Александр Яковлев
Драйверы
Мой легкий мандраж резко усилился. У меня всегда так, с детства. Помню, когда боксом занимался, на ринге перед боем — мандраж. Правда, потом, после гонга — сразу проходит. Когда дерешься — не страшно…
Выскочить, что ли? А зачем? Фигня. Буду сидеть. Пока мое место — за рулем в кабине. Однако хуже нет, чем со стороны наблюдать. Адреналин в кровь в ураганных дозах поступает, а реализации нет.
Говорят — для сосудов это не здорово. Чревато атеросклерозом. Оно и правильно, оно и верно. Как раз всякие там атеросклерозы для меня сей момент офигенную опасность представляют. Да мне сейчас даже СПИД не кажется таким уж плохим делом. Ну, нос провалится, ну, еще что-нибудь отвалится…
Когда с колесами „рафика“ было покончено, Ахмет взял у Боба „АКМ“, предварительно засунув свой пистолет куда-то под куртку, вернулся к дверце автобуса, распахнул ее пошире и оттуда, согнувшись, вышли с поднятыми руками двое мужиков. Странно как-то они двигались: почти на полусогнутых… А лапы кверху тянут старательно. Видно, маленько напугались.
Так, вот уже и первые пленные появились. Не менты — в штатском: брюки, куртки, сапожки… Рожи — горбоносые… Господи! Опять эти горцы. И в Чечне они, и в Карелии… Сколько же их развелось, абреков этих?
Борька взял кавказских мужчин и сержанта-мента на прицел своего „узи“, а Ахмет метнулся к „девятке“ и ей, сердешной, из „калаша“ тоже решительно прострелил все колеса — и задние, и передние.
На дороге, как по заказу, по-прежнему не было видно ни одной машины. Эх, темная ночь, только пули свистят…
„Один пуля всю ночь по степи за джигитом гонялся…“
Все трое пленных стояли метрах в четырех перед Борькой с высоко задранными руками, и при свете фар было видно, что у одного из гражданских из носу льется кровь, а второй как-то странно потряхивал башкой, словно муху пытался отогнать. Неужели их Ахмет там, в „рафике“, приложил?
Надо же — маленький да удаленький. Дела… У ментовского сержанта — он к кабине „КамАЗа“ ближе всех стоял — бледное личико прямо все тряслось, губы дрожали, задранные руки вибрировали. Сейчас заплачет и обоссытся, бедолага.
Видно было, что не ждали разбойнички такого оборота. Оборзели, привыкли на мирных водил страх нагонять, подонки — а тут такой облом. Р-раз и — в глаз…
Вот вылезу сейчас из кабины, возьму у Ахмета „ТТ“ и каждому подонку в затылок по пуле всажу. Потом трупы — в лес. До весны не найдут. И на земном шаре воздух немного чище будет.
Бр-р-р… Видно, совсем я рехнулся. Ну их в задницу, сволочуг. Руки о них еще пачкать. Мне тех, болотных бойцов, хватает, еще и этих на душу брать. Сами сдохнут, гниды.
Таджик тем временем сунулся ко мне в кабину:
— Веревку дай, дядя Витя.
Я залез рукой в свою сумку и наощупь достал большой моток черной изоленты, прихваченный мной на всякий случай из дома. Вот и пригодилась.
— На, держи, племянник. И не жалей — изолируй их, как следует. Побольше мотай… И ноги, и руки… А лучше — жгут на шею.
На лице у Ахмета ничего не отражалось, ни волнения, ни мандража. Мне даже показалось, что он как бы чуточку весел был. Странно все это.
Минут через пять все пленники были накрепко „заизолированы“ и засунуты могучим Бобом назад, в „рафик“. Он их правой рукой брал за шкирку, а левой — за задницу, и как мешки забрасывал в автобус. Классно. Видно, не на шутку разъярился Борис Евгеньевич. Потом резко захлопнул дверцу.
Я из кабины крикнул Борьке:
— Заведи им мотор, а то еще замерзнут…
Боб кивнул мне, сел на водительское место в автобусе и запустил движок. Ну, по крайней мере, не сдохнут теперь от мороза. Поживут еще, суки.
Интересная канитель закручивалась, хотя и непонятно — какая?
Через минуту Ахмет с Борькой залезли в кабину „КамАЗа“. Несмотря на мороз и метель на улице, от них шел пар — согрелись ребята, меня же наоборот — колотило.
— Жми на полную, Витька, — приказал мне Борис и по-хозяйски принялся упаковывать „узи“ в свою бездонную черно-зеленую сумку.
Не мешкая, я включил скорость, левый поворот, аккуратно объехал осевшие на простреленные колеса „рафик“ и „девятку“ и вжал педаль газа в пол. Дизель мощно взревел, и мы продолжили путь на север.
