги… Я на эти восемьсот баксов сразу запал. Потом немного испугался и давай всем подряд звонить. И тебе, кстати, тоже. Раз сто звонил, пока поймал тебя. Ну вот, хочешь верь, хочешь нет — случайно с Логиновым и состыковался. А он меня сразу за зебры взял. Кто да что, да почему? Ну, ты знаешь, как он умеет. Через час перезвонил. Соглашайся, говорит. Очень интересный вариант может получиться. Вот так все и было. Веришь?
— Верю — не верю… Не слишком ли часто, Витя, с тобой всякие случайности случаются?
— Я виноват? Нет, легкие сомненья, конечно, закрались, но…
— Да ты обрадовался, наверное, до офигенья, когда Гена тебе свои ЦУ передал. Тебя же хлебом не корми, а дай в какой-нибудь заморочке поучаствовать.
— А сам-то?
Борька благоразумно промолчал.
— Тогда, летом, с этой кассетой — специально я, что ли?
— Тогда ты мне все рассказал. А сейчас — за дурака до самого конца держал. Ну сказал бы сразу, что дело не совсем…
— Сразу Гена не велел. Если, говорит, Борис с тобой согласится ехать, до встречи со мной на трассе не говори ему ничего. Может, он боялся, что ты трепанешься где-нибудь. Может — еще что.