Михаил Белоусов
Сатисфактор
Гай вышел к свету костра, осторожно держа перед собой согнутую в локте руку. На предплечьи у него, словно ловчий кетч на рукавице сокольничего, сидела маленькая девушка с двумя парами длинных прозрачных крыльев за спиной. Одета она была в нечто совсем тонкое и невесомое, на голове красовался остроконечный колпачок, а в руке — настоящая волшебная палочка. В этом сомневаться не приходилось совсем, поскольку палочка заканчивалась крошечной звездой и при помахивании рассыпала быстро гаснущие блестки. Что-то моя жизнь в последние дни началась быстро пополняться всяк разными магическими подробностями! То, понимаешь, летуны стадами, то полеты на них как само собой разумеющееся, то обереги молодой ведьмы, то, извольте видеть, феи сказочные посещают. Ей Богу, мозги набекрень свернешь! Ну, а Кобане-то, ясное дело, аж вспотел от любопытства. Мы сгрудились вокруг и во все глаза уставились на это лесное чудо.
— Благодарю тебя, мой храбрый спаситель! — фея изящно положила ногу на ногу и уселась поудобней, — Без Вашей отваги, время мое истекло бы раньше, чем было начертано.
— Да о чем Вы говорите, сударыня, всегда к Вашим услугам! — полубес картинно кинул саблю в ножны, подбоченился и от гордости до того надулся, что стало боязно, как бы не пукнул.
Нежное контральто маленькой лесной волшебницы было негромким, но необычайно звучным, и исходило не от нее самой, а раздавалось буквально со всех сторон. Неприятное, между прочим, ощущение. Если закрыть глаза и не смотреть на фею, то и не определишь, где она находится. Крошечная красавица бирюзово светилась изнутри и была чуть прозрачна, во всяком случае, рукав Гая сквозь нее виднелся. Я протянул руку, чтобы потрогать пальцем крылышки ночной, а точнее, уже утренней гостьи. Однако она отшатнулась и выставила вперед маленькие ладошки.
— Ой-ой-ой! Нет, господин, прошу Вас, не касайтесь меня! А лучше отступите на пару шагов!
Я сделал удивленное лицо. Надо же, у старика почти что голым задом на руке восседать — это пожалуйста, а мне и дотронуться нельзя! Впрочем, у них, у сверхъестественных то есть, всегда были свои замашки, большей частью безобидные. Взять к примеру того же Вира…
— У Вас очень сильный оберег, сразу видно, полночных стран работа. Он может меня развеять.
Ого! Ай да Бела! Я про амулет и забыл. Висит на шее и висит, и с доспопамятной драки в Степи никак о себе не напоминает. Я потрогал вещицу. Теплая и чуть подрагивает под пальцами.
— Время мое истекает, отважные воины, могу ли я быть вам чем-то полезной? Правда, сил моих магических почти не осталось, всего лишь на одно желание, — фея помахала палочкой, однако та уронила лишь две-три хилые искорки, — Вот видите.
Никто не успел даже и приблизительно прикинуть, что нам сейчас важнее всего, как Омур, благоразумно до времени не раскрывавший рта, выпалил.
— Эх, пожрать бы!
Взмах маленькой руки, и над костром возникла дорумянивающаяся на вертеле туша молодого кабана. Тальт не удержался и с досады дал курчавому экс-обольстителю подзатыльник. Надо же так опростоволоситься! Ведь, пользуясь случаем, просить можно было много чего полезного. Флегенд, и тот был крайне недоволен братом.
— Вот ведь болван!
Означенный болван при виде съестного не обратил никакого внимания ни на братово порицание, ни на принцев тумак, и потерял интерес ко всему, кроме аромата жарящегося мяса.
— Простите, что поспешила, — сокрушенно произнесла понятливая фея, — Но, быть может, мой совет на прощание окажется куда ценнее этой маленькой услуги. Берегитесь. Из Полой Степи пришла Черная Лихорадка. И хорошо, что вы еще не успели попасть в город, она там бушует уже несколько дней. Не ходите в Геру, и вообще постарайтесь не встречаться с местными жителями. Мало ли что… Лучше двигайтесь дальше на полудень вдоль морского берега. Сейчас этот путь совсем безлюдный.
Гай посерьезнел.
— И насколько далеко?
— Вы же знаете, Лихорадка редко даже до Икара добирается, — гостья посмотрела на своего избавителя и усмехнулась, — Пожалуй, один ночной перелет — этого хватит с запасом.
Братья и немой недоуменно переглянулись. Все трое, как обычно на земле, были уже облачены в бесформенные плащи и считали свои крылья взорам посторонних недоступными.
— Да не удивляйтесь, мы же с вами троими птицы одного полета. Неужели думаете, что я ничего не замечу? Впрочем, не стоит так беспокоиться, люди-то не настолько наблюдательны, и, потом, у них сейчас свои заботы… Да, — фея повернулась ко мне, — Вам, милостивый государь, с таким оберегом, пожалуй, и Черный Мор не страшен, а всем остальным надо быть крайне осторожными. А теперь прощайте и удачи вам во всем!
