Михаил Белоусов
Сатисфактор
В общем, черепаха оказалась не такой страшной, как ее малевали, даром что зубатая…
А вот Тальту поначалу пришлось совсем не сладко. Как выяснилось, онгарец, с которым предстояло померяться силами принцу-изгнаннику, был тигром. Здоровенная полосатая кошка, чуть ниже коня ростом. Злобная, хитрая, необычайно ловкая, ну да что там говорить, чай, видали вы одичавших кошек на городских помойках. Только эта — чудовищной величины, и, соответственно, во столько же раз более опасная.
Тальт, вытолкнутый на арену и вооруженный своей оглоблей, был одет столь же скудно как я. Поначалу он тоже не имел ни малейшего понятия, с кем придется иметь дело. Однако когда полосатый хищник мягко выпрыгнул из притвора на песок, лигериец вовсе не растерялся. Принц сразу понял, что самому атаковать столь грозного зверя нельзя никак и раскрутил перед собою привычный „веер“. Пусть, мол, зверюга думает. Тигр не стал церемониться и мгновенно совершил чудовищный прыжок, громко взрыкнул, надеясь смять волю противника, и совсем по-кошачьи махнул когтистой лапой. Тальт, не прекращая вращать лезвием, сделал длинный шаг назад. Трибуны взвыли, требуя от двуногого бойца большей доблести, но лигериец сосредоточился на противнике и не обращал внимания на крики публики.
И все же, несмотря на ярость и голод хищника, бой закончился очень быстро. Вернее сказать, именно, благодаря его же стараниям. Пытаясь побыстрее добраться до увертливой жертвы, онгарец припал к песку, отставил поджарый зад, покрутил хвостом, ну точь-в-точь кошка, которая готовится схватить воробья, и сделал еще один длинный прыжок. Так он привык мгновенно приканчивать соперника, но не тут-то было! Выставленная вперед лапа с жуткими когтями попала под быстро вращающийся меч, и кусок ее вдруг легко отлетел в сторону. Обезумевший от боли тигр припал набок, сообразил, что дело плохо, но не успел даже попытаться броситься наутек. Тальт уловил момент, присел и, широко взмахнув лезвием, снес хищнику его лобастую голову.
При первом бое лигерийца я, разумеется, не присутствовал, а рассказываю все со слов очевидцев. После схватки в аренарии выживших принято быстренько водворять обратно в их клетушки. Там я на пару с сидящим на цепи Кобане и дождался Тальта, явившегося с горящими глазами и чуть подрагивающими пальцами. Нас обоих уже ждала поощрительная трапеза, обильная и сильно отличающаяся в лучшую сторону от той, что подавалась в обычные дни. Так полагалось. Полагалась победителю помимо этого и женщина, но от такой привилегии мы, негласно согласившись друг с другом, отказались, чем несказанно удивили не только охранников, но и видавшего виды Урюпа. Кстати, даже Флегенд, способный, по-моему, с удовольствием совокупляться в любое время дня и ночи, не настолько освинел, чтобы проделывать это в присутствии посторонних. А отдельных клетушек для подобных целей, естественно, предусмотрено не было. Кстати сказать, предоставляемые женщины были настолько грязны, некрасивы и потрепаны, что назвать их неким поощрением было можно с большой натяжкой.
Кстати, о полубесах. В тот же день под улюлюканье трибун они в рекордно короткий срок легко расправились с самым большим и злобным грифоном аренария. История этого избиения настолько примитивна, что даже не заслуживает отдельного повествования. Впрочем, ставки на грифона были так велики, что Урюп моментально обогатился чуть ни вдвое. Летуны наши распределили обязанности: Флегенд на пару с Фемином мелькали у птицельва перед глазами, а Омур тем временем старательно потчевал зверюгу стрелами. Большая часть из них пропала, конечно, зря — пробить шкуру грифона не так-то просто. Но, в конце концов, испещренное стрелами тело летучего страшилища замертво упало на песок, а кошельки многих горожан сильно поистощились — очень немногие из них верили в то, что крылатого льва с птичьей головой, известного своей свирепостью, вот так просто можно прикончить. Единственной потерей была одна из гирек нашего немого, которую гигантский клюв грифона расплющил в лепешку. В самом начале боя Фемин метнул стальной грузик прямо в голову противника, но тот ловко поймал его на лету.
В общем, виктория в тот достопамятный день была одержана всеми нами полная, а хозяин остался доволен просто до неприличия. Иначе чем объяснить то обстоятельство, что он приперся самолично распивать прекрасное балийское прямо к нам в клетушку, налил каждому по полной чаше и собственноручно расковал старика.
— Плохо, — заявил тогда Флегенд, не забыв предварительно с удовольствием выпить принесенное, — Совсем плохо…
Глава 41.
