Александр Яковлев
Драйверы
Прошли нормально, никто на посту ГАИ нас не остановил, никто нами не заинтересовался и вслед не стрелял. Это радовало. Километрах в пяти за постом мы сами остановились, я сменил за рулем Бориса, и поехали дальше. Боб немного посидел рядом со мной, а потом залез наверх, в спальник. Маленький Ахмет, добровольно уступивший Борьке место, тут же свил себе уютное гнездо из наших курток в углу кабины и опять уснул. Борька поворочался с боку на бок, хлебнул чая из термоса, закурил.
Дизель тянул без проблем, дорога хоть и не радовала, но и не огорчала — хитрые ухабы и дырки в асфальте под колеса не попадались. Вообще-то, на трассе с этим делом гораздо лучше, чем в городе. Давишь себе и давишь, особо не задумываясь и не приглядываясь. Я помню, как-то раз на „ГАЗ-66“, кстати, отсюда, с Мурманки, в Ленинград въехал, и почти сразу: р-раз! — колесом чуть ли не в люк. Чудом тогда рессору не сломал.
Да, междугородние дороги у нас — не фонтан, а уж в городах…
Памятуя наказ Бориса Евгеньича, я старался не особо прижимать педаль газа и держал скорость в районе шестидесяти километров.
— Медленно идем, — вдруг сказал Борька из спальника. — Средняя скорость — около пятидесяти. Это еще при том, что последние полторы сотни километров — почти под сотню держали.
Подразумевалось — он держал. Ну куда мне до Борьки? Я прикинул в уме расстояние: получалось действительно — не очень. Но так почти всегда ведь бывает, правда? Кажется, мчишься, летишь, а на самом деле…
Вообще-то, странный человек этот Борька. Сначала: не гони, теперь: медленно идем. То — не хочется, это — не вынимай… Обормот.
— Вполне нормально идем, — сказал я с легкой подначкой в голосе, желая вовлечь его в дискуссию, чтобы за разговорами не скучно ехать было. — Часа полтора потеряли на объезде через Кировск, полчаса, не меньше, обедали, да еще, наверное, полчаса с чеченцами возились… Ну и я — не ас. Это у тебя — средняя под сотню, а я, дай бог, в шестьдесят укладываюсь. Вот на круг около шестидесяти и выходит. Опять же — ты сам мне быстро ездить не велел, так что не придирайся.
Борька, кое-как угнездивший свое большое тело в тесноте спальника, разговор не поддержал, а просто взял и уснул, собака. Ну пусть поспит… Все же после Борькиной реплики я постарался ехать побыстрее.
В кабине тесновато, но тепло и уютно. Мотор ровно гудит, нигде ничего не стукает и не брякает. „Все системы работают нор-р-рмально!“ За окнами — темнота, белая дорога и редкие встречные машины… Постепенно глаза у меня адаптировались… Или действительно видимость улучшилась? Ага — луна вышла из-за туч. Вернее, тучи кончились. Вот оно — волчье солнышко, светит, как маленький прожектор. Ну, совсем хорошо стало — почти как днем.
Шуя, Гирвас… Мосты, мостики, спуски, подъемы… А вокруг лес, лес, лес… Ровные поля озер, укрытые серебристо-белым покрывалом снега. Стороной прошли Медвежьегорск, подошли к Сегеже…
Сегежу не пропустишь, даже если ночью с закрытыми глазами будешь ехать. Не знаю, как здесь вообще люди могут жить. Уму непостижимо! Такая астрономическая вонь! Вонища! Шмонить начинает километров за шестьдесят „до того, как“.
Потихонечку, медленно, но верно, неотвратимо под натиском этой глобальной, космической вонючести загибается, гниет и гибнет красивая Карельская природа. И ради чего? Ради нескольких ублюдочных строчек в сраной газете? Да кому нужны они — эти паршивые прокламации? Мне лично — и на фиг не нужны. Весь город бесплатными рекламами завалили. Дворники воем воют, не справляясь с потоком рекламной макулатуры. А прежде коммуняки свою хренотень миллионными тиражами гнали.
На горе всем буржуям…
И воздух отравили, и весь лес на газеты скоро изведут, скоты!
Здесь, вокруг Сегежи, в лесах хвоя на соснах и елях становится какого-то желтовато-бурого оттенка. А иногда и совсем чернеет и осыпается. У диких животных, обитающих в окрестных лесах и болотах, я думаю, обоняние уже давно атрофировалось, и они, по идее, должны становиться легкой добычей браконьеров-любителей. Ведь им без разницы, бедным местным животным — по ветру к ним подкрадываются хищные браконьеры или наоборот, против ветра. Птички дохнут, рыбки засыпают — и кверху брюхом.
Хотя причем здесь птички и рыбки, у них же носа нет? Или есть? Не суть. Нехорошее место — Сегежа. Лет пятнадцать назад я в этих краях, неподалеку от Сегежи, два сезона работал — золото искали вокруг старого Воицкого рудника. Сначала думал — не выдержу я этого амбре, убегу или сдохну, потом — привык, принюхался. Золота мы тогда не нашли, но впечатление от объекта осталось сильное.
