Александр Яковлев
Драйверы
Наш вертолет — старая мельница „Ми-4“ — завис над этой полянкой в полуметре над землей, механик распахнул дверцу, я вскинул на плечо рюкзак — „адью“ — и выпрыгнул…
И прямо на гвоздь! На старый, ржавый, четырехгранный кованный гвоздь, блин, торчавший из полусгнившего обломка доски. Сапог — насквозь, нога — тоже. Абзац!
Я сначала и не понял, что произошло: резкая боль, и он… торчит, гад! Ну, сдернул с него ногу — а что еще делать? — отскочил в сторону. Стою… Вертолет махнул приветливо стальным крылом и улетел.
Деваться некуда — доковылял я кое-как до буровой. Мужики аптечку достали, йодом болячечку мою помазали и туго забинтовали. Я лег и лежу, переживаю. Нога к вечеру раздулась — в сапог не влезает. Болит, дергает, зараза. Не то что встать, вниз ее не опустить — боль адская. И так — три дня… Смешно сказать — ребята меня из палатки „до ветру“ на руках выносили.
Но потом прошло — не само, конечно, ихтиоловая мазь мою ногу спасла. Ее в наших полевых аптечках всегда почему-то немеряно было. Ну, мазь и мазь, мало ли там мазей всяких — черная и вонючая. А тут — деваться некуда — пришлось самолечением заняться. Прочел внимательно все инструкции — и давай „ихтиолкой“ ногу мазать. Да с припарочками…
И помогло, ведь! Да еще как — в два дня все вытянуло. В общем, да здравствует „ихтиолка“! Честь и хвала ее создателю, великому доктору Ихтиолу! Во веки веков! Аминь.
Но я — не о ноге и не об „ихтиолке“, я — о случайности. Ведь это же реально представить надо — тысячи, миллионы квадратных километров леса! До ближайшей деревни — километров сто с гаком. И гвоздь. Один. Площадью пять миллиметров.
Ну откуда там этот гвоздь взялся?! И почему именно под мою драгоценную и любимую, спустившуюся с небес ногу он попал? Фантастика! И таких случайностей в моей жизни было столько — всех и не вспомнить.
А совсем недавно, с кассетой этой поганой — разве не случайность? И где бы сейчас белели мои старые кости, если бы Гена Логинов, случайно опять же, в своей военной, или какой там — не знаю — сводке не наткнулся на мою оригинальную фамилию? Он мне сам потом рассказал, как дело было.
Ну мало ли пожаров в Питере ежедневно случается? И Зайцевых среди погорельцев, наверное, тоже достаточно. Лет пять ведь прошло, не меньше, с того момента, как он у меня сезонным рабочим третьего разряда работал… А вот поди ж ты — увидел фамилию, щелкнуло
И все это — не игра, все — на полном серьезе. Впрочем, черт его разберет — игра или нет… Судьба играет человеком.
Из-за фанерной перегородки, откуда доносились отзвуки переговоров между Геной и маленьким таджиком, слышались также милые моему сердцу старого радиста звуки эфира — разные ти-ти-ти, та-та-та… Из чего я заключил, что там, скорее всего, у полковника — узел связи.
Вскоре Гена с Ахметом вышли оттуда и подсели к нам за стол.
— Плохие дела, парни, — сказал Логинов.
— Ага… — сказал Борька. — Крокодил не ловится, не растет кокос…
Мне показалось, что Боб потихоньку начинал закипать. Может, от недосыпания — устал маленько, а может, и по другим причинам.
— По Центральному адресному прошел запрос на тебя, Витя… Заметь — не на Серова запрос, а на Зайцева… Там ведь сейчас все фиксируется, любая справка на контроле. Переоборудовали милицию японской техникой на свою голову…
— Это из-за меня, — сказал Ахмет. — Мы с Хайруллой тебя, Витя, через знакомого участкового решили проверить.
— У тебя что — компьютера нет? — удивился я. — Прокинули бы по базе данных и все дела. Ментовская „сидишка“ на „Козе“ полтинник стоит…
— Проверяли тебя по этой „сидишке“, — сказал Ахмет. — Там с твоими данными тоже непонятные странности. Решили подстраховаться и легально через ЦАБ проверить…
— Проверили? — саркастически спросил Боб.
— Да, Боря, проверили. На Литейном Витины данные нам, вернее ему, участковому, подтвердили. А по месту жительства мы не стали проверять — уже некогда было.
— Вот из-за этой проверки и убили вашего участкового, — сказал Гена Ахмету. — Участковый — старший лейтенант Шинкаренко?
— Да, — сказал Ахмет, — Шинкаренко.
— Убили его, Ахмет. Это не ваша вина, конечно. Эту карусель вот он, — Логинов указал на меня, — Виктор Сергеевич Зайцев, он же Серов, он же вообще не знаю кто, закрутил, — Гена вздохнул и посмотрел на меня с каким-то нехорошим прокурорским прищуром, будто я здесь самый главный бандит-рецидивист. — А самое любопытное — на файле в ЦАБе стоял флажок.
— Гена, ты как-нибудь попроще и без этих, без файлов. Мы люди простые…
— А все просто. В центральной картотеке твоя фамилия — старая — на особом учете. Пометка такая напротив твоей фамилии стоит — флажок. Почему-то. Это как-то не воодушевляет.
