Михаил Белоусов
Сатисфактор
Глава 38.
Айболиты, Смерть На Сносях и мадемуазель Курдюш
Все-таки, наши айболиты — народ совершенно особый. Не то, что, скажем, киркин шалман. Ну, разумеется, профессионалы подобрались и там и там наивысшей пробы, но стиль работы разнится, да еще как! Если отдел, возглавляемый Кириллом Мефодьевичем, с первого взгляда представлял собой сборище разгильдяев, которым почему-то удобнее устраивать на стуле принтер, а на столе — собственную задницу, то тут, во владениях Инженю, все было чинно и до тошноты благородно. Персонал в хрустящих белых халатах, все на своих местах, кто — пробирки в центрифугу сует, кто — шприцами позвякивает, кто — посредством мелкоскопов разных зрение свое калечит. А за полупрозрачной стеной в операционной, не стесняясь, как раз кого-то сосредоточенно резали. Благодать, все при деле, никто просто так не шляется. То есть, кроме нас с Кириллом, да сам медицинский шеф энергично расхаживает по отделу и постоянно оказывается за спиной у своего заместителя. Заместитель сидела перед огромным стендом из тридцати экранов (по количеству задействованных объектов) и внимательно смотрела на центральный, самый большой.
Турчанка мадемуазель Курдюш по странному капризу генетики являла собой ослепительное зрелище — классический эталон русской красавицы. Вообразите себе — великолепное кустодиевское тело, каштановая коса толщиной в мое запястье и удивительные голубые глаза на вовсе не смуглом лице, не имеющем ничегошеньки от граждан бывшей Османской империи. А бюст был просто неописуем. Не удивительно, что Кирилл моментально сделал на нее стойку, как хорошо выдрессированная легавая.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил я уже в четвертый или пятый раз и опять не получил никакого внятного ответа. Оба объекта со товарищи, там, на мониторе, спали как сурки на палубе странного судна в самом неприглядном виде. То есть, уже традиционно, будучи связанными по рукам и ногам.
— Чего же трансляторы не сработали, а? — Кирилл по понятным причинам не мог пуститься во все свои словесные тяжкие, но и не упустил возможности хотя бы съехидничать, — Это же надо было позволить им так нажраться, да еще вдобавок — какой-то отравы. И никакого противоядия, извольте видеть, не применено.
Однако на Инженю эти пассажи никакого впечатления не произвели.
— Трансляторы настроены на все известные виды токсинов или экзогенных веществ и в этом случае тотчас же начали бы программу дезинтоксикации. А тут мы, видимо, имеем дело с каким-то алкалоидом, сродственным продуктам метаболизма… Причем, очень сродственным, необыкновенно сродственным, — подумав, добавил главный медик, — Мадемуазель Курдюш, ну хоть какое-то шевеление там есть?
Красавица покачала головой.
— Режим трансляторов на пределе, — ответила она и покрутила одну из ручек на пульте, — Боюсь даже держать этот уровень. Не дай Господь, мембрана станет прозрачнее, имплантанты от такой мощности тут же выйдут в регенеративный режим. А это минимум двое суток полного молчания…
— Ох, да не читайте лекцию, мадемуазель, — вздохнул Инженю, — Мне все это хорошо известно, а им объяснять детали без толку.
И наш недавний собутыльник кивнул головой в мою сторону. Я даже немного обиделся. Стало ясно, что незамедлительных действий по отношению к нашим подопечным не предвидится, и Кирилл принялся совмещать полезное с приятным. Выразилось это в прямом кавалерийском натиске.
— А что Вы делаете сегодня вечером, сударыня? — руководитель Отдела Пересадок настолько был оглушен красотой медика номер два, что ничего, кроме такой пошлости придумать не смог. Я аж икнул. Полагаю, что при своей ослепительной внешности мадемуазель Курдюш подобные знаки внимания могла собирать и солить бочками. Однако вопреки ожиданиям, она мило улыбнулась и осведомилась, какой разновидности развлечения может ей предложить столь галантный кавалер, поелику сегодняшний вечер у нее совершенно свободен, и никаких специальных планов не имеется. Приготовившийся к долгой и утомительной осаде Кирилл даже опешил.
— Я думаю, что как раз сегодня вечером дел будет у всех по горло. С полудня на мембране ожидается рассвет.
В дверях околачивался ни кто иной, как Смерть На Сносях. Он загадочно поулыбался, развернул пузо и снова исчез. Я заметил, что все эскулапы поголовно перекрестились. Господин Герман уже приобрел стойкую репутацию бедоносца. Встреча с ним каждым из участников Проекта, начиная с Йоко и кончая уборщицами, приравнивалась к черной кошке или к бабе с пустым ведром. Спору нет, Отдел ареологии, возглавляемый только что вошедшим и вновь исчезнувшим типом, за несколько недель успел собрать столько материальной информации об ареале, сколько во времена Ливингстона и Стенли накапливалось десятилетиями. Однако сведения, предоставляемые этим Отделом, сплошь и рядом оказывались пренеприятнейшими известиями. Опять же, отдадим должное, вооруженным информацией загодя, многим из нас в своей работе удавалось предотвращать массу неприятных вещей, но появление Смерти На Сносях с очередными предикциями по меньшей мере означало авральные работы. Вот и сейчас, даже при такой хорошей новости, у Кирилла, находящегося на полпути к победе, случился полный облом. Как только господин Герман удалился, мой друг трижды плюнул через плечо и осенил себя широким крестным знамением.
