Михаил Белоусов
Сатисфактор
— Смотрите! — Омур вдруг вытянул руку вниз.
Внизу в жалкую кучку сбилось несколько кабиб, тех, что оттаскивали дохлых пейзаров подальше от острова. Ох, не повезло бедолагам! До острова со спасительными обрубками деревьев они добраться уже не успеют. Было хорошо видно, что полоса урагана отсечет им дорогу. А потом и накроет сами утлые лодки.
Варвары заметили нас и стали делать отчаянные знаки руками, мол, улетайте побыстрее и подальше. Флегенд сделал над кабибами несколько кругов, завис в воздухе и подал остальным летунам знак собраться вместе — расставил в стороны локти и переплел пальцы рук. Так, прямо в воздухе и состоялось быстрое совещание. Первым и, практически последним, заговорил старик.
— По два человека, голубчики, сможете подхватить?
Бросить несчастных посреди моря на растерзание урагану мы не смогли. Да и соверши мы такое — не видать нам удачи. Она дама хоть и капризная, но справедливая. Летуны быстро спустились к воде, и все три седока спрыгнули в кабибы.
Что было потом, я от волнения плохо запомнил. Немой и братья выдергивали из лодок людей по двое и уносились с тяжелой ношей к острову, снова возвращались и снова улетали. Наконец лодки опустели, от усилившегося ветра уже пошла короткая злая волна. Мы только облегченно вздохнули, когда увидели возвращавшихся летунов. Загрузить снова гаево изобретение и вскочить им на спину было делом одной минуты.
Успели мы вовремя! Отлетев на такое расстояние, с которого брошенные кабибы уже едва виднелись, мы стали свидетелями того, как первая, по настоящему большая волна перевернула и потопила все лодки разом.
Мы улетали все дальше и дальше от полосы урагана. Солнце вовсю шпарило спины, словно и не укрывалось совсем недавно за свинцовыми тучами. Было жарко. Летуны поднялись повыше, где воздух прохладнее, только это мало помогало. Одно дело парить над нашим городом или над Икаром, или даже над Бали, но совсем другое — здесь, где светило прямо над головой, где тень на воде от крыльев Флегенда была не больше их размаха. Напекло мне все ж голову, видно. Совсем мутно в глазах вдруг стало, боль раскаленным ножом пронзила хребет сверху донизу. Руки сами собой разжались, и разразилась вокруг клокочущая мгла.
Глава 57.
Восточный базар, кровь беглого раба и исторический экскурс
Да, пересадка без анестезии — это неприятно, знаете ли… Туда-то меня метнули прямо с клинитрона со всеми подготовками и предосторожностями, а обратно — извините, на обезболивание времени не было, утоп бы. Так что „бо-бо“, да еще какое! И, если Вы думаете, что мне было дано время очухаться, таки жестоко ошибаетесь. Они, я имею виду весь бессердечный Отдел Пересадки во главе с моим лучшим другом, видите ли, просчитали траектории и сочли, что терять времени не надо. А надо перебросить меня в точку с координатами предполагаемой Лигерии, да побыстрее, поскольку, мол, сильно экономно получится, если прямо сейчас. Вот вернусь, устрою Йоко первый семейный скандал по части экономности!
Ничего хорошего в спешке не получается. То есть, переодеть-то меня переодели, обезболить — обезболили, мешочек с золотыми монетками в руки сунули, а вот шпагу прицепить забыли. Хорошо, что я успел собственноручно положить в карман хороший десантный нож, доставшийся мне в подарок от одного знакомого из Французского Легиона. Вот и все, чем можно было жизнь защитить. Гоп, обезьяна этакая, держал же шпагу в руках! Но башка у парня была занята чем-то явно посторонним. Либо очередным алгоритмом, либо, что вероятнее, мисс Идой Бертон.
Короче говоря, я оказался в точке назначения безоружным насквозь. Хорошо хоть, не пришлось золото скудное свое от покушающихся оборонять тут же по прибытию. А могло б случиться и так. Впрочем, фортуна на этот раз не повернулась ко мне своими тощими ягодицами. Больно стукнувшись подошвами, я обнаружил себя в окружении довольно плотной и галдящей толпы. От резкой остановки увесистый мешочек выпал из рук, и несколько монет зазвенели, раскатываясь по брусчатке. И тут же по ушам ударил ни с чем не сравнимый ор восточного базара, а в ноздри — столь же неповторимая вонь, составленная из чудовищного количества самых разнообразных ароматов. Однако, не теряя времени, нужно было адаптироваться, я с деланной неспешностью нагнулся и подобрал выкатившиеся монетки. И лишь после этого приступил уже к полноценному анализу обстановки.
