Михаил Белоусов
Сатисфактор
Первые же часы полета ознаменовались легким развлечением, и, если дело пойдет так и дальше, то помереть от скуки нам никак было не суждено. Внезапно Флегенд перестал махать крыльями, широко их раскинул и подергал меня за ногу. Я наклонился ближе к его голове. Тот указал мне на что-то внизу. Одновременно с моим летуном замерли в воздухе и остальные, начав нарезать друг за другом широкие круги. Я посмотрел вниз и увидел то, что так заинтересовало полуангелов.
Ниже нас локтей на сто в воздухе парила совершенно голая девка с обалденной фигурой. Присмотревшись, я понял, что незнакомка томно спит, развалившись на помеле, словно на диване.
— Это Лаура, ведьма, — тихо шепнул мне старший из братьев, — Под луной загорает, бесстыдница. Щас вот я ей…
С этими словами Флегенд подлетел к брату, бесцеремонно выдрал у того перо из левого крыла и начал медленно снижаться. Я молча сидел у него на спине и наблюдал за происходящим. Поскольку вряд ли Флегенд позволил бы себе чего-нибудь совсем уж паскудного по отношению к хорошенькой ведьме, да рожа у него была радостно-глумлива, аж из-за спины видать, я не вмешивался и терпеливо наблюдал за развитием событий. Мой летун тихо-тихо спустился к помелу, вытянул руку и пощекотал пером девку прямо в неприличном месте. Эффект был совершенно потрясающим. Ведьма заорала как сумасшедшая, свалилась спросонья с метлы и, кувыркаясь, полетела вниз. Братья ржали как кони, довольные шуткой, а я вместе с другими седоками с тревогой наблюдал, как быстро падает вниз и уменьшается в размерах голое тело. Наконец Тальт треснул кулаком Омуру по хребту и с гневом осведомился.
— Вы что, сдурели? Ведь расшибется ж…
— Не, — сквозь смех помотал головой Флегенд, — Вон, гляди!
Ведьма, видно, проснувшись, действительно прекратила падение и уже неслась вверх поближе к своему помелу. Когда она приблизилась настолько, что в неверном свете луны были заметны мстительные искры в глазах, Флегенд раскинул широко руки. Не успев затормозить, Лаура вместе с метлой оказалась заключенной в широкие объятья старшего из наших негодяев. Стало ясно, что встретились старые знакомые, ведьма и полубес радостно обнимались, кружились в воздухе и ласково друг друга пошлепывали. Лаура Флегенда — целомудренно, по щеке, а тот ее — не стесняясь, по заднице. Будучи намертво прикрученным к спине летуна, я вынужден был участвовать во всем этом представлении. Наконец, когда у меня замельтешило в глазах и стало поташнивать, я решил напомнить о своем присутствии.
— Ой, а это кто? — испуганно пискнула красотка, отпрянула подальше и мигом прикрылась пушистой метлой.
Теперь я был лишен возможности лицезреть ее прелести, зато все остальные, я имею в виду Тальта, Омура, Кобане и немого Фемина, откровенно и весело пялились на голый девкин тыл.
Расстались мы с молодой ведьмой очень скоро и холодно. Она, не переставая держаться подальше, странно посмотрела на Флегенда, еще страннее на меня, презрительно фыркнула, вскочила верхом на помело, и только ее и видели. Я не сразу догадался, что девка несомненно тоже была осведомлена, что при помощи скованных поясов наши друзья переносят своих женщин. А на какое еще дело в подобном виде можно отправляться темной ночью? До Флегенда, обескураженного странным поведением старой знакомой, тоже дошло не сразу.
— Вот дура! — возмутился он в конце концов.
Тут уж сомнения растаяли, и все остальные громко захохотали.
— Хватит ржать, — обиженно объявил мой летун и тронулся в путь.
Светало. В вышине, как оказалось, светает значительно раньше. Лес внизу, вернее, его остатки, все еще лежал в полной темноте, а нам в левый глаз уже посверкивало восходящее светило. Я успел заметить, что взмахи крыльев Флегенда стали натужнее и реже. То же самое наблюдалось и у других летунов. Я похлопал своего ладонью между лопаток и жестом велел двигаться к земле. Флегенд попытался было изобразить на роже бодрость, однако я счел нужным настоять на отдыхе. Пока мы недолго спорили на эту тему, деревья под нами совсем исчезли, и оказалось, что мы летим уж над Полой Степью.
— Давай вниз, — велел я, — А то с устатку навернемся, да и нечего средь бела дня в небе посторонним глаза мозолить.
