Михаил Белоусов

Сатисфактор

Хозяином заведения оказался крупный мужчина в белых одеждах и на вид физически очень сильный. Во всяком случае, стать в нем чувствовалась нешуточная. По широкому вежливому жесту, приглашающему познакомиться с обширным арсеналом, и отсутствию даже намека на поклон я понял, что гильдия оружейников в городе котируется достаточно высоко и пользуется соответствующим авторитетом. Был хозяин шатра обильно бородат, но теменем смахивал на коленку. После яркого солнца в полутьме заведения было довольно трудно определить, брит он или по-настоящему лыс.

Не занимая себя подобными глупостями, я придирчиво рассматривал экспонаты, развешенные на стенках шатра. Глаза разбегались. Такому количеству и разнообразию клинков позавидовал бы и знаменитый музей в Толедо. Тут присутствовали и гигантские изогнутые сабли, и мечи самых невероятных форм и размеров, и узкие клинки с витыми рукоятями. Гарды у них были и простые в виде глухих чаш, и прорезные, чтобы цеплять и ломать оружие противника, и сетчатые для легкости, и украшенные самоцветами исключительно пижонства для. В общем, выбирай — не хочу. Мое внимание привлек тонкий меч с незамысловатой рукояткой, тонкий, почти как шпага. Я снял изделие со стены и несколько раз пустил его в воздухе „змейкой“. На вид оружие было великолепным, но хорошей вибрации не вышло. Сталь оказалась излишне перемягченной и от этого вязкой, не эластичной.

— На вес серебра, — впервые подал голос продавец.

— А золото? — спросил я и чуть не прикусил себе язык.

Не стоило торопиться. На тех монетах, что позвякивали в моем мешочке, был выдавлен профиль не кого-нибудь, а самого Инженю. Киркины шуточки! Впрочем, кто мог знать, какого вида деньги имеют хождение в местных пенатах? А золото — оно золото и есть. Так и оказалось. Брошенную на узорчатый ящик монетку хозяин исследовал самым распространенным способом — зубом.

— Мне кажется, что тут маловато желтого металла, — нахально произнес он, хотя по роже было видно, что качество денежки его более чем удовлетворило.

Пришла и моя очередь ставить кое-кого на место.

— За фальшивые деньги на моей родине длани рубят, — сказал я, будто, между прочим, не удостаивая взором хозяина, — А мои руки, торговец, как видишь, при мне. А если ты и этого не заметил, то могу продемонстрировать их с помощью вот этого вот безобразного изделия.

И я молниеносно приставил кончик меча к его кадыку. Судя по реакции оружейника, а, точнее, по ее отсутствию, подобного рода выходки были вполне в стиле местного высокопоставленного хамья. Хозяин лишь ухмыльнулся и уверил меня, что зубы у него нынче побаливают, а потому и произошла столь удручающая нас обоих ошибка в определении качества монеты.

— То-то же, — грозно произнес я и опустил клинок.

— Пяти таких монет, господин, — заявил наглый торгаш, — Вполне хватит для того, чтобы унести с собой это прекрасное произведение оружейного искусства.

Как же! Я не зря прожил в Средней Азии слишком долго, чтобы попасться на такую удочку. Там покупать что-то без торга считается неприличным.

— Две монеты, и не больше!

— Три!

Все понятно, это дерьмо не стоило и одной, уж слишком поспешно сбавил он цену. Однако то, что висело в шатре, никак не устраивало меня в смысле качества, поэтому я предложил оружейнику свой вариант торговли. Достав из-за пояса десантный нож, я уложил его обушком на деревянный ящик.

— Руби. Если на мече будет зазубрина, отдашь его даром, если на моем ноже — плачу за меч десять монет.

Хозяин со знанием дела исследовал нож на отблеск, на волос из бороды, позвенел по острию ногтем, понял, что тут „ихние не пляшут“, и скрылся за пологом в глубине заведения. Через минуту он вышел и бережно размотал длинную полоску чистой белой ткани, скрывавшую совсем невзрачной меч, по форме точь-в-точь схожий с тем, что я держал в руках. Рукоять была просто деревянной, а лезвие тусклым. Однако сразу бросалась в глаза грамотная, поразительно равномерная заточка.

— Эта сталь закаляется в крови беглого раба, — благоговейно произнес оружейник.

Я внутренне содрогнулся, но не стал интересоваться пикантными подробностями местной металлургии и взял в руки меч. О, это было совсем другое дело! Теплая рукоять из твердого дерева, похоже, из самшита, словно сама прыгнула в ладонь. Лезвие, повинуясь руке, исполнило великолепную „змейку“ и тихо загудело от упругих вибраций. Я еще раз осмотрел коллекцию на стенах шатра и убедился в том, что мастер, изготовивший этот прекрасный клинок, далеко обогнал своих соплеменников. Рукоять располагалась под удобным углом к клинку, что позволяло держать оружие привычным мне способом — как пистолет.

