Александр Яковлев
Драйверы
— Опять — двадцать пять… У вас же есть мой адрес! Вы или верите нам, или нет. И потом — что может случиться-то? — почти искренне удивился я. — Нам с Борькой эта дорога до последней кочки с детства известна. А если, не приведи бог, и случится что-нибудь непредвиденное — зачем нас искать? Ты вот его, — я кивнул на Ахмета, — ищи.
— Всякое может быть, Витя.
— Да брось ты… Куда мы денемся?
— Откуда я знаю, — сказал бородатый. Сообразительный Боб тактично помалкивал. Зажатый со всех сторон маленький Ахмет тоже примолк. Бородатый тяжело вздохнул. Этот старый наркоман начинал уже меня доставать.
— Ну, ребята… В таком случае скажу, что ведь и два, и три паспорта — не гарантия. Вы что, хотите сказать, что со вчерашнего дня не прокинули мои данные через милицию? Не смешите меня. Если вы даже этого не сделали, тогда мы с вами вообще не играем. Извините, но в таком разе вы — несерьезные люди. Давайте лучше сразу разбежимся и закончим на этом наше случайное знакомство. Жаль, конечно, работа хорошая — но мне ваши аргументы не кажутся убедительными, — вот такой залихватский понт я им выдал!
В кабине из-за приоткрытого окна стало холодно, как на улице, но у меня вспотела спина от внутреннего напряжения и нехорошего предчувствия. Вот идиот! И зачем я затеял эту игру с паспортом? Ну не собирались же мы их, в самом деле, обманывать, убегать с их проклятой водкой? Они, наверное, действительно попытались прокинуть мои данные по ЦАБу. На Зайцева Виктора Сергеевича. И, скорее всего, ничего у них не вышло — я ведь уже год и три месяца как Серов, хотя первый свой паспорт и не выбросил.
Нет, ведь, уже никакого Зайцева!
Наверное, что-то пронюхали и насторожились. В общем-то, понять их можно. И если они нас сейчас здесь, прямо в кабине, попробуют убивать, что вполне может случиться — они же все слегка „трюхнутые“ — так мне и надо. Сам себя перехитрил, идиот. Болван, дубина!
Болван-то болван, а Борьке опять из-за меня отдуваться придется. Возись тут с ними…
Фэйсом я, естественно, ничего такого не показывал, а даже наооборот, изображал равнодушное спокойствие и легкую скуку. Ни один мускул на морде лица у меня не завибрировал. Но глупая голова моя на случай схватки со скоростью процессора „пентиум“ прикидывала расстановку сил в тесной кабине. Позиции, свободу рук, ног… Неудобно выходило для сшибки, очень тесновато.
Но в случае чего — повозимся ради хохмы. Маленького Ахмета я, пожалуй, возьму на себя, иначе большой Боб его просто расплющит. Нехорошо получиться может. А с бородатым тадж-махалом придется Борьке разбираться. Ну, ему это — раз плюнуть. Главное, за бороду ухватить и не дать до трубки с анашой дотянуться…
А все равно — не смешно… Похоже, срывалась халтурка.
Я, по возможности незаметно, посмотрел в зеркало заднего вида — позади машины вроде бы никого. Не мелькают тени моджахедов или душманов. Не крадутся по снегу талибы в белых маскхалатах с белыми пулеметами. На лыжах… Только — снег, снег, снег…
Да, наверное, самый короткий анекдот: таджик-лыжник. Насмотрелся я на них в армии, когда в командировке у вэвэшников был в Заполярье. И какие же сволочи, военкомы эти! Просто гады ползучие: узбеков-таджиков — в Заполярье, а наших бледнолицых пацанов — в Кушку…
Ладно. Надо завершать. Четверть часа болтаем ни о чем, и надоел мне уже этот восточный базар до чертиков. Хотя — сам дурак, накуролесил с паспортом. А еще Борьку за его безумный вояж в казино словами нехорошими бранил, придурком называл.
А может — и не дурак. Будущее покажет…
Борька сидел, как истукан, и ничего не понимал. А нечего ему и понимать. Я потому и дал ему знак заткнуться, чтобы он с моими новыми и старыми фамилиями сам не запутался и людей еще больше не запутал.
Ну не хотелось мне с новым паспортом и с новой квартирой перед этими абреками тюбетеечными светиться! На кой черт им мой новый адрес знать? Какого дьявола! Я ведь о вас, братцы-басурманы, тоже почти ничего не знаю. Что сам Ахмет рассказал, то и знаю. Так что Борькины данные вам и совсем уже ни к чему. Перетопчетесь на самолюбии.
Немного помолчали еще. Бородатый аксакал вновь достал свою анашистую трубку.
— Слушай, хватит, а? — совсем невежливо наехал я на него. — Извини, но мне твою анашу нюхать — не в кайф. Потерпи. Разойдемся, тогда смоли до изумления, хоть кальян кури, пока из ушей не закапает. А сейчас — не надо.