Когда проезжали мимо Сегежи, Боб заворочался в спальнике, поднял свою кудлатую голову, подозрительно поводил носом и уставился сонным глупым взглядом на меня. Потом перевел взгляд на Ахмета, спящего на двух сиденьях справа от меня. В глазах — вопрос и недоумение.
— Сегежа, — сказал я и засмеялся. Борька сказал: „А-а-а…“ — и откинулся спать дальше. Кто хоть раз проезжал по Мурманской трассе возле Сегежи, тот ничего плохого о товарищах по кабине не подумает.
Сегежу прошли, но ее запах еще долго преследовал нас. Это как же надо любить свой народ, чтобы в одном из самых красивых мест северо-западного региона поставить такую вонючку фекальную — ЦБК? [ЦБК — целлюлозно-бумажный комбинат. Прим. ред.]
Эх, бояре…
* * *
Мага только под утро узнал, что „КамАЗ“ с нужным грузом одна из его бригад остановила за Олонцом, но задержать не смогла, и даже — более того — эти фраера каким-то образом отняли оружие и повязали его ребят. Мага очень удивился и приказал немедленно привезти всех троих бойцов в Питер. Всех, вместе с этим дураком-милиционером.
Он сам их допросит и выяснит, каким образом трое вооруженных мужчин не смогли задержать одного воришку-таджика и двоих шоферюг? К этому времени Мага уже знал, что водителей в „КамАЗе“ — двое.
Нет, убивать он бойцов не будет — своих людей убивать нельзя. Иногда только, если свой вдруг станет чужим… А вот накажет строго. Очень строго. Но это не главное. Главное, ведь, узнать всю правду. Главное — узнать, как вообще такое могло случиться.
Он посмотрит в их глаза и просто спросит: „Почему?“ Почему они позволили связать себя, как баранов? Что произошло?
Так не должно быть, чтобы его людей — людей Исы! — легко, как баранов, можно было связывать. И отнимать у них оружие!
* * *
Сегежа, Надвоицы, Пушное… Ответвление на Беломорск, Кемь… Кемска волость. О! Кемска волость… О! Зеер гут!
Мелькают станицы… Поручик Куницын… Какой, к чертям собачьим, Куницын? А! Серега Куницын — геолог наш…
Что-то глазки у меня — того, не хотят на дороженьку смотреть. Устали. Закрываются. Это плохо, это очень даже плохо…
Надо окно приоткрыть, пусть свежий воздух башку проветрит.
Точно в указанном мне месте — только-только прошли развилку на Лоухи — я увидел этот, известный со слов Гены, отворот к западу от основной дороги и засек его в голове намертво — теперь не пропущу. Место приметное — с горы спускаешься, длинный такой спуск в долину, километра по полтора с каждой стороны, а в середине знак — „пересечение со второстепенной дорогой“. И тут же еще два знака: „движение только прямо“ и „ограничение скорости — 40“.
Ну, карелы! И не жалко им знаков. Слава богу, не понадобилось нам скрываться по этой второстепенной дорожке от бандитов. Сами разобрались… А если точнее — никто не захотел с нами разбираться. И на том спасибо.
Интересно, что там за местечко такое заветное, если уж Логинов рекомендовал его мне? Свернуть, посмотреть, что ли? Не-е-ет, ничего особо страшного, слава богу, с нами пока не произошло, а работа есть работа… Подписались Ахмету машину перегнать, ну и перегоним. И нечего до поры до времени по сторонам шнырять. Вперед! На Мурманск…
Я продержался за рулем почти до поселка Полярный Круг. Сначала все шло нормально — веселила музыка на средних волнах, крепкий чай из термоса и папиросы. Несчетное количество „Беломора“ выкурил, больше пачки. Когда прошли поворот на Лоухи, а затем и указанную мне дорожку, я вдруг почувствовал, что немножко „плыву“ — глаза пока еще открыты, а голова как бы спит. Легкий звон в ушах. Дизеля уже не слышу — нирвана, в общем. Решил проехать еще немного, но тут Борька со своей хваленой интуицией очнулся, заворочался в спальнике. Любит жизнь, бродяга.
— Тормозни, Витек, где-нибудь на горочке. Давление в камере критическое…
— Да, Боб — пора уже… И поработать немножко надо. Я что-то слегка вырубаться стал, постепенно в нирвану погружаюсь. Это вы, профессионалы, можете сутками за рулем не спать, а для нас, дилетантов, сие невозможно. Засыпаю и запросто могу мимо
— Где мы?
— Хороший вопрос. Дай подумать… Недавно отворот на Лоухи прошли. Километров тридцать пять тому… Скоро — Полярный Круг, дорога на Кандалакшу.
— Ну, ты парень-гвоздь, Витюха. Четыреста с лишним километров отмахал. А я сплю и сплю… Уже что — утро, или опять еще ночь?