Александр Яковлев
Драйверы
— Тормозни, Витек, — сказал Борька. — Посмотрим, что там.
— Эка невидаль: „телеги“ осями сцепились. Сейчас „извозчики“ разборку устроят. А то ты не видел никогда…
— Интересно же…
— Нет, Боб, ты точно — феномен, явление природы. Интересно ему… Вот сейчас тормозну, подойдем, посмотрим и спросим — мужики, а что это у вас взорвалось такое? Совсем псих-дурак, что ли? Ничего хорошего после таких взрывов не бывает. Нам сейчас наоборот — ноги делать надо. И пошустрее!
Дорога здесь действительно была паршивой: ухабы, выбоины — трасса называется — но, в отличие от южных Карельских участков — прямая. Ухабы меня не сильно волновали — восемнадцать колес груженого „КамАЗа“ как бы сглаживали их — а вот прямизна дороги позволила выжать из форсированного дизеля — если Ахмет не соврал, что он форсированный — целых девяносто километров в час. Я решил, что на такой скорости запросто уйду от наших взрывоопасных сателлитов.
И вот только я пошел в отрыв от бомбистов, как справа от меня пронеслось нечто. Какой-то большущий „джип“ обогнал меня. Да так лихо, словно мы стояли на месте. Не меньше ста тридцати кэмэ в час парень вваливал. Наверное, тоже сильно напугался этого
До заветной дорожки оставалось — рукой подать, и я спешил туда.
* * *
Когда Алексею Николаевичу Баштаю из Мурманска, вернее с трассы, где-то из района поселка Лоухи, его люди — позывной
Вначале Баштай хотел даже сам туда, навстречу, отправиться, свой глаз — алмаз, но годы, годы… Да и не дело ему мотаться, словно лейтенанту зеленому, по полевым разборкам. А контроль за безопасностью — как раз дело Артурчика.
„Вот и проведут машину с гарантией, с подстраховкой до места перегрузки товара на теплоход, — подумал Баштай. — Здесь уже все документы Иваном Зотовым подготовлены, останется только аккуратно зацепить горшки краном и…“
Пароход стоит, дожидается в Угольной гавани, трюмы готовы под погрузку, нужные люди, сопровождающие из Центра, прибыли и аккуратно вписаны в судовую роль. А уж на борту можно проверить каждый контейнер самым тщательным образом. Теплоход идет медленно, и специалистам из Москвы вполне хватит времени каждую закладку обнюхать с пристрастием. Ну а если обнаружится, что на борт погружены „куклы“ вместо товара — тогда да, тогда вина полностью на фирме, а конкретно на нем, на Баштае…
Если обнаружится, что прокол произошел на их участке — от лаборатории, где товар закладывался в контейнеры, до порта — то пуля в голову — самый реальный сюжет. Поскольку игра шла очень крупная, с предельными ставками.
В то, что товар подмахнули на „куклы“ на участке, контролируемом его фирмой, Баштаю поначалу верилось с трудом. Но события последних нескольких дней здорово подорвали в нем эту уверенность. Запуталось все как-то сразу, завоняло, и главное — непонятно, откуда шмонит.
В офисе фирмы „Азот“, рядом с кабинетом Алексея Николаевича, специалистами был оборудован радиоцентр, узел связи, в принципе, позволявший связываться как по спутниковым, так и по обычным радиоканалам с любой точкой земного шара. На крыше здания, в котором располагалась фирма, раскинулась паутина антенного
Алексей Николаевич нажал на пульте несколько кнопок и вызвал машину Черняева. Государственной службой электро-радиоконтроля радиостанции, установленной в этой машине, был присвоен безобидный гражданский позывной: „Ручей-16“, а центральной станции — „Сеялка-21“. Смех и грех… Зато все легально, все на законных основаниях.
„Ручей-16“ тут же отозвался.
— Артур, слышал, что „Ручей-семнадцатый“ говорил? — спросил Алексей Николаевич.
— Слышал, слышал. Я сейчас с ним свяжусь… — сквозь несильный треск помех отчетливо ответил голос Черняева.
— Да, свяжись с „Семнадцатым“, и держите постоянную связь до самого конца. Понял меня? Прием…
— Понял, понял…
— Ну, тогда — все. Каждый час вызывай меня. Я буду постоянно здесь находиться, на приеме. В случае непредвиденных обстоятельств — немедленно доложи. Все. Связь кончаю, — он нажал кнопку выключения передатчика.
„Ручей-16“ сразу же вызвал „Ручей-17“ — позывной машины, гнавшейся за „КамАЗом“ с севера — и вскоре они связались между собой.
Радиостанция в офисе фирмы, как и передвижные рации на машинах, были коммерческими коротковолновыми
На высоких полярных широтах в зимнее время диапазон коротких волн бывает достаточно капризным — то по одной, то по другой частоте связь может внезапно резко ухудшиться. Появляется так называемое „волновое непрохождение“, вызванное атмосферными магнитными возмущениями. Для предотвращения этого каждая рация — как в офисе, так и на машинах — имела встроенный процессор, автоматически меняющий диапазон работы станции на более благоприятный. Причем изменение диапазона осуществлялось синхронно и одновременно у всех корреспондентов сети. Такие переключения иногда происходили несколько раз в минуту, но благодаря быстродействию процессоров, не мешали приему текста передачи. Имелись в распоряжении Алексея Николаевича в офисе фирмы „Азот“ и спутниковая связь, и системы сотовой связи, но он в особо конфиденциальных случаях, как сейчас, например, предпочитал пользоваться обычными коротковолновками. Специалисты ему объяснили, что такие станции с прыгающими частотами практически недоступны для прослушки, а примитивные коммерческие скремблеры, используемые на УКВ-каналах, в отличие от аппаратуры ЗАС, дешифрируются спецтехникой эфэсбэшных слухачей элементарно. [ЗАС — засекречивающая аппаратура связи. Прим. ред.]
Алексей Николаевич откинулся в кресле и закурил сигарету. Ну что же, теперь „Ручью-17“ — следить, следить, следить… Тащиться сзади, висеть на хвосте около тысячи километров и нюхать выхлоп дизеля. В оперативной работе умение терпеть и ждать — залог успеха.
И неплохо бы самому Балову слетать на север и своими глазами проверить эту упаковочную контору. Побеседовать с командой упаковщиков. Контора „быстроупак“, мать-перемать… „Рога и копыта“ получаются… За каждый контейнер с товаром такие деньги заплачены! Но где-то ведь товар подменили? Неужели в лаборатории на Кольском?
Глава тридцать пятая
Думаю, что этот „шевроле“ я узнал бы из тысячи, из десяти тысяч. Особенно в это время и в этом месте… Прямо рояль в кустах, блин.
У меня, вообще-то, зрительная память не очень хорошая. Она, разумеется, есть — как правописание у Винни Пуха, но тоже не очень… Хромает по причине слабости глазынек моих близоруких. Но тут случай особый: ночь, луна, пустыня белая — и эти фары на крыше. Ну и характерный низкий и широкий силуэт… Этакая жаба приплюснутая на четырех колесах.
В общем, как только увидел, меня словно током ударило — никак он, родимый? Так, так, так… Явился — не запылился.
Встречный автомобиль притушил свои чертовы фары, включил левый поворот и стал замедлять скорость. Я тоже резко уменьшил давление на педаль газа и перешел на нейтралку. И тормозом потихонечку — пш-ш… пш-ш… Так — заходим на посадку, руль чуть влево…
Место было удобное — мы с „шеви“ спускались в укрытую снегом широкую долину-котловину с противоположных склонов, а точка встречи — как раз посередине.