— Смеяться будешь, но меня тоже. Хотя я в этой хренотени ничего и не понял.
— Что тут не понять? Значит, не угас у кого-то интерес к персоне товарища Зайцева, — Гена помолчал, вздохнул и сказал, — И Хайруллу Ракманова тоже убили. Знаете такого?
Мы с Борькой кивнули. Азиатское лицо Ахмета с дурацкими усиками словно закаменело, и никаких эмоций на нем не отразилось.
— Геннадий Алексеевич, я пойду, распоряжусь насчет груза, — вставая из-за стола, сказала Мария. — По времени — еще немного, и начнем из графика выбиваться…
— Иди, иди… Такие дела, ребята. Вкололи Хайрулле какой-то дряни, он и умер, — продолжил Логинов. — И на кой черт ты, Витя, Зайцевым обозвался, а? Мы же тебя в Серова переделали, легенду даже состряпали и в ЦАБ ввели. Но и Зайцева там оставили. Временно. Туда легче ввести данные, чем что-нибудь изъять. Ну, оставили, и Бог бы с ними, со старыми фамилиями, потом как-нибудь убрали бы.
— Зайцевым я, Гена, конечно, не от большого ума назвался — признаю и немножко каюсь, но ты и меня пойми: ожегшись на молоке… Откуда я знал, что Ахмет — ваш человек? Да я вообще ни черта не знал. А документы у меня, к счастью, в двух экземплярах на две фамилии.
— И почему я их у тебя тогда не отнял? Надо было отнять. И разоружить вас, как следует, — Логинов мельком глянул на таджика. — А об Ахмете — так я и сам двадцать минут назад узнал, — сказал Логинов. — Только когда он мне нужные слова сказал для опознания, причем совершенно неожиданно для меня. Ну и маячок, само собой…
— Я знаю — это паролью называется, да? — Боб начал заводиться. Он, когда заводится, всегда сначала немножко ваньку валяет, дурачком прикидывается. Но потом — не приведи господи. Если Борис Евгеньич расшухарится, то вполне может этот бетонный ангар по камешкам раскидать.
— Да, Борь, паролем, — согласился Гена и пристально посмотрел на Борьку. Тот не отвел взгляда.
Ого… В гляделки играть начали. Это вы, парни, напрасно затеваете, это сейчас нам как бы совсем ни к чему.
Однако оба мужичка крутые, амбициозные, блин, не то, что мы с Ахметиком. Чего доброго, и сцепятся. Дела-а-а… Нам еще тут только глупой ссоры не хватает.
— Завязывай, Боб, — негромко, но ласково сказал я, — мы тут не на блядках, и нечего выеживаться. Борька вздохнул и отвел глаза.
— Тоже мне — нашел время и место свою крутость выпучивать. „Раскатаю я деревню от конца и до конца…“
— Ладно, — сказал Логинов. — Я, в принципе, тебя, Боря, понимаю, но… Тут ничего не поделаешь — такая работа. Хочешь — верь, хочешь — нет. Твое дело. В общем, у нас тут небольшой сценарий уже был разработан, пьеска такая маленькая, и каждому действующему лицу — своя роль… В прошлый раз с Хайруллой — вечная ему память — и с другим водителем мы эту пьеску неплохо разыграли. А на сей раз — вот как неожиданно получилось. Просто необъяснимое совпадение. Я, честно говоря, хоть и проверил все эти случайные совпадения и неожиданные ходы судьбы-злодейки „от и до“ по всем параметрам, но… — Гена даже потряс головой. — Но очень уж вероятность маленькая получается. А с другой стороны, и рассчитать с такой абсолютной точностью сразу столько попаданий в десятку никому не удастся. Даже гению…
— Гению, может, и не удастся, — не удержался от прикола насупившийся Борис, — а вот Гене…
— Парни, хотите верьте, хотите нет… Честное офицерское, — Гена перекрестился.
— Товарищ полковник, — раздался вдруг голос из-за фанерной перегородки, — подойдите, пожалуйста.
— Уно моменто… — Логинов встал из-за стола и стремительно ушел в свой радиоцентр.
Боб молча пристально смотрел на меня, Ахмет с непроницаемым лицом — в пространство, а я еще налил себе из чайника крепкого чаю — одной заварки — и пододвинул поближе тарелку с бутербродами и банку сгущенки.
Да гори оно все синим пламенем! Вот слопаю сейчас всю банку — тогда узнаете…
* * *
Сообразив, что шеф мертв, секретарша Алексея Николаевича истошно закричала, как кричат испуганные женщины, и на ее крик в кабинет вбежал охранник с пистолетом в руке. Следом за ним буквально ворвался Балов. Фигура мертвого шефа за пультом дальней связи шокировала и его, но не настолько, чтобы он потерял самообладание. При помощи охранника тело Баштая перенесли из аппаратной в кабинет, уложили на диван и вызвали „скорую“, хотя следовало бы сразу труповозку вызывать. Заботу о покойном шефе Балов поручил секретарше и охраннику, а сам вернулся к пульту связи, на котором горели сигнальные индикаторы включенного коротковолнового передатчика. Позывные машины Артура он знал, а большего пока и не требовалось…