Александр Яковлев
Драйверы
Говоря более простым языком — государственные чиновники, призванные восстановить государственную монополию, или на корню „покупались“, или, что также иной раз случалось, попросту уничтожались. Физически.
Но государство, когда костлявая рука кризиса реально сомкнулась на тощей шее демократии, осознало значительность своих потерь и решило не уступать. Государство подключало к винно-водочной войне все новые и новые силы. Борьба шла с переменным успехом, но сивушные дельцы хоть и были обречены „по определению“, не сдавались.
В процессе борьбы веселящая влага, произведенная не на „казенных“ заводах, конфисковывалась государственными структурами десятками тысяч тонн. Водка, спирт и прочие алкогольные продукты, конфискованные обэповцами, собровцами, руоповцами и другими милицейскими подразделениями, после соответствующей экспертизы и непременной дегустации самими конфискаторами, в конечном итоге, должны были уничтожаться путем слива в канализацию. И уничтожались. Путем слива. Иногда. А иногда не уничтожались, но исчезали в неизвестное никуда.
* * *
В одной солидной конторе армянин Эдик Бархударян очень дешево взял партию хорошей белорусской „Зубровки“. Рынок сбыта у Эдика был накатан, но случилось непредвиденное: менты „наехали“. Такой вот „нежданчик“…
Где-то около шести вечера, завывая сиренами, подлетели к складу Эдика бойцы ОМОНа на двух автобусах, и понеслось. Сам Эдик благополучно улизнул из ангара через запасной выход, иначе, чего доброго, и отпинали бы „доблестные омоновцы“ тяжелыми башмаками.
Менты „бомбили“ склад Эдика часа два с половиной, до девяти вечера, и все это время — от начала и до самого конца — он наблюдал из своей машины за лихим налетом.
Налет, как налет — не хуже и не лучше других. Вполне стандартная тактическая операция озверелого государства против своего народа.
В конце концов омоновцы вынесли со склада пару ящиков товара — на „экспертизу“, коробку с документами, мимоходом поколотили резиновыми палками по спине двоих грузчиков и парнишку-охранника, составили какие-то протоколы, опечатали двери и уехали.
Сначала Эдик „дернулся“, хотел было найти старшего группы, обратиться к нему, договориться, но потом понял — бесполезно. Этим ничего не объяснишь и не докажешь. Могут и покалечить. А здоровья ведь ни за какие деньги не купишь, верно?
Командовал операцией какой-то амбал в камуфляже и, разумеется, в маске. С такими, как правило, не договариваются. А из обычного ментовского начальства, из тех, кого Эдик знал сам, во время налета на склад никто не явился. Это бы еще ничего — разные службы, правая рука не знает, что делает левая, но странным образом Эдик и по мобильнику никого из знакомых ментов из тех, кто мог что-то конкретно решить и как-нибудь повлиять на ситуацию, не нашел.
Впрочем, он сильно не волновался о судьбе своего товара. Конечно, какие-то неизбежные потери обязательно будут, не считая тех двух ящиков, что увезли на „экспертизу“. Это, в принципе, хотя и неприятно — ничего страшного. Всегда можно договориться.
„Сядем, поговорим по-мужски, и решим все вопросы“, — думал он. Но, подъехав рано утром к складу, обнаружил, что за ночь весь товар вывезли. Весь! Открытые настежь двери, мусор на полу, все раскидано, разворочено. И даже телефон из кабинета утащили, сволочи.
Товар стоимостью в семь с половиной тысяч долларов исчез в неизвестном направлении. Причем, семь тысяч пятьсот — закупочная цена, а цена реализации — в два с лишним раза выше.
Для относительно небогатого Эдика Бархударяна это была серьезная потеря. Он отчетливо понимал, что после потери такой суммы подняться ему будет практически невозможно. Нет, деньги, конечно, еще могут дать — люди его знают и верят, что он, Эдик, человек честный и трудолюбивый, и опять сможет раскрутиться. Но…
Но где гарантия, что и в следующий раз с ним не случится такого же? Ведь ничего же не ясно. Кто, зачем, почему? „Кинули“ раз, вполне могут „кинуть“ и еще. А что тогда? Опять деньги под проценты занимать?
Тогда лучше уж самому из своего „вальтера“ застрелиться — иначе накажут. Сначала поставят на счетчик, подождут месяц, может, два — для приличия, а потом убьют. Убьют медленно и мучительно. Не будет никаких разговоров, запугиваний — просто кто-то „наверху“ из тех, кто работает не с десятками тысяч баксов, а с миллионами, решит, что так надо, и все. Вызовет к себе исполнителей и скажет: „С этим, с армянином Эдиком, хватит…“ И — смерть. Другим в назидание. И нигде не спрячешься, найдут. Такой закон.
У него, Эдика, был на подкорме „свой“ майор Сергей, начальник районного ОБЭПа, которому он вчера вечером безуспешно пытался дозвониться.