Первые впечатления были, по меньшей мере, удовлетворительными. Судя по положению светила над головой, я находился в соответствующих широтах. Это раз. Попал я сразу в крупный населенный пункт, ибо только в таковом пункте может иметь место столь обширное торжище. Это два. Рынок, как и следовало ожидать, представлял собой нечто невообразимое с беспорядочно вьющимися людскими потоками, гвалтом, запахами и горами товаров. Наверное, базар — есть явление универсальное, как теорема Пифагора. Он — некая константа, и неизменен вне зависимости от того, в каком из миров расположен. Как я успел обратить внимание, публика победнее, а вернее сказать, та, что в отрепьях, была безоружна. Если не подозревать, разумеется, клинки, спрятанные под одеждой. Всяк прочий, на платье у которого дыр не наблюдалось, обязательно был при серьезном лезвии на поясе.
Оружие встречалось разнообразное — от кривых, похожих на турецкие ятаганы, ножей до тонкого прямого палаша в руках какого-то франта в канареечно-желтом балахоне и в высокой меховой шапке на голове. Метательных разновидностей пока не наблюдалось, никто ни луков, ни арбалетов или пищалей каких не носил. Что касается одежды, то посетители базара щеголяли кто в чем. От набедренной повязки из чего-то такого, что и тряпкой не назовешь, до тяжелых красочных переливающихся кафтанов из ткани, похожей на нашу парчу. В общем, плюрализьм, можно сказать. Поэтому свободные штаны, рубаха в них заправленная и плат на голове, повязанный банданой, особо экстравагантными не выглядели. Была одежда чистой и по качеству материала позволяла относить меня к состоятельным господам. Значит, и вести себя следовало соответственно. Я ухватил первого попавшегося простолюдина за плечо и развернул к себе. Тот безо всяких возражений согнулся в вежливом поклоне и произнес несколько слов.
— Оль варух, кезир?
И вот тут-то пришлось в ужасе вспотеть. Я понял, что, ведомый собственной напористостью и безрассудством, сам себя низверг в пренеприятнейшую историю. Языка-то местного не знаю! Надо же, и никто из распрекрасных моих сотрудничков об этом не подумал. Похоже, вид у меня был неважнецкий: лоб в крупном поту, бледность лика, отнюдь не благородная, и взгляд накануне закатывания зрачков. Мой новый собеседник даже забеспокоился и подергал за руку.
— Оль рубае, кезир?
— Вам плохо, господин? — вдруг повторил по-русски узколицый мужик в грязноватом халате, которого я остановил.
Я опешил, но тут же понял, что безразличие, с которым меня, незнакомого с местным наречием, перекинули в гущу событий, было напускным и лишь предвещало очередной приятный сюрприз. Оказывается, трансляторы с некоторых пор оснащаются интерпретационной системой. Артикуляция у собеседника совсем не совпадала с тем, что слышали мои уши. Довольно неприятное ощущение, между прочим, словно смотришь плохо дублированный иностранный фильм. Зато невнятный шум базара превратился в абсолютно знакомый рыночный гомон, сплетенный из веселого торга, витиеватой брани и удивительно наглого вранья при восхвалении товара. Сразу отмечу, что цветистость ругани не шла ни в какое сравнение с тем, что можно услышать в аналогичных местах на Руси. Тут в ход шли только однообразные, без всякой фантазии, описания неприглядной внешности оппонента и сравнение ее с таковой у некоторых, малопочитаемых животных. Рядом со мной никак не могли договориться два толстяка. Они неестественно громко не сходились в цене за животное, сильно смахивающее на наших верблюдов, только горбы располагались не вдоль хребта, а поперек.
— Наверное, сидеть на таком звере удобнее, чем на бактриане, — пронеслось у меня в голове.
В этот момент предмет бурной торговли укрепил свое сходство с верблюдом тем, что смачно, обильно и белопенно оплевал потенциального покупателя. Столь похабное обращение с будущим хозяином почему-то привело того в полный восторг, и торговавшиеся, наконец, ударили по рукам. Происшествие моментально привело и меня в хорошее настроение. Взяв себя в руки, я по мере возможности придал лицу надменное выражение и через губу поблагодарил простолюдина за участие.
— Где тут оружейная лавка?
— Позвольте, я провожу Вас, господин, здесь недалеко — чудеснейшая оружейная лавка моего приятеля. Уверяю, что такого выбора…
Насчет того, что у оборванца мог оказаться приятель, торгующий качественным вооружением, я не без основания усомнился. Велев человеку заткнуться, я жестом подвиг его на выполнение основной задачи — указать место, где можно обзавестись приличным клинком. Сам бы Ваш покорный слуга через такую толчею с непривычки пробирался бы полдня. Но Гюль, так отрекомендовал себя простолюдин, рассекал толпу, словно торпедный катер волну. И мне оставалось лишь степенно, как и подобает важному и состоятельному мужчине, следовать в фарватере. Заведение оружейника оказалось и вправду не так далеко.
Во всяком случае, я не успел и вспотеть на солнцепеке, как оказался в спасительной тени шатра, увешанного изнутри многочисленными средствами умерщвления особей людских. В шатре было, кроме того, необыкновенно чисто. Поэтому, взяв на себя труд играть роль спесивого господина, провожатого в рваном халате я для пущей важности пинком вышиб за полог. К хамству вышестоящих на иерархической лестнице здесь, видимо, относились философски. Гюль не выразил ни малейшего по этому поводу возмущения и присел у выхода на прицыпки.