И лесная гостья стала медленно таять в воздухе, помахивая на прощанье маленькой ладошкой. Собственно, никто с ней по-человечески и не попрощался. Стояли как столбы и кроме дурацких улыбок…
Стало еще чуть светлее, кабанчик окончательно допекся, и мы, не долго думая, пустили в ход ножи и зубы. Отдадим должное, исчезнувшая на наших глазах фея оказалась знатной кухаркой и очень хорошо понимала толк в пище для настоящих мужчин! Некоторое время было полностью посвящено поеданию ароматной лесной свинины. Гай явно уже не рвался посещать родные пенаты, а жизнь на сытый желудок казалась уже не такой противной. Веки, во всяком случае, потяжелели.
Пока мы дожевывали кабана, я обратил внимание, что Фемин, в отличие от остальных, чем-то обеспокоен, все время оглядывается и зябко поводит плечами. Впрочем, то же самое, но не так явно, проделывали и братья-обалдуи. Тальт же и Кобане обращали внимание только на мясо. Я вопросительно посмотрел на немого. Тот в ответ пожал плечами и сделал недоуменное выражение лица.
— Чего это он беспокоится? — я толкнул локтем сидящего рядом старшего из братьев.
— Вот и я чую, будто не одни мы тут…
— Ерунда, в этом лесу никогда никого не бывает, — Гай облизал пальцы, — Гиблое место, считается. То скотина пропадет, то прохожий заплутает и ходит кругами, пока с ног не свалится. Вишь, и феи летают разные, и Мо наглая донельзя… Особое место, народ его не жалует.
— И все же, не спокойно на душе, — Омур с нескрываемым сожалением оторвался от почти уже отшлифованного мосла и выпрямился во весь рост, — Пойду, пройдусь вокруг.
Все замолчали и прислушались. Лес вокруг жил своей предутренней жизнью и особо посторонних звуков не издавал. Мы были насторожены, и только поэтому голос, раздавшийся у меня за спиной, вздрогнуть не заставил.
— А не надо никуда ходить! А сядь лучше, верзила, обратно и глодай пока кость. Приятного аппетита, кстати…
Я незаметно положил руку на пряжку, готовый мгновенно смахнуть ножны с клинка и, медленно, с деланной ленцой обернулся. В пяти-шести саженях стоял человек в сутане с откинутым на спину капюшоном и таращил прямо в меня снаряженный арбалет.
— Не, ты, молодой, железку-то свою не лапай. Сиди себе и тоже, вон, тоже косточку погрызи.
По его знаку из-за окружающих со всех сторон кустов и деревьев неслышно выдвинулось еще пара десятков господ. Одеты и вооружены они были точно также и, не говоря ни слова, взяли всех нас под прицел.
— Монахи, мать их… — тихо сквозь зубы выругался Гай, — Друзья, только не делайте резких движений.
Монахи. Не люблю эту публику почему-то. Сам не знаю почему, но не люблю. Там, за Полой Степью, я не наблюдал от них особой пользы в отличие, кстати, от ведьм. Но монах в совокупности со стрелометом — вещь, на мой взгляд, совсем уж несуразная и, тем самым, еще более отвратительная, опасная и непредсказуемая.
— В чем дело, Святой Брат? — уже громче обратился старик к тому, первому, видимо, начальнику, — Ужели в Каллии появились запреты на поедание лесной дичи?
— Нет, таких запретов не появилось. Зато появились очень строгие запреты на кровавый кашель и пупыри на теле. За нарушение этого закона — казнь на месте, — и монах ухмыльнулся.
— В таком случае, — подал голос Омур, — это к нам не относится. Ни кашли, ни чиха, ни пупырей, ни прочей простуды у нас не найдется. Проваливайте!
— А ты не указывай тут! Я на государевой службе, — вспылил человек в рясе, — Кашля я пока и вправду не слышал, только это еще ничего не значит. Сейчас еще темновато, а ночеглазов мы нынче с собой не прихватили, жаль, конечно. Вот рассветет совсем, начнем на вас пупыри искать. Ежели найдем…
— Минуточку! — запротестовал я, — Что значит, „если найдем“? Что-то я поблизости экзекутора не наблюдаю. Уж не самолично ли?
— Эти монахи могут и самолично, — тихо пробурчал Кобане.
— Вот именно, самим Иерархом мы на такое благое дело и облечены, — ответил мне предводитель божьих слуг, — В округе Черная Гостья объявилась. Так что, ничего личного, дети мои, но коли найдем на телесах ваших ее метки, не обессудьте, придется перестрелять, да спалить. Очень это от Черного Мора способствует.
— Да вы не журитесь, — добавил он, видя наши обалдевшие физиономии, — Собственноручно потом панихиду справлю, как только с делами управимся. И Братьям Святым велю стрелять метко, чтобы не мучились.