Александр Яковлев
Драйверы
Как бы не обманул этот Зайцев со своим другом Борисом его земляка Ахмета. Тогда всей общине плохо будет — водка-то, ведь, из милиции. Милиционеры, они такие: обидятся — не дадут жизни…
А виноват — кто? Хайрулла!
Эти мысли мелькали в его голове смутными неясными образами, мешали сосредоточиться на чем-то главном. На чем?
Вдруг Хайрулла вспомнил, что в этот рейс должен был ехать не Ахмет, а он… Но заболел немножко, простудился, и Ахмет сам предложил заменить его. Так уже бывало не раз. Потом он вместо Ахмета поедет…
„О, Аллах, — подумал Хайрулла, — ко мне в дом пришли замечательные люди. Такие хорошие русские парни. Их надо угостить, напоить чаем, а я отвлекаюсь на всякие глупости“.
Хорошие парни еще о чем-то долго расспрашивали Хайруллу — о друге водителя Зайцева Борисе, об участковом, к которому он обращался для проверки документов Зайцева…
Пришедшие щедро давали ему попить воды. Он много и жадно пил — почему-то вдруг на него напала сильная жажда. Ему постоянно хотелось пить… И он пил и пил, и рассказывал этим замечательным ребятам, как сам ездил на Север с водкой, как обратным рейсом возил металлолом.
Потом он вспомнил своих детей, жену, родителей. И ему не было грустно или горько, поскольку он наконец-то совершенно отчетливо понял, что все его близкие в садах Аллаха, где их никто никогда не обидит…
Гости сделали ему еще один укол в вену и ушли. Через пять минут Хайрулла умер от передозировки героина.
В квартире было очень хорошее паровое отопление, и через два дня соседи, обеспокоенные неприятным запахом, идущим от сдаваемой внаем квартиры, вызвали милицию, которая, взломав дверь, обнаружила труп квартиранта-таджика с признаками разложения. Рядом, на полу возле трупа, лежал пустой одноразовый шприц.
Еще через день судмедэкспертиза подтвердила — в крови покойного обнаружена ураганная доза героина, что и явилось причиной смерти…
Небольшая гематома в правой затылочной части черепа не могла привести к нарушению жизненных функций. Скорее всего — наркоман под воздействием наркотика упал, ударился обо что-то и даже боли не почувствовал. У наркоманов — это обычное явление, режутся, иголки под ногти загоняют, половые органы огнем сами себе прижигают, даже глаза выкалывают. Нормальная практика — ведь болевые центры практически заблокированы. Так что, небольшая гематома у наркомана — это пустяк.
Следователь районной прокуратуры открыл дело и почти сразу же закрыл его — никакой головной боли. Таким делом показателей не испортишь, скорее наооборот. Что может быть яснее: наркоман-беженец из Таджикистана, давно числившийся за отделом по незаконному хранению и обороту наркотиков, умер от сверхдозы героина. В наше время таких дел по Питеру в день — до десятка. Деградирует народ…
Реакцию тканей трупа на наличие скополамина или других галлюциногенов эксперты не проверяли. Во-первых, потому что на „старые“ трупы — то есть трупы с признаками разложения тканей — нет достаточно корректных методик определения психотропных органогенных препаратов, а во-вторых, потому что в сопроводиловке от следователя, ведущего дело, никаких дополнительных ориентировок не было.
* * *
В двенадцать Борька меня, конечно, не разбудил, и я спал и спал… в тепле и неге. И что мне не спать? Тепло, уютно, мощный дизель рычит, убаюкивая, груженый „КамАЗ“ по асфальту идет более-менее ровненько. Покачивает… Хорошо!
Очнулся я, когда уже прошли Лодейку, на мосту через Свирь. Открыл один глаз, потом второй, проснулся и понял, что спать мне надоело окончательно. Все равно ведь впрок не выспишься и не наешься. Но поспал знатно, даже спину немного отлежал. Чтобы уж совсем пролежней не заработать — потянулся, подрыгался в положении лежа и… сразу же вспомнил об автомате. Вот ведь гад, Борька! А если прихватят? Посадят, как пить дать, посадят. Выкинуть его, что ли? А с другой стороны — без него как? Без него совсем скучно будет. Хоть бы спрятать его куда-нибудь понадежнее.