Флегенд кивнул, и мы стали снижаться. Некоторое время мы неслись совсем низко над землей. Это хозяйственный Омур присматривал, чтобы и ложбинка была, и топливо для костра нашлось. Наконец одно из мест его удовлетворило, и мы смогли с облегчением отстегнуться. Занятно, провели в воздухе всего-то ничего, а по первости земная твердь показалась уж чуть-чуть неродной. Сухое поваленное дерево, возле которого было решено пересидеть и переспать день, почти мгновенно занялось в костре. До того оно было высушено солнцем и ветром. Правда, пришлось ломать его сучья руками, поскольку топора с собой не было, а пускать в ход клинки я не разрешил. Древесина была твердой и колкой как стекло. Делать было особо нечего, и мне пришла в голову идея прогуляться вокруг, размять ноги и при удаче подтащить к костру еще хвороста, буде таковой найдется в пределах досягаемости. Так я и бродил, размышляя обо всем и ни о чем одновременно, подбирал редко встречающийся сушняк и не заметил, как отдалился достаточно далеко.
Вот ведь, какая удача, что слух у меня на зависть хорош! Не оборачиваясь, я швырнул охапку собранного хвороста через плечо, метнулся вправо и на ходу освободился от пояса и ножен. Низкорослая лошадка недовольно фыркнула, когда получила пуком деревяшек по морде. Всадник ее нисколько не был напуган моим обнаженным клинком, спокойно держал меня под прицелом небольшого, но, это видно, мощного лука, и ухмылялся.
— Ты, человек, хворост-то подбери. А ножик — наоборот, спрячь, — проговорил он, не ослабляя тетивы, — Собери хворост обратно, говорю, да и топай к костру. И не надо убегать, стрела догонит.
Тут он был абсолютно прав, спорить не стоило, и я, чертыхаясь, подобрал разбросанный сушняк.
— А теперь иди, — подбодрил меня голос сзади, — Видишь, как удачно — и рук вязать тебе не нужно, заняты. И полезное дело делаешь — хворост несешь.
Мысленно плюнув, я предоставил дальнейшее развитее событий Великому Провидению и неспешно зашагал туда, где оставил друзей. Было едва слышно, как конь мягко ступает за мной по траве.
— Лошадь не кована, — еще пронеслось у меня в голове, — Степняк, значит…
Впрочем, про неподкованность лошади можно и не говорить. Уже того, как выглядел ее всадник, вполне достаточно определить его принадлежность к кочевникам, а уж на них-то я нагляделся. Этот тоже был в кожаной шапке с оторочкой из грязного меха, короткой кожаной куртке ворсом внутрь, вооружен соответственно — короткая сабля там, аркан, камча, лук с крутыми изгибами, ну и все прочее. Наверняка нискоросл и кривоног. И, несомненно, не мылся от рождения.
То, что он нахально ведет меня к костру под стрелой, означать может лишь одно — знает, сколько нас всего, и возле костра его соплеменников обязательно больше, чем нас. Степняки все такие, ни в жизнь не нападут на кого, если числом уступают. Так оно и оказалось.
Прибыв на место, я обнаружил на земле связанных по рукам и ногам Тальта, Гая и старшего из братьев-полуангелов. Пожалел мельком, что не взяли с собой Молоха, уж тот бы гостей не проворонил, да как его было взять? Вокруг огня на корточках сидели семь кочевников, их кони мирно паслись рядом. Я бросил наземь хворост, однако доставать меч не стал, а только выпрямился и стал пристально рассматривать одного из супостатов, который поднялся мне навстречу и явно был у них главным. За спиной послышался легкий прыжок человека с лошади на землю. Приведший меня степняк что-то длинно начал говорить главарю на незнакомом мне наречии. Краем глаза я заметил, что Кобане стал откровенно прислушиваться. Что ж, хорошо, что хоть кто-то из нас знаком с языком этих варваров.
— Развяжи старика, — произнес я, глядя прямо в раскосые глаза, — Видишь, посинел дед, вдруг окочурится?
Предводитель, похоже, был самым молодым среди этой банды, но носил одежду посправнее, почище и был вооружен более дорогой саблей. Это было видно по сверкающим золотым накладкам на ножнах. Мой поработитель тут же стал бойко гугнить, явно переводя мои слова главарю. Тот ухмыльнулся.
— Похоже, ты, странник, ничего не понял, — ответил молодой кочевник через толмача, — Вы теперь пленники стремительного воина Кузума. Кузум — это я. И будете проданы на другом краю Степи, поскольку молодые и сильные. Быть может, ты хочешь посопротивляться, пока не связан?
Как только он произнес это, остальные вскочили с прицыпок, повытаскивали кто саблю, кто аркан, кто плеть, и окружили нас плотным кольцом. Судорожно пытаясь что-нибудь придумать в такой ситуации, я тянул время и не торопился обнажать меч.
— Что ж ты старика, который и так еле ходит, спеленал, а крылья этому, — я кивнул на Флегенда, — не вяжешь. А вдруг улетит? Остальные-то тю-тю?
— Да, жаль что упустили. Только не бойся, этот твой с крыльями не улетит, видишь, к колу привязан. И потом такое диво попортишь — меньше денег при продаже выручишь. А старик — что ж, пусть его, он и не нужен никому, тащить себе дороже. А так — хоть скворонам в пропитание пойдет. Все равно в степи один не жилец.