Очаровательная турчанка мило улыбнулась Кириллу и развела руками.
Глава 39.
Невольничий рынок, тяжкие вериги и парни на заклание
Долго ли коротко ли, но замаячили на горизонте причалы славного острова Бали. Конец, то есть, нашей морской эпопее обозначился. Справненько нас всех заново повязали, да прямо с пирса — и на рынок невольничий. Ох, там и народу собралось! Купец наш Дюсс вовсе не единственным оказался, многие, ему подобные, рабов продавать привезли. Перво-наперво, товар еще на причале расчленяли на высший сорт и все остальное. На одном конце базара, сколь я успел заметить, шла с молотка шваль всякая, например та, что в нашей лодке под настилом томилась, на другом — отдельно пленных красоток торговали.
Отребью счет шел, разумеется, десятками, да и цена была бросовой. За девок же просили куда больше. Ну, ясное дело, в расчете на качественное ублажение покупатели наложниц не скупились. Нас (надо же, с гордостью об этом говорю) отвели в самую середку. Тут народ поштучно продавался, ценный народ был. Однако оказалось, что мы и здесь обособились. Ибо предлагал нас капитан исключительно скопом и только конкретному лицу. Покупатель — толстяк в просторных белых одеждах — презрительно кривил губы, пока господин Дюсс расписывал наши достоинства, якобы им самолично лицезримые. Не верил он дюссовым посулам, знал, купец будет рад стараться товар лицом подать.
Да и то, как послушал я о подвигах наших ратных, мол, на глазах у негоцианта совершенных, аж уши завяли. И драконов разных мы, оказывается, в капусту секли, и прочую нечисть изводили вдоль и поперек… В общем, хотел толстяк цену выдать за нас за всех никудышную, но ввернул тут Дюсс свой козырь, Гаем придуманный. Мол, нету сборища в ратном деле сильнее нашего, понеже вместе мы, во главе со стариком. Сие заявление покупателя, по меньшей мере, озадачило. В конце концов, купил он нас всех сразу, и именно по той цене, каковую капитан-негодник назначил. Правда отдал деньги не все, а посулил большую часть проплатить, коли мы его, покупателя, на песке удовлетворим.
Я еще, помню, удивился, что за песок такой, да как потребуется на нем нового хозяина удовлетворять? Есть на свете, говорят, такие извращенцы, которые заместо женщин лиц мужеского полу пользуют. А дальше стало совсем не интересно, буднично, привычно уже, я б сказал. Сковали нас снова всех по рукам и по ногам, только уже не вервием, а настоящими кандалами с длинной цепью, одной на шестерых. Да пехом и погнали куда-то с рынка прочь. Страсть до чего неудобно было шествовать в оковах, и Гай еще постоянно об цепь спотыкался. Одно лишь немного радовало и кое-какие надежды вселяло. Заметил я, что все наше оружие, вплоть до феминовых веревочек с гирькой, везли на повозке вслед. И не валом навалили, как придется, а аккуратно так сложили, с пониманием к инструменту. Не стал, видно, жадничать купец, возвернул инвентарь. Вернее, отдал его в нагрузку к товару. И то, без нагрузки этой товар был совсем не товар.
Тальт изнывал от случившегося и поносными словами все корил себя за то, что вверг нас в пучину рабства по собственной гордыне и восшествия на престол желанию. Кое-как по дороге, позвякивая железяками, его уговорили не ныть, а лучше думать насчет того, как смотаться отсюда побыстрее, да с меньшей кровью.
— Не боись, молодой человек, — нагло заявил со своего конца цепи Гай, — Вишь, пока мои байки действуют, не разлучили нас. Стало быть, и еще что удумаю. Вывернемся рано или поздно.
— Лучше рано, — буркнул хмурый лигериец, за что оба они со стариком получили по несильному, но обидному пинку от сопровождавших. Мол, тут нечего разговоры разговаривать…
Во что мы вляпались, окончательно стало известно буквально на следующее утро. Господь был милостив, хоть и пришлось спать всем в тесной клетушке, едва ноги вытянули, но и солома на каменном полу оказалась свежей, и покормили под вечер вдоволь. И распутали на ночь даже. Едва-едва мы продрали глаза, как в клетушке объявился давешний покупатель, представился Урюпом и приказал нас снова связать. Убедившись, что все шестеро пленников и пальцем пошевелить не могут, он мановением руки отпустил слуг, удобно уселся на низенький стульчик, который притащил с собой, и принялся живописать наше будущее