Я закурил, полежал еще немного, поразмышлял, поглядывая через Борькино плечо на ленту заснеженной дороги, проносящиеся встречные машины. Затем, перевесившись со своей лежанки, на ушко ненавязчиво поинтересовался ближайшими планами Бориса Евгеньевича на предмет — куда „волыну“ спрятать?
— Кузю-то? (Ну, молоток — он ему уже и имя придумал!) Кузю, как стемнеет, я в инструментальный ящик за кабиной засуну.
Успокоил…
— Ну-ну… Ты тогда давай тормозни где-нибудь, я за руль сяду.
— Полежи еще немного — тут место хорошее есть, недалеко… Заодно и поедим, как следует. Питаться на ходу — последнее дело. Так и язву можно заработать. Ничего, если минут на двадцать тормознем, Ахмет?
— Ничего, Боря, ничего…
Километров через восемь нашли это удобное место, где-то в районе озера Светлого, прижались к обочине и приступили к трапезе.
Чай на примусе варить не стали — жидкости хватало: у меня был полный двухлитровый термос кофе с молоком, и у Борьки — чай с какими-то травками. Пища — обычная, дорожная: черный хлеб, белое сало, колбаса всякая, американские задние ноги куриные, огурцы соленые, еще конфеты какие-то. У Ахмета в сумке оказалась груда витаминов: лук, чеснок, яблоки, груши, лимоны и даже бананы.
Порезали хлеб, соорудили гору всяких бутербродов и приступили к рубону. Ели с аппетитом, только Ахмет бутерброды с салом тактично отверг… Дело хозяйское. Если им Аллах не велит, зачем же против принципов идти? Но вот от бутербродов с колбасой он почему-то не отказался. Хотя, колбаска-то явно не из конины была, с такими белыми кусочками подозрительного жира… Будь я правоверным мусульманином — насторожили бы меня эти кусочки жира в колбасе. Впрочем, его дело. Не суетясь, разобрались со снедью, запили бутерброды чайком-кофейком, закурили — и дальше в путь.
Я по своему росту пододвинул сиденье к рулю, выжал сцепление, воткнул первую, плавненько отпустил сцепление — и сразу газу, газу, газу… Тронулись.
Нормально машина идет — зря я боялся, что оплошаю, заглохну. Первая, вторая, третья…
Из своего опыта знаю — чем мощнее двигатель, тем спокойнее и проще работать. А „камазовский“ двухсотсильный дизель не подведет, в любую гору вытащит. Едем, в общем…
Честно говоря, большие машины мне не очень-то часто водить приходилось, хотя, как я уже упомянул, категории в правах у меня на все виды, включая и мотоцикл, открыты. Но все эти категории — отдельная история, с реальной жизнью не очень согласованная.
Не очень часто водить — еще мягко сказано: за тридцать лет всего раз пять-шесть, ну, может, десять. По уму-то без Борьки мне и вообще не стоило с Ахметом этим закручиваться — чистейшей воды нахальная авантюра и дурость. Но — деньги…
Сатана там правит бал… Люди гибнут за металл…
Да, деньги, проклятые деньги. Даже крыса, загнанная в угол, бросается на человека. Вот и я — в углу оказался и бросился на этот рейс, как лев на теплое дерьмо. Хорошо еще, что с Борькой так удачно получилось, а то — не знаю, как бы и выпутался из этой заморочки. Ну, да ладно… В принципе-то, какая разница —
За Лодейкой почти до самого Олонца дорога хорошая, так что я, осмелев, до восьмидесяти разогнался. Боб назад залез, в спальник, покемарить. Ахмет после сытной трапезы опять задремал в позе эмбриона и сопел в две дырки в углу кабины. Фары у „КамАЗа“ мощные, дорогу далеко впереди освещают, дизель по-прежнему ровно урчит — все хорошо, прекрасная маркиза.
Немного беспокоил гаишный КПП перед Олонцом, но — ничего, обошлось, не остановили служивые. Темень, мороз… Им самим сейчас ни с кем связываться не хочется. Сидят в своей будке, курят, чай с водкой пьют, за жизнь болтают. Сразу за гаишниками — мост через реку Олонку. По этому железному мосту без перил я не спеша проехал — мост узкий, а машина широкая — не промахнуться бы… Дальше опять — полный вперед!
Ну вот, можно считать, пятую часть пути до Мурманска прошли. Олонец позади остался. Впереди, если не забыл еще, до Пряжи дорога будет немножко похуже. А мы, чтобы не рисковать, сбавим до семидесяти кэмэ, а можно и шестьдесят. Торопиться не надо. А то я