А люблю я этот автомат, честное слово. Нравится он мне
Ну ладно — лирика это. Сейчас не о любви надо думать, а рвать когти отсюда побыстрее. Как говорил один мой знакомый — ноги, ноги, уносите мою жопу…
После того, как наш „КамАЗ“ достаточно хорошо разогнался и я переключился уже на пятую передачу, маленький Ахмет вдруг сказал:
— Витя, останови, пожалуйста, надо еще кое-что сделать.
Я сразу же и остановил. Что мне, трудно, что ли? Особенно, когда так вежливо просят, да еще с волшебным словом. Интересно, что это он задумал?
Ахмет открыл дверцу и выпрыгнул из кабины в темноту, прихватив с собой добытый в схватке „Калашников“, пистолет „ТТ“ и свою сумку.
Возле дороги сугробы были едва ли не выше таджика, но он мужественно преодолел их и, проваливаясь в снегу по пояс, исчез за ближайшими деревьями. Отсутствовал секунд тридцать, не больше, и вернулся уже без автомата и без пистолета. Так, ясненько — улики сбросил. Автомат ментовский выбросил или припрятал.
Наверное, все же припрятал, „АКМ“ — вещь дорогая. Зачем же дорогие вещи выбрасывать? Я бы ни за что не стал выбрасывать. Я бы его в тряпки завернул и подвесил на елку. Для оружия в лесу елка — самый хороший тайник. Сто лет висеть может. Наверное, Ахмет так и сделал. Не дурак же он, в самом деле — цену автомату знает…
Надо место точно засечь. Далеко от дороги он не отходил — при случае пошукаем и найдем. Интересно, зачем он сумку с собой брал? А, наверное, свой „тэтэшник“ в нее спрятал. Хотя мог бы и в кабине в сумку сунуть. Борька, вон, без всяких стеснений „узи“ назад запихал.
* * *
Зулу знал, что на трассе есть бандиты-рэкетиры. Он даже приблизительно знал районы „кормления“ некоторых „бригад“. С этим приходилось мириться — такое сейчас время… Они могли ограбить, убить, они могли сделать все, что захочется, с любой из проходящих по трассе машин с грузом, но…
Но чаще всего просто снимали дань. Это гораздо выгоднее и спокойнее. Постоянный источник доходов. В принципе, трасса была строго поделена между группировками, и чужие не шалили — расплата была слишком высокой. Чужих, залетных беспредельщиков, постоянные работники ножа и топора просто убивали.
Вот и сейчас, увидев милиционера, он сразу понял, что это за милиционер.
Зулу прикинул, какую сумму потребуют с него за провоз товара, и в принципе готов был отстегнуть дань. Сумма его не волновала — главное, не выбиваться из графика.
Так и оказалось — не пожелал „милиционер“ даже документы водителя посмотреть, сразу — „хозяина давай“.
Ну, хозяина, так хозяина.
Началось все просто, а кончилось — не очень…
Он бы им и денег заплатил, и водки бы им дал, сколько запросят, но один из бандитов, разговаривавших с ним в автобусе, проболтался. Парень потребовал у него не ящик водки, а ящик „Зубровки“… Хотя и не смотрел накладные на груз, и в кузов не заглядывал.
Эта оговорка и нереальная сумма дани решила все. Зулу понял, что бандиты работают „по наводке“ и, вероятнее всего, не деньги им нужны, не дань.
Вероятнее всего — им нужен он. Захватят или убьют. Причем — всех троих. И его, и водителей. А разговоры о тысячах и ящиках „Зубровки“ — просто отвлекающий маневр.
Зачем, почему, откуда просочилась информация? Он не знал. У него не было времени анализировать ситуацию, и он решил не мудрить, а просто нейтрализовать группу…
Глава двадцать девятая
Все же Мага не мог ждать, пока таджик на „КамАЗе“ — Ахмет Чолев — поедет назад с деньгами. Несколько дней неизвестности — очень тяжело. Да и Иса может в любой момент вспомнить про этого армянина и спросить Магу — что сделал? Нашел „Зубровку“? Как ответить тогда? Нет, не нашел… Ждем, когда назад поедет… Это не ответ.
Ему самому, конечно, в Мурманск лететь и там разбираться не следовало. Это было бы просто глупо и несолидно. Но связаться по спутниковому телефону с мурманскими ребятами — Костя у них за старшего — и самолетом послать туда двоих толковых бойцов с хорошими документами, чтобы на месте проследили за всем — вот это правильно.
И навстречу, чтобы уж совсем наверняка, по Мурманской дороге можно было бы направить машину. Пусть возьмут хороший „джип“ и едут, не спеша. Номер „КамАЗа“ есть, время прибытия примерно тоже известно. Если в Мурманске что-нибудь сорвется с этим таджиком — один Аллах знает, как он сумел из города выскочить — на обратном пути ребята на „джипе“ его все равно перехватят. И тогда — все… „КамАЗ“ пускай дальше сам по себе едет — водители наемные, а Ахмета сразу сюда доставят.