Этот майор „стриг“ Эдика уже два года, и в принципе должен был заранее „снимать“ такие проблемы. Однако не снял, вот. И мобильник отключил, сука!
Хотя… Неужели Сергей решил таким образом ему насолить? Недавно намекал на „тонну“ баксов… Дополнительная мзда. Совсем оборзел майор, зажрался! Впрочем, куда денешься? Пришлось бы „засылать“. Но не сразу. Ну не смог Эдик сразу отстегнуть майору Сергею эту „тонну“ — не было налички, вся в товаре. Так что же теперь — за горло брать?! Не по-человечески это.
С утра Эдик Бархударян решил подъехать к майору Сергею, поговорить, разобраться, но после того, что увидел на складе — понял, что разговаривать с майором не будет. Это — уже ментовский беспредел. Пусть с ним теперь другие люди говорят — те, которые действительно что-то решают. Серьезные люди так не поступают, за это придется кое-кому ответить. Предстояло выяснение отношений на очень высоком уровне.
„Ну что же, — подумал Эдик, — из-за гораздо меньших сумм людей убивают. А то, что менты… Так они — тоже люди. Не с Марса прилетели, здесь живут. Пусть с ними теперь Иса разбирается“.
* * *
Когда рухнуло здание социализма и на незащищенные головы мирных советских граждан внезапно посыпались железобетонные глыбы демократических преобразований, многие не выдержали и потеряли не только присутствие духа и уверенность в завтрашнем дне, но и вообще все потеряли. И милую родину, и вклады на сберкнижках, и работу, и самое неприятное — уверенность в завтрашнем дне.
Что уж теперь говорить — надо признать честно: была при коммуняках она, была эта самая уверенность. Пусть иллюзорная, ненастоящая, но…
Многие потеряли, но некоторые наоборот — кое-что приобрели.
Сергей Радзевич работал в той милицейской организации, которая раньше ОБХСС называлась, теперь — ОБЭП. Это как раз те бравые ребята, которые проклятых расхитителей за руку с поличным хватают. И по рогам им, по рогам!
В сущности, у организации только название и изменилось, а все остальное сохранилось в прежнем виде. Даже замполиты остались на своих местах. Их по-другому стали называть, но все же не турнули на улицу, оставили в подразделениях. На всякий случай, наверное.
Известно, что милиция, или полиция, как медицина и педагогика — во всем мире самые консервативные институты. Им революционные изменения ни к чему, они эволюционируют. Стоят на страже, бдят, храня нравственное и физическое здоровье сограждан, то есть россиян, понимаешь.
Невысокого роста, светловолосый и очень уверенный в себе Сергей Радзевич в должности старшего инспектора районного отделения ОБЭП, при звании майор милиции, боролся с экономическими преступлениями. Боролся усердно и активно уже семь лет. И за эти семь лет борьбы сменил уже четыре машины; путем сложного обмена с доплатой купил новую, более удобную и просторную квартиру; и дачку приобрел на Карельском перешейке. Не трехэтажную хоромину, какие сейчас себе эти зарвавшиеся новые русские возводят, но все же…
До начала борьбы с экономическими преступлениями, еще при социалистическом тоталитаризме, Сергей Радзевич окончил некий строительный ВУЗ. Потом в течение трех лет подвизался в отделе снабжения крупного машиностроительного предприятия. Затем, в связи с кончиной социализма, почти год был заурядным безработным. Ну, почти безработным — мелкие халтуры и спекуляции не в счет. Одним словом, дорожка была кривая и неперспективная. Все же ему повезло — нашлись добрые люди, помогли.
На прямую дорогу его вывел дядя Леша — двоюродный брат покойного отца, бывшего начальника одного из крупных ленинградских СМУ, к глубокому сожалению Сергея, не дожившего до расцвета российской рыночной экономики.
„Эх, был бы жив батька…“ — иногда с непритворной тоской вздыхал Сергей.
Дядя Леша Баштай — полковник запаса КГБ — имел свое „дело“. Солидное, хорошо поставленное „дело“: торговлю металлоломом, но Серегу в свою фирму почему-то не взял. Наоборот даже — еще в самом начале перестройки настоятельно рекомендовал идти работать в милицию. Точнее — в ОБЭП. И не просто рекомендовал, а связался с кем нужно, после чего все прошло, как по маслу. Специальные курсы при ГУВД, стажерство и наконец — лейтенантские погоны. Потом скромный банкет, табельное оружие, должность. Единственное, что смущало — это оклад. Оклад был, но не очень. Оклады в милиции почему-то всегда устанавливают невысокие. Наверное, для стимуляции сотрудников. Однако, скоро Сергей понял, что служба в милиции, а тем более в ОБЭПе, занятие почетное и важное, а человек жив не хлебом единым, хоть и создан для счастья. А оклад… Ну что же — оклад, он и есть оклад.