Михаил Белоусов
Сатисфактор
— Будет исполнено, хозяин, — поклонился Рогоз.
— А пока летать будут, старика в ошейник и на цепь, — добавил Урюп и повернулся к нам, — Так мне спокойней будет.
Хозяин обвел нас долгим взглядом и добавил.
— Кстати, кто из вас хочет, тоже может там пошляться. Но имейте ввиду, один обязательно будет сидеть здесь на цепи. Опоздаете или заблудитесь — заложник заплатит головой.
С этими словами он закончил аудиенцию и вышел, оставив нам баклажку прекрасного вина. Гай сплюнул в угол. Чьей головой будут платить, ему было ясно с самого начала.
Остров Бали торчал посреди моря как пуп и представлял собой ни что иное, как гигантскую гранитную скалу, невесть зачем пристроенную Всевышним в этом месте. Время и морские ветры усердно поработали, пуп сгладился, обзавелся почвой и по форме теперь походил на панцирь черепахи. Однако внутри он оказался полым, или, если вернее выразиться, ячеистым. В толще гранита располагались гигантские полости или каверны, соединенные между собой и оплетенные многочисленными каналами, проходами и извилистыми норами. Самые глубокие пещеры располагались значительно ниже уровня морской волны, и оставалось лишь удивляться, почему каверны не затапливаются. То есть вода в кавернах была, даже целые озера с прозрачной холодной, чуть сладковатой водой. В озерах даже водились красноглазые рыбы с ладонь величиной, абсолютно прозрачные и совершенно безвкусные. Вход в лабиринт был хорошо известен, но есть ли помимо него выход — не знал никто. Поэтому Урюп и предупредил нас, чтобы не больно-то увлекались прогулками. Уж сколько любопытных сгинуло в чреве острова — и не сосчитать.
Темень в подземельях была — что в желудке у давеча убиенного четверорукого, поэтому приходилось, сопровождая летунов на разминку, запасаться ощутимым количеством смоляных факелов. Каверна, которую они облюбовали под подлеты, была настолько обширной, что пытаться осветить неверным светом горящей смолы ее противоположную стену нечего было и думать. Однажды Фемин схватил несколько факелов и полетел на разведку. Пространство оказалось таким большим, что было видно, как он на полпути запалил второй факел, и, в конце концов огонек уменьшился настолько, что едва различался прищуренным глазом. Когда немой воротился назад, то первое, о чем он дал понять — то, что противоположная стена столь же глуха, как и наша, и за время своего короткого полета никаких выходов он не разыскал. Ни с чем вернулись и братья.
Полеты с целью поиска выхода Гаем были одобрены с воодушевлением, и с тех пор он с нетерпением ждал полуночи, когда мы возвращались из каверн. Однако раз за разом летуны приносили один и те же известия — голая гладкая стена и все тут. А искали они тщательно, уж будьте уверены. Дальнейшие события требовали не задерживать поиск вожделенного лаза наружу, поскольку приходилось прикладывать все большие усилия, чтобы вернуться с арены живыми. Урюп стал усложнять нам задачу и сначала выпустил против меня двух черепах — вот уж пришлось побегать, прежде чем удалось их укокошить! Потом он решил, что онгарские тигры — слишком легкая добыча для лигерийца, и предоставил ему возможность сразиться с бером — гигантским клыкастым медведем, куда более опасным, чем полосатый людоед.
Животное это проживало невесть как далеко от Бали, где-то на закатном материке, привозилось по особому заказу и называлось медведем лишь по недоразумению и по схожести морды. А на самом деле зверь больше походил на какого-нибудь рака, поскольку скелет его располагался снаружи, а мышцы и все внутренности и прочие причиндалы — внутри. То есть практически, та же черепаха, только куда более прыткая и кровожадная, да самки детенышам сиську дают. Ох, Тальт тогда и попрыгал вокруг такого закованного в броню хищника, но справился, молодец, не подвел его „веер“ и на этот раз. Хорошо, что попал бер под меч как раз суставом. Иначе, не увидели б мы больше нашего соискателя престола. Да и летунам несладко пришлось с двумя-то грифонами…
Видать, денежек мы зарабатывали для Урюпа куда больше, нежели он и ожидал. Иначе чем объяснить то обстоятельство, что и кормили нас не в пример лучше прочих бойцов и гулять, вот, выпускали. Правда, не на солнышко, зато с оружием. Тут уж Гай постарался, растолковал хозяину, что, разминаясь в темноте, мы становимся все более умелыми в схватках на арене. И все равно, становилось ясно, что коли дело так и дальше пойдет, сожраны-порваны мы будем на песочке, уж сколько крови впитавшем. Надо искать выход. Ох, надо!