Непрозрачные катакомбы, муть и сахарная палочка за резинкой чулка
— Плохо, — заявил Роб и потер запястья, — Совсем плохо…
— Не понимаю, что ты находишь плохого в том, что все шесть наших проходимцев пока прекрасно справляются со своими проблемами, — Ида сидела на столе нога на ногу, от чего в полном обалдении находились Гоп и Пифагор. Последний был просто вне себя от зрелища сахарной палочки, заткнутой за резинку чулка, явно предназначенной ему, но находящейся вне зоны достижимости. Что было вне зоны достижимости для бедного Гопа — тоже можно себе представить.
— Плохо то, что сплошная муть, — толстый шотландец продолжал пялиться в монитор, — Катакомбы. И каверны эти проклятые. Сигнал от трансляторов такой слабый, что можно определить лишь их местонахождение. А идентифицировать окрестности… Ясное изображение только на арене, а я ее и так уж обнюхал вдоль и поперек…
— Хорошо хоть, совсем данные не пропадают, — несмотря на категорическое распоряжение Маэды, Кирилл нагло продолжал курить и стряхивать пепел прямо на пол, — Какая-никакая, а информация.
— Да я же, сидя на кнопке, не узнаю, когда их надо выдергивать!
— А пока и не надо выдергивать. Пока все слава Богу, будем ждать, чтобы старый алкоголик что-нибудь придумал. Не может он без своих штучек-дрючек… А как выберутся они, тут и птероантроп у нас наготове, и видимость будет приличная, и все такое…
— Опять ждать у моря погоды! — Гоп тоже был недоволен сложившимися обстоятельствами.
— Молодежь, — хмыкнул Кирилл, — Все бы им побыстрее!
Лукавил шеф Отдела Пересадок, лукавил, ждать и догонять — хуже не придумаешь. И это в условиях, когда мембрана чиста как слеза ребенка! Тут бы и зону видимости расширить и кое-какие коррективы провести, ан нет, сквозь толщу гранита сигналы трансляторов проходили слабым писком. Ни о какой двусторонней связи с ними и мечтать не приходилось. Впрочем, передышка в бурных событиях, хотя и возникшая не по нашей воле, давала мне возможность пока посидеть и спокойно покрутить на компьютере все возможные варианты предстоящей борьбы за власть. Тут уж пользуйся моментом, все просчитай, чтобы в нужный момент не влипнуть в ситуацию полного неведения, как это случилось с Инженю: транквилизатор-то в пойле трансляторы не распознали!
Вообще-то, буквально через несколько часов проведенный анализ показал, что медик номер один был абсолютно прав. Мальчиков напоили травяной настойкой, в состав которой входил совершенно неизвестный нам изомер обычной глюкозы, имеющий выраженное снотворное действие. Ну а кто ж мог предположить, что вещество, на котором и зиждется весь метаболизм человека, окажется столь коварным! Инженювский биохимик-то, разумеется, плясал от счастья — и не мудрено — такое открытие, но пока синтезировался алгоритм детоксикации, объекты очухались сами собой. Хорошо еще, что без последствий для здоровья. Но упоить их тем же самым зельем теперь стало уже невозможно.
Вечер сегодняшний, как несколько предыдущих, прошел в смысле наблюдения за объектами абсолютно бездарно. Поэтому было решено оставить на кнопке многострадального Роба, а всем остальным — проваливать по домам. Я направился к себе в отдел погонять „мозги“ с расчетом на свидание с руководителем Проекта попозже, на что еще утром был с ее стороны прозрачный намек. Сильно подозреваю, что Кирилл рванулся к врачам продолжать осаду заместителя Инженю, а счастливый Гоп с Пифагором на плече — ужинать с Идой.
Глава 42.
Слабеющие крылья, бескрайние каверны и прозрачные рыбы
— Плохо, — заявил тогда Флегенд, не забыв предварительно с удовольствием выпить принесенное, — Совсем плохо…
— Не понимаю, что ты находишь плохого? — Урюп несказанно удивился, — Что вы все живы, а я в большом прибытке? Это ты называешь плохо?
— Плохо то, что крылья слабеют, — ответил за брата Омур, он с трудом в тесноте расправил белоснежное крыло, уныло его осмотрел и снова сложил, — Нам летать надо обязательно. Иначе и верткость уйдет и сил не станет…
— Подумаю, — довольный сегодняшним днем хозяин был готов на многие послабления, лишь бы они не мешали делу.
Думал он недолго. Ровно столько, сколько требуется, чтобы осушить еще один бокал.
— Эй, Рогоз!
В нашей клетушке, звякнув доспехами, мгновенно объявился охранник.
— Раз в два дня выпускать этих пернатых в каверны полетать, — распорядился толстяк, — От полудня до полуночи.