Александр Яковлев
Драйверы
— Послушай, Ахмет, — сказал Борька, сосредоточенно вращая баранку, — ничего плохого не будет. Честное слово. Понимаешь, мы вот прямо сейчас, случайно — понимаешь, случайно! — встретили одного своего старого друга. Вот хочешь — верь, хочешь — не верь. Но все же, лучше бы тебе поверить. Точно говорю. Ну не будем мы тебя убивать и железяки твои тырить не станем! Чем хочешь поклянусь. Здоровьем президента… А если и потеряем час-другой, так на трассе потом нагоним. Видел, на какой скорости Борис Евгеньич умеет ездить? Да и Виктор Сергеич за рулем не плох. Вот так, дорогой. И потом — не бандиты же мы… Водку твою — вон, как четко доставили: р-раз, и в глаз. Думаешь, мы у тебя деньги отнимем? Таки тоже нет. Для этого и в лес ехать не надо. Ну друг у нас здесь служит. Понимаешь? Он — военный, командир части, а не бандит.
— Бандит, не бандит… Автомат у вас есть, в лес зачем-то едем. Друг — командир. Я несколько раз по этой дороге в Мурманск и обратно ездил, и никто, понимаешь, ни разу не нападал… А с вами уже два раза.
— Ну, не два, а один. С чего ты решил, что второй раз на нас
— Зачем вообще сюда ехал? Куда сейчас едешь?
— Зачем, куда? Да мы и сами толком не знаем, куда едем. Говорю же — случайно друга встретили, — Борька начинал раздражаться. — Вот ты в горах своих если случайно друга встретишь и он тебя в гости позовет — неужели откажешься?
— Боря, ты, наверное, меня совсем ишаком считаешь? Случайно, друга, в горах… Нашел горца… Я что, по-твоему, только вчера с дерева слез, а? Вот ты сколько языков знаешь?
На этот бестактный вопрос принципиальный Борька не стал отвечать.
— А я, — сказал Ахмет, — четыре.
— Какие? — попытался я увести его от темы.
— Английский, фарси, пушту и русский…
— Ну, кто же фарси не знает, — протянул Боб и что-то сказал Ахмету не по-нашему. Ахмет ему ответил примерно теми же словами, абсолютно непонятными для меня.
Издеваются, гады! Я знал, что в юности Борька чуть ли не три года отучился именно на восточном факультете филфака, пока его не выгнали. Значит, что-то осталось в башке его непутевой, раз с Ахметом так вот непринужденно спикает.
— А по поводу русского, — сказал Боб, опять перейдя на нашу родную речь, — так это просто смешно… Не помню кто — наверное, поэт какой-нибудь — сказал, что вот он бы, то есть поэт этот, выучил русский только за то, что на нем сам дедушка Ленин разговаривал.
— Ничего не смешно. Это для тебя он родной, а для меня — чужой. И сложнее, чем английский. Я вот сейчас выйду из машины и буду вас здесь ждать…
— Замерзнешь, — тактично отметил я.
Атмосфера в кабине резко накалилась. Спорить и ссориться с Ахметом не входило в наши планы, но и с Геной не перекинуться парой слов — как-то не по-людски было. Нет, так нельзя. Такая неожиданная встреча — и разошлись, как в море корабли?! Здравствуй и прощай… Тем более, что нас, вернее, меня, как бы и заранее сюда пригласили. Да пошел он, Ахмет этот…
Тут на наше счастье „шевроле“, шедший перед нами метрах в пятидесяти, мигнул красными стоп-сигналами, затормозил и остановился. Так… Шлагбаум.
Ахмет из кабины „КамАЗа“ выходить не спешил, а из „шеви“ со стороны пассажира вышла женщина…
Точно — женщина. Интуиция не обманула меня — это она, красавица, на меня „ствол“ наставляла. Сейчас, в ярком свете наших фар, я ее отчетливо разглядел. На ней были кожанная куртка-канадка, брючата, сапожки… Элегантная мамзель с хорошей фигуркой. И звали ее просто Мария.
Борька сидел за баранкой, слева, поэтому из-за кузова „шеви“ не видел ее, но я-то все разглядел. Блондинка, не старая.
Эх, Гена, Гена — секретный ты наш полковник. И жена твоя Алла, наверное, ночи не спит, переживает за твою трудную и опасную службу, а ты — вон, каких ладненьких адъютантов возле себя держишь.
Грустно мне что-то стало.
* * *
Не успел Баштай немного расслабиться после переговоров с Кольским и выкурить сигарету, как „Ручей-17“ вновь вышел на связь с ним и доложил, что позади транспорта тащится какой-то „хвост“ с бритоголовыми засранцами… Ведут переговоры с неким Костей. Что за Костя — неизвестно, но этот Костя приказал засранцам „КамАЗ“ остановить и в укромном месте оприходовать экспедитора и водил. Еще специально предупредил, что при экспедиторе должны быть „бабки“. Что делать?