Глава 43.
Сломанная стрела, говорящая кошка и мерное дыхание
Гай сегодня сидел на цепи. Он вообще, как и посулил Урюп, оказывался в качестве закладного чаще других. Ничего не поделаешь, на арене он был не нужен, а „ворожить“, по мнению хозяина, вполне мог и облаченным в ошейник.
Мы в очередной раз исхоженным путем пробирались в большую каверну. Однако в этот день нам был преподнесен настоящий сюрприз. И даже два. Первыми по темному извилистому коридору двигались братья. Дорога круто свернула направо, и факел исчез за выступом каменной стены. Внезапно оттуда раздался короткий рык хищника, а вслед за ним — громкая, слышная даже за поворотом, затрещина. Мы выхватили мечи и бросились вперед.
В небольшой пещерке перед нами предстала странная картина. Раньше эта пещерка была пуста, а сейчас возле дальней стены боком к нам застыл огромный онгарский тигр, передней лапой он наступил на переломленную омурову стрелу, а желтые глаза его светились явным неудовольствием. И так-то, ослепительно оранжевый, в черную частую полоску, при неярком свете смоляного факела, хищник казался
— Ну, темно ж, ну чо я мог сделать? Чо ты сразу дерешься!
— Глаза разувать надо, дубина стоеросовая! — Флегенд был зол не на шутку, — И головой думать, а не брюхом! Ты где тут видел, чтобы тигры на свободе расхаживали?
— Так я и говорю, не бывает такого, чтоб на свободе, всегда в клетке, ежели не на арене, а тут неожиданно…
— Ладно, прости его, кыся, — старший брат обратился к хищнику успокаивающим тоном, — Не со зла он, хорошо я успел дураку по рукам дать.
Флегенд счел инцидент исчерпанным, повернулся к зверю спиной, и тут произошло самое неожиданное, отчего мы в изумлении пооткрывали рты.
— Ну что ж, кысю каждый может обидеть, — вдруг насмешливо проговорил тигр, — Особенно, если кыся привязана…
В доказательство он погремел цепями, которыми был прикован к стене за правые лапы. Холка гигантского хищника располагалась как раз на уровне моего плеча, кони иной раз бывают пониже, например, степняцкие. И цепь толстенная, подстать пленнику. Левый бок тигра был немилосердно изодран, местами шкура отсутствовала, а в прорехах виднелись глубокие, едва-едва схватившиеся рваные раны. Правда, они уже не кровоточили. Держаться на ногах, видно, несчастному было тяжело, он натужно вздохнул и снова опустился на каменный пол, примостив тело поудобнее. Все мы, включая Омура, получившего подзатыльник от старшего брата, старались стоять на безопасном расстоянии.
— Кто это тебя так? — Мне стало жалко онгарца, — Похоже на рану от грифонова клюва, но… Вроде, против них тигров не выпускают.
Тем временем Фемин совершенно бесстрашно шагнул к раненому хищнику, присел на корточки и помахал рукой над раной, отгоняя мух.
— Спасибо, — тигр благодарно кивнул лобастой башкой, — А то так все болит, что ни языком, ни хвостом не дотянешься… Как же, не выпускают! Мало того, еще и к столбу привязали как дворового пса. Дурной, правда, грифон попался, я ему крыло-то отгрыз, да, слишком близко к краю взял. Извернулся, подлец, отхватил, видите, клювом полбока.
Немой переместился к морде зверя и нахально отодрал с уса прилипший кусочек мяса, уже подсохший.
— Слушайте, он у вас что, просто немой или немой с придурью? — удивился тигр, — Или вы все тут такие бравые, что онгарского людоеда не опасаетесь? Считаете, что вот это вот — для меня серьезная помеха?
Тигр снова позвенел цепями.
— Да будет тебе, — Тальт тоже подошел и присел рядом с Фемином, — Ну, рванешь кого из нас, ну и что тебе от этого? Мигом смотрители прикончат и бросят берам доедать. Лучше сам своего грифона чавкай. Быстрей поправишься.
Всем известно, а уж летунам нашим — более других, что поранить грифона очень трудно, но уж если такое получилось, то, считай, грифон не жилец. Раны у них никогда не заживают, моментально гниют, и поэтому в заведении Урюпа попорченного птицельва быстренько приканчивали и отдавали в пищу другим раненым животным, а то и людям-бойцам. Тем, у кого после ранения оставались хоть какие-то шансы. Ведь вот странно как, сам грифон от ранения оправиться не может, а у других после его мяса любой порез рубцуется чуть ли ни втрое быстрей!
— Жаль, Гая тут нет, то-то бы подивился на говорящую животину! Чудеса, да и только, — я тоже приблизился.