Михаил Белоусов
Сатисфактор
Вид поверженного предводителя удручающе подействовал на подчиненных, и потасовка приостановилась сама собой. Не успели мы, трое, сделать и шага вперед, чтобы закрепить успех, как раздались три гулких удара металла о металл, и оставшиеся стражники мирно легли на брусчатку.
Фемин радостно улыбался и сматывал на локоть тонкий канатик, на конце которого покачивалась гирька. Этим инструментом, как оказалось, он виртуозно владел не только в смысле прочистки каминных дымоходов. Три мгновенных точных броска, и на шлемах караула образовались три внушительные вмятины. Я внимательно осмотрел поверженных. Пятеро — без сознания, головы не разбиты, значит, переживут, начальник — тоже не безнадежен — кровь промеж пальцев не сочится. Стало быть, будет жить и, возможно, размножаться. Ждать было нечего, и поэтому мы, ведомые Пидди, поспешно оставили поле битвы. А в порту нас, как выразился оборванец, необычайно удовлетворенный конфузией стражи, шиш найдут…
Глава 36.
Кабак, голубка и поросячий хвостик
Ну и что, кабак — он и есть кабак. А то я кабаков не видел! Те же низкие прокопченные потолки, те же широкие столы и лавки из толстых досок, отполированных многочисленными локтями и задами. И, между прочим, пиво подают тоже несвежее…
Мы сидели в углу этого заведения, несмотря на ранний час, почти заполненного посетителями. Гомону людского, правда, пока особого не было, так, бубнение негромкое. Но чувствовалось, что к вечеру, когда публики будет больше и все хорошенько поднапьются, шуму прибавится. Завтракали мы обстоятельно, с несколькими переменами блюд, главенствующее место среди которых занимала замечательная баранина, сдабриваемая красным вином. Вино, впрочем, было так себе… Летуны расположились совсем в углу, в плащах, не снимая беретов, и по обыкновению своему при виде тарелок не терялись. Особенно усердствовал Омур, не оставляя после себя практически никаких объедков. Мы с Тальтом уже насытились и тихо и полусонно вели беседу, попивая винцо. Собственно, говорил больше я, а лигериец со мной молча соглашался.
— Странной мне кажется вся наша эпопея, — заявил я, — Только и делаем, что от кого-то драпаем, и наиболее блестящая победа одержана лишь над не самой блестящей стражей.
Тальт длинно кивнул, полностью со мной соглашаясь.
— Я предполагал, что путь к престолу будет более героичен, — продолжил я свою мысль, — К престолу, говорят, надлежит идти весело, прямо по головам бесславно погибших супостатов.
Тальт снова длинно кивнул и с трудом загнал отрыжку вовнутрь.
— Если дело пойдет так и дальше, то за душевный подъем и доблесть я…
Я не успел закончить мысль. Принц столь усердно кивнул, выражая полное со мной согласие, что с треском ударился лбом о столешницу. Флегенд не обращал внимания ни на что, поскольку был всецело поглощен выколачиванием костного мозга из вкусного мосла. Фемин сидел, откинувшись на стену, и скалил зубы. Омур же от удивления даже перестал жевать.
— Чего это с ним? — спросил он с набитым ртом.
Я и сам чувствовал, что пьянею куда более сильно, чем следовало при таком количестве выпитого, но отнес это к усталости и бессонной ночи. Тем более что все трое летунов признаков опьянения не выказывали.
Старик, пока мы насыщались, сновал меж столов, подсаживался то за один, то за другой, что-то рассказывал, что-то выспрашивал. То там, то тут раздавались взрывы веселого смеха, старый алкоголик не скупился на смешные истории, и благодарные слушатели тоже щедро делились с Кобане всем, что знали сами. Попутно Гай не забывал прикладываться к кружке, и его походка становилась все неустойчивее и неустойчивее.
Вдруг на середину вышли двое — одноглазый старик в старом кафтане и девушка. Кривой вскинул к подбородку виолу и заиграл. В кабаке сразу наступила мертвая тишина. Девушка небесным голосом, сильным и чуть низковатым, запела „Голубку“. Она пела так прекрасно, что у меня, да и у многих других, навернулись слезы на глазах. Эту песенку я не раз слышал в харчевне, где обитал Гай Кобане, но увечный Ким, тот что с культяпками вместо ног, пиликал ее куда как хуже одноглазого старика. Я заметил, что старик был шестипалым, и извлекал из виолы мелодию так замысловато, будто на инструменте натянуто не пять струн, как обычно, а добрый десяток. Да и смычок у него больше смахивал на волшебную палочку. Флегенд моментально обратил внимание на девушку, глаза его замаслились, и летун приготовился к штурму, по-прежнему считая себя совершенно неотразимым.