Я вопросительно посмотрел на хозяина. Тот помялся и объявил цену в пятнадцать золотых монет. По выражению его глаз я понял, что он распознал во мне настоящего знатока, который не поскупится на хорошую вещь, но и не переплатит лишнего. И эти пятнадцать золотых показались мне справедливой платой.

— Желаете испробовать? — оружейник выволок на середину небольшую плаху, покопался в карманах и положил на нее крупный замшелый медяк.

— Нет, я верю тебе, мастер, — сказал я, взял медную монету и метнул ее в сторону полога. На землю она, разумеется, не упала — смуглая рука Гюля мелькнула и цепко поймала денежку налету.

— Пояс — за счет заведения, — объявил лысый и подал мне прочную перевязь из толстой мягкой кожи, снабженную специальным металлическим зажимом для меча.

Я опоясался, приладил новоприобретенное оружие и почувствовал себя в этом незнакомом месте куда как более защищенным.

— Так как зовут тебя, мастер?

Хозяин шатра удивленно поднял брови.

— Ты уже дважды назвал простого торгаша мастером, незнакомец!

— Бабушку свою будешь за нос водить! По одному выражению твоего лица я понял, что этот меч кован твоими же руками! — я схватил продавца за руку и повернул ее ладонью кверху, — Вот и окалина, въевшаяся в кожу. И нож ты мой щупал как кузнец, а не как торговец.

Лысый хмыкнул, отнял руку и назвал свое имя. Транслятор услужливо осуществил дословный перевод.

— Меня зовут Говнид.

Я поперхнулся. Всякого можно было ожидать в незнакомой стране, но чтобы уважаемый человек носил столь неблагозвучное имя! Еще один повод похихикать над нашими спецами-лингвистами. Я улыбнулся, представив себе, как по прибытии размажу их интерпретационные алгоритмы!

— Ты зря ухмыляешься, чужестранец, — хмуро произнес оружейник, — В древние времена, когда эпидемии косили жителей славной Лигерии как жнец тучную ниву, уборка нечистот в городе была весьма почтенным занятием. Не элита, разумеется, но и далеко не всякая шваль, вроде писцов или брадобреев. Даже ученые лекари, и те не гнушались первыми приветствовать моих предков.

— Ради всех богов, Говнид, — я выставил ладони вперед, — Я не хотел тебя обидеть. Просто, согласись, для непосвященного твое имя звучит, по меньшей мере, необычно. Что ж, теперь я посвящен… Прощай.

Потомок городского ассенизатора улыбнулся и исчез в глубине шатра. За пологом ждал Гюль, уже воспринимавший меня как источник постоянного дохода.

— Веди на постоялый двор, или как тут у вас называется место, где можно поесть и переночевать?

И я шагал за своим поводырем по базару, внутренне улыбаясь первой настоящей удаче: эта территория и вправду называлась Лигерией.

Глава 58.

Мать честная, драгоценный подарок и лигерийские рыбаки

Боль, только что заполнявшая все тело, быстро стекла куда-то к ногам, а потом исчезла совершенно. Вот, не поверите, я просто лежал и боялся не только открыть глаза, но и пошевелить рукой или ногой. Боялся обнаружить себя снова связанным или полоненным иным каким способом. Слишком уж знакомая последовательность — помутнение сознания по причине сна, отравы или просто чем тяжелым по башке дадут, а сразу вслед за этим — веревки на запястьях и щиколотках.

— Мать честная! — послышался возглас Тальта. Муки и удрученности в нем не сквозило, поэтому я немедленно отверз очи, сел и огляделся. Все в порядке, никто не связан, посторонних вокруг нету. Будущие потрясатели престолов валяются у берега моря, раскинув руки, и спят. Не иначе, Флегенд исхитрился все ж поймать меня в воздухе. А теперь спит самозабвенно прямо на собственных крыльях, даже рот открыл. Спаситель.

— Мать честная! — похоже, лигериец был не в себе, во всяком случае, он повторил это глубокомысленную фразу еще раз.

Я подошел.

— Знакомая крепость, — произнес Тальт, не оборачиваясь.

Совсем недалеко, на крутом утесе возвышалась крепость, сложенная, скорее всего, из дикого серого камня. Все в ней как положено — стрельчатые бойницы, зубцы по краю стены и на круглых угловых башнях. Высокая. Стены, растут из утеса, словно продолжают деяния природные.

— Неужели Лигерия? — я несказанно обрадовался, — Значит, донесли нас орлы наши, наконец, до цели. Не соврал Черный Всадник!

— Кто знает?

— Как это? Всю жизнь тут прожил, и крепость узнал…