Старый наркоман как-то криво улыбнулся, вздохнул и убрал трубку в карман. Не знаю — обиделся или нет? Плевать — у вас свои обычаи, у нас свои. И нечего тут борзеть. Скоро уже колоться внаглую на улицах будут. Водку им Аллах пить не дозволяет, а „план“ смолить — сколько угодно можно. Нет у них на это дело запретной записи в Коране.
В общем, совсем как-то неинтересно мне стало. Наскучило… Долго они еще свою бодягу бодяжить будут? Над православными изгаляться?
— Ладно, — сказал вдруг Ахмет, — ехать надо. Я вам верю.
Анашист тоже закивал головой. Тоже, значит, верит? Ну, значит, пронесло — не сорвалась работа.
Бородатый аксакал засунул руку за пазуху. Я напрягся — мало ли чего хитрый восточный человек вытащит? А вдруг — четырехгранный штык от русской трехлинейки? Или дрессированную кобру? Кто знает, что у них в карманах?
Уф… Нормально — бородатый достал конверт и торжественно вручил его мне. В конверте были баксы. И много — сразу восемь новых зеленых полтинников. Живем, Бориска!
Лицом я, разумеется, опять никому ничего не стал показывать. Так — легкий сплин и дремотная скука… Как у кота Матроскина при виде бутерброда с колбасой. Нам, мол, с Борькой эти баксы… Да мы их чуть ли не каждый день получаем.
Я передал доллары Борису — проверь. Боб просмотрел их на свет не очень яркого плафона, обнюхал каждую бумажку, потер в пальцах — только что на зуб не пробовал, кивнул: „Настоящие“. Ну, тогда с богом!
Анашист с важным видом пожал нам всем руки, вежливо извинился за недоразумение и, не спеша, с достоинством покинул кабину. Аллах акбар — воистину акбар! В смысле — большой привет и наилучших пожеланий!
Мы расселись согласно штатному расписанию: Борька — за баранку, я — справа у дверцы, некрупного Ахмета усадили посередке.
На конверте с деньгами я черканул шариком несколько цифирек — номерок телефонный — и засунул его во внутренний карман. Все. Можно начинать движение за остальными четырьмя сотнями долларов.
Снег валил пуще прежнего, ветер усилился. Вконец испортилась погодка на большом складском дворе — Московский, десять. Да нам-то что! Мы — в тепле и уюте.
— С горючкой как? — спросил Боб у Ахмета.
— Полные баки… До Мурманска должно хватить.
— Ну, тогда — с богом…
Борька завел дизель, выключил в кабине свет и ровно в восемь часов двадцать три минуты — историческое событие — наш „КамАЗ“ двинулся к заполярному городу Мурманску. Спаивать аборигенов слегка радиоактивной белорусской „Зубровкой“.
Правда, еще предстояла „конспиративная“ встреча с Борькиной Верой у станции метро „Купчино“. Но уж эту проблему мы как-нибудь решим.
Глава двадцать первая
Особенно тщательно бойцы Маги шерстили Московскую и Мурманскую трассы. Выборгское направление тоже держали под контролем — но туда, к финикам — вряд ли белорусскую водку повезут.
На мурманском, наиболее вероятном направлении, работали сразу две бригады. Одна — за виадуком в конце Народной улицы, другая — в семидесяти километрах, за Ладожским мостом, тоже на
Гаишники останавливали практически все большегрузные машины и контейнеровозы, но надолго никого не задерживали — мельком взглянув на груз и документы, быстро отпускали. Запломбированные контейнеры, конечно, не вскрывали, но документы проверяли до последней запятой. Некоторые машины — с вином или водкой, а таких тоже было немало — менты осматривали более дотошно,
„Зубровки“ пока не было, а другими видами спиртных напитков бойцы Маги не интересовались.
* * *
Нервы, нервы… Попсиховал я с бородатым акыном. Теперь бы еще удачно в сторону Пулкова машину заворотить, да успеть до девяти часов пройти КП гаишный…
Ну, да ладно — так или иначе, пока поехали. Борька запустил дизель, немного погрел его, газанул пару раз — „КамАЗ“ прямо взревел — затем воткнул скорость, плавно тронулся с места и лихо вывел нашу фуру с контейнером из-под арки на Московский проспект. Здесь нам надо было поворачивать налево к Фонтанке, но… Не сразу, не сразу!
Опомятайся, пане! Куда ж ты, скотина безрогая, руль крутишь?
Это угробище притырнутое на мгновение задумалось, пропуская машины, двигавшиеся к Сенной площади от Фонтанки, и… повернуло налево. Через двойную разделительную!
Молоток! Настоящего профессионала сразу видно!
Та-ак! Если гаишник на мосту стоит — а он там почти всегда стоит — последний полтинник мы уже, считай, потратили. На дорогу остается только Борькина тридцатка… Это если повезет, и гаишник снизойдет до полтинника. А может и больше слупить.