Лишь только смолкла песня, как двери кабака с грохотом распахнулись, и в помещение ввалилась большая компания веселых верзил, обветренных, крепких, с огромными ножами на поясах. Они беззлобно и бесцеремонно очистили от постояльцев самый большой стол. Только что певшая девушка с радостной улыбкой бросилась на шею самому большому из вновь вошедших, а тот одарил ее крепким поцелуем и усадил рядом с собой. Флегенд поник, что, впрочем, не сказалось на его аппетите.
— Любимцы Наяд, — произнес за моей спиной Гай, — С набега вернулись.
Я уже знал, что в Икаре так называют морских разбойников.
— Надеюсь, ожесточенной дележки не воспоследует, — заметил я, прекрасно понимая, что ввяжись мы в драку, при таком количестве соперников шансов у нас будет маловато. Но, если Любимцы начнут выяснять отношения, непременно заденут и окружающих. То, что парни имеют непозволительно богатую практику поножовщины, было видно сразу, такое опытный мастер клинка определяет по походке. Я и определил.
— Нет, все уже поделено, — заверил меня знаток местных обычаев, — И, смею утверждать, в высшей степени по справедливости. Они теперь отдыхают от трудов ратных, и если им в этом не мешать, то…
Вошедшие и вправду вели себя мирно и проявили грозность лишь в требовании подать на стол вина побольше, получше да побыстрее. И слава Всевышнему, что старший из полубесов не успел проявить своей обычной инициативы.
— А ну-ка, — предложил я Кобане, — Коль они в хорошем настроении, поспрошай их.
— А какой смысл? Они ж дальше Взморья не ходят, до Острова Босяков только иногда. Пойду лучше в тот конец, сидит там парень из стран полуденных…
С этими словами Гай поковылял через весь кабак, с трудом вписываясь промеж столов. Тальт продолжал мирно почивать на столе. Девушка вновь запела что-то необыкновенное, старик наяривал смычком. Омур продолжал завтракать, выпивка его не брала, поскольку сожрал он, по-моему, куда больше своего веса. И Флегенд не казался пьяным. Тоже ничего удивительного, еще Вир сетовал на то, что сукин сын, к которому я успел привязаться, может выпить неприлично много. Фемин продолжал сидеть в той же позе и улыбался. Я напружинил взор, и все стало понятно — немой скалил зубы во сне. Я откинулся на стену, был хмелен и благостен, и счел, что надо воспользоваться возможностью и вздремнуть после сытной еды. Когда еще придется…
— Что?! Да как ты смеешь, сука, так бесстыдно врать?!
Я открыл глаза. В дальнем углу кабака из-за стола с трудом выбирался громадный детина, которого Гай примостился, было, доить в качестве очередного источника знаний.
— Да чтобы почтенная женщина, встретившая восьмидесятый листопад, могла… Да я тебя… — верзила протянул руку, чтобы схватить перепуганного старика за грудки. Однако стол был слишком широким, и Кобане, хоть и под хмельком, но успел отскочить.
— Какая почтенная женщина, ты чего?! — видя, что верзила не унимается, старик выплеснул ему содержимое свой кружки в лицо и заячьим прыгом порскнул спасаться под наш стол.
— Оставь старика в покое, — проговорил уже сытый, и от того смелый Флегенд.
В ответ здоровяк выхватил из ножен длинный тесак, больше похожий на короткий широкий меч, и молча стал надвигаться на нас. Морда его была красной, а глаза выражали мало чего осмысленного. Расшвыривая на пути столы и лавки, он неумолимо приближался, рыча от злости. За соседним столом пираты замерли, предвкушая интересное зрелище. Первым на пути озверевшего парня должен был оказаться Тальт, который по причине подпития ничего не подозревал и расслабленно спал спиной к событиям. Хмель с меня как ветром сдуло. Нельзя было терять ни мгновения. Мысль об этом лишь только доползала до своего второго конца, а тело само собой уж взметнулось. Я единым махом перелетел через стол над головой лