Михаил Белоусов
Сатисфактор
Все ясно, знатный кочевник на своих двоих если и рубился, то нечасто. Эвон, только ноги, да живот прикрывает, как от пики. Ну, дальше дело знакомое. „Сосновая ветка“ крест накрест, и с парня слетела кожаная перевязь с богатыми ножнами. Потом сразу „клевок удода“. Бой прекратился сам собой. Кузум вынужден был отскочить туда, куда меня не пускала веревка, потому что ему пришлось поддерживать штаны с рассеченным поясом. Тальт, Кобане и крылатый проходимец разразились овациями.
Боже меня упаси! Я и не посмею утверждать, что предводитель кочевников был полный бездарь по части с саблей управляться! Более того, попытайся я поранить ему ноги, ничего б не получилось. А дай ему волю веревка, погонял бы меня, сабля остра и потяжелее меча будет. Пока с таким управишься, семь потов сойдет. Тут надо было моментом разбираться. Но, уж в слишком разных условиях проходило наше воспитание. В общем, беспортошное состояние сильно разозлило стремительного воина.
— Ого! — я решил сразу и обострить ситуацию и сделать вид, что сам напуган, — Надо же, ты действительно хорошо бьешься, не дал и царапину сделать!
Кузум, сопя, прилаживал веревку вместо утраченного пояса и злобно поглядывал на меня карим глазом. Ну еще бы, выставил-то я его перед подчиненными уж куда как привлекательно.
— Посмотрим, также ли ты хорош в „волчьем круге“?
Ну, нам и эта забава знакома! Мол, становись в наш круг и отбивайся, коль сможешь.
— Нет, — твердо заявил я, — только если мне этот вот спину прикроет.
И указал на Тальта. Кузум подумал, кивнул в знак согласия и буркнул что-то своим разбойникам.
— Не велит насмерть резать, — послышался голос Гая. Последние-то слова толмач перевести нужным не счел. Ну что ж, поимеем ввиду-с. Тальт стряс со своей оглобли ножны, встал у меня за спиной и тихо проговорил.
— Как начнем, пригни голову.
— Ага.
Я в ответ кивнул и приготовился ко всему, что нам предстояло. Степняки повскакали на коней и окружили нас довольно плотным кольцом. Да, дела не шибко радужные, каждому досталось по четыре конных противника. За спиной у меня басовито загудело, это
Степняки медленно двигались вокруг нас, выжидая миг для атаки. Тальт в окружении мелькающего и жужжащего меча сразу показался им менее привлекательной мишенью, и они постепенно стали сгруживаться на мою половину. При этом они начинали отчаянно друг другу мешать. Я уже ловил момент для того, чтобы наказать наиболее неосторожного из них жалящим ударом, однако вступить в бой мне так оказалось и не суждено.
Глава 27.
Смерть На Сносях, помутнение мембраны и руки прочь от красной кнопки
Я обернулся и убедился, что в консилиум включился еще один персонаж. Ну конечно, в затемненном углу сидел никто иной, как „Смерть На Сносях“.
Герман Герман (фамилия с ударением на последнем слоге) занимал должность начальника отдела, исследующего исключительно климат, физико-химические, геологические и прочие свойства ареала. Отдел этот сформировали совсем вот-вот, как только выяснилось, что ареал настоящий, и все перечисленные свойства у него присутствуют наяву. Вид у главы вышеупомянутого отдела был просто выдающийся: вообразите себе скелет, обтянутый серо-зеленоватой кожей столь туго, что, казалось, треснет при первом же движении. Впечатление усиливалось запавшими темными очами, похожими на пустые глазницы черепа и неожиданно большим пузом.
Узрев такое чудо природы, Инженю задрал брови домиком и тотчас же уволок нового сотрудника к себе. Через полчаса он вышел из лаборатории с еще более выпученными зенками и объявил, что не нашел в этом удивительном теле ни одной болячки, хотя по внешнему виду ожидалась адская смесь заболеваний печени, почек, прочих внутренностей, кожи и плюс авитаминоз „бери-бери“. То есть, с чем не живут. На это „Бош в Квадрате“, как его сначала поименовал Кирилл, только улыбнулся и сообщил, что такая внешность у него семейная и на протяжении веков уже многих вводила в обман. Он вообще всегда был приветливо молчалив, и не выказал никакой реакции даже на чью-то похабень, мол, дать мужику балахон да зазубренную косу в руки, и получится безносая на последней стадии беременности. С тех пор его за глаза никто и не называл, иначе чем „Смерть На Сносях“.
— Почему именно четыре дня?
— Потому что через эти четыре дня наступит очередной период непрозрачности мембраны. Его длительность…
— Что-то я ничего подобного раньше не замечал, — Гоп был несколько обескуражен.
— А вы ничего туда-сюда и не таскали. Непрозрачность касается только прямого воздействия и возможности пересадки. А видно-то будет все.
— Стало быть, время еще есть, — Йоко уже приняла решение, — Роб, убери руку от кнопки!
— А если…
— Никаких если, — подал голос и я, — Слыхали, что там алкаш перевел?
— Глядите, глядите! — раздался голос Иды. — А наши мальчики-то не промах!
Глава 28.
Помощь с неба, смерть лошадки и жирующие сквороны
Только я примерился распороть одному из молодчиков открытое для прямого удара бедро, как тот вдруг вскинул голову, протянул руку вдаль и гортанно прокричал. Ну как же, сейчас прямо! Я, несомненно, обернусь и подставлю спину! На такие уловки не покупается даже простофиля Пелиец! Только вот докричать степняку было уже не суждено. Через мгновение он слетел с лошади с пробитым стрелой горлом. Я не стал ждать продолжения, моментально прыгнул его коню под брюхо и уже сбоку попытался достать второго кочевника. Им оказался сам Кузум. Пырнуть предводителя удалось лишь слегка, причем, в задницу. Чтобы не попасть под отвесный удар саблей, я на полусогнутых ногах шмыгнул еще дальше и на ходу перерезал подпругу. „Стремительный воин“, тем временем, ожидал моего появления с другого боку, перевесился, чтобы удобнее было рубануть, и само собой, рухнул наземь вместе с седлом. Ну, тут уж он мой! Резким точным взмахом я рассек ему связки сбоку на правом колене. Теперь, даже если и заживет, хром будет на всю жизнь, а пока пусть поваляется.
Оказалось, что за то время, как я разбирался с предводителем, Омур успел сверху перестрелять остальных кочевников, исключая одного. Бедолага достался Тальту, и тот развалил степняка надвое вместе с конем. Впрочем, нет, вру, конь остался недорубленным. То есть, меч перерезал животное только наполовину.
Пока шла потасовка, Фемин распутал Гая и старательно растирал пленнику посиневшие от веревок руки и ноги. Старик лишь тихо покряхтывал. Флегенд же, как только почувствовал себя развязанным, немного поразмял конечности и с лицом, не обещающим ничего хорошего, направился к Кузуму, единственному из оставшихся в живых. Тот уже поднялся, с трудом удерживался на подрезанной ноге, вцепившись в уздечку своего коня, и сверлил нас злым глазом.
— Ну, сейчас я с тобой поговорю, — полубес с удовольствием размахнулся. Не успел никто из нас ничего предпринять, как он нанес такой удар, какого не устыдился бы и сам верзила Бубо, лучший кулачный боец в нашем городе. Однако в самый последний момент, видимо от боли, Кузум потерял сознание и, разжав пальцы, снова упал наземь. Кулак Флегенда впечатался прямо в лоб степной лошадке, отчего та громко икнула, закатила глаза, завалилась набок, дернула ногами и окочурилась. Тут наш летун окончательно рассвирепел и в одно мгновение снес Кузуму буйную головушку его же собственной саблей.
Упрекнуть Флегенда никто из нас не решился. Да и какие тут упреки, дело-то житейское, или мы их или они нас. Долго рассыпаться в благодарностях Фемин и Омур нам не дали. Сборы прошли быстро, если не сказать суматошно, впрочем, ничего забыто не было.
— А здорово у меня получается, раз — и голова с плеч! — полубес горделиво рассматривал добытую в бою богатую саблю, — И не тяжелая, прихвачу-ка ее с собой, кто знает, может еще с кем победоносно сразиться предстоит…
Уже сверху я оглянулся и увидел, как над местом потасовки уже кружила неизвестно откуда взявшаяся стая скворонов. Ух, и пожируют же они нынче!
Глава 29.
И девы-розы пьем дыханье, быть может, полное чумы
Ночная Полая Степь проносилась под нами, старательно оправдывая собственное название. Ни души. Я-то думал, Степь заселена куда более густо, но Полой ее прозвали, видимо, не зря. Сплошная тьма, только посвист ветра, ставшего чуть теплее, да звездное небо над головой. И ни разу внизу не мелькнул огонек очага, хотя становище кочевников, хоть одно, да встретиться должно было бы. Впрочем, отсутствие подобного рода живности как раз не больно-то огорчало, уж слишком свежи были воспоминания о первой встрече со степным народом.
На дневных привалах мы теперь были бдительными и, укладываясь спать, обязательно оставляли одного сменного соглядатая, на случай нежданных гостей. С пищей и водой пока проблем не возникало. Лук Омура исправно нас кормил степной дичью, а вода, как ни странно, встречалась в Степи довольно часто, то родничок малый, то неширокий ручей. Сверху такие места отыскать было парой пустяков — поглядывай, где растительность попышнее да посочнее — и обязательно воду найдешь. Пить только вот приходилось с ладоней — экономя вес, посуды мы с собой не прихватили. Странно было вспоминать россказни Кобане, как он пробирался по Степи, мучимый одновременно и голодом и жаждой. Врал, небось, старикашка. Впрочем, быть может, шествовать ему пришлось по какой-нибудь другой, более скудной местности, или по летней поре тут все вымирает да высыхает. Сейчас-то весна…