Значит, все же не „спецы“ — не их антураж… Хотя — черт их знает, могут кем угодно ради дела прикинуться.
Он выспросил у оперативников — „Ручья-семнадцатого“ — обстановку и приказал плохих ненужных парней убрать. Не прямо, конечно, приказал, а условной фразой. Черт его знает — а вдруг все же кто-нибудь где-нибудь да и услышит. Баштай хоть и не был технарем и не знал всех возможностей слухачей из ФСБ и ФАПСИ, но полагал, что лишнего наговаривать не стоит. Какими бы убогими, по сравнению с бывшим КГБ, эти слухачи ни были, но осторожность никому еще не вредила.
Прошло минут десять, пятнадцать, в эфире — тишина… Еще через некоторое время — Алексей Николаевич специально не выходил в эфир, чтобы не мешать работе оперативников — „Семнадцатый“ сам вышел на связь и доложил:
— Сделано, уходим по трассе вперед, пойдем перед объектом лидером. Деться ему некуда — дорога одна. Отъедем немного, километров на пятьдесят, и подождем.
Ну, так-то лучше. Спокойнее.
А еще через некоторое время — не больше, чем через сорок минут — когда ему „Ручей-17“ с паническими нотками в голосе сообщил, что „КамАЗ“ с грузом таинственным образом исчез с трассы, испарился: „Прочесали дорогу на большой скорости на пятьдесят километров вперед и назад — нет его нигде и деться ему некуда, ни одной развилки…“ — Алексей Николаевич Баштай, полковник в отставке бывшего КГБ, генеральный директор ООО „Азот“, упал лицом на стол и умер.
Инсульт сразил его мгновенно. Не выдержал предельной нагрузки один из многочисленных сосудов, лопнул, и кровь, снабжавшая мозг кислородом, под давлением хлынула под черепную коробку…
* * *
Утром секретарша обнаружила тело. Она зашла в кабинет шефа, увидела приоткрытую стальную дверь узла связи и заглянула туда. Баштай сидел в кресле, уронив лицо на стол.
В первый момент секретарша подумала, что по своему обыкновению Леша вечером нажрался, как свинья, и уснул — дружил шеф с водочкой, долюбливал ее проклятую — но почти сразу же увидела на столе, возле головы шефа, лужицу запекшейся крови, которая уже после смерти натекла из носа покойного…
Глава тридцать шестая
Женщина недолго повозилась с замком, и полосатая рука шлагбаума, открывая дорогу, в каком-то почти нацистском приветствии резко вскинулась вверх. „Шеви“ продернулся вперед, блондинка с непокрытой головой осталась стоять у шлагбаума и махнула нам рукой — проезжайте.
Боб, увидев ее, сделал изумленное лицо — женщина! — затем недобро, но выразительно глянул на меня и воткнул скорость. Поехали дальше…
Интересно, помнит Борька о том, как летом Гена, когда нас отмазывал, пару раз имя Мария называл? Я-то хорошо запомнил.
Ахмет, увидев даму, тоже примолк и, похоже, смирился со своей участью. Но поглядывал на нас с Борькой волком или, вернее, снежным барсом. У них ведь там, в Таджикистане, волки, кажется, не водятся… Наверное, жестоко сейчас жалел Ахмет о том, что связался с нами и ругал себя всяческими нехорошими мусульманскими словами.
— Да не психуй, старина, — сказал я и приобнял его за плечи. — Ничего плохого не будет. Видишь, здесь даже женщины есть. Значит, все будет в норме, никто тебя не обидит. Чаю попьем, поговорим о делах наших и дальше поедем. Нас с Борисом ведь дома жены ждут, детки малые.
— Посмотрим… — уклончиво, но уже более спокойно, без напряжения в голосе ответил Ахмет.
А я подумал, что он сейчас, наверное, жалеет о том, что выбросил в снег за Олонцом пистолет „ТТ“ и „АКМ“. Я бы в такой ситуации — точно жалел бы.
Я тем временем опять включил приемник на торпеде. На средних волнах — тихая спокойная музыка, классика. И по всему диапазону — непонятные ритмические… какие-то „смыканья“, что ли? Словно гармоника другой частоты…
Не было этого совсем недавно на средних волнах.
Глаза-то у меня не очень хорошие, маленькие и слабенькие, но все что касается слуха — извините. Как-никак, в молодости радиооператором первого класса был и спецназовскую учебку в свое время закончил. С отличием, между прочим. На радиоперехват и разведку нас натаскивали, как собак павловских.
Хорошее времечко было — холодная война. Кругом — одни враги: „Внимание! Противник подслушивает!“ За прослушку „вражьих голосов“ тогда вполне посадить могли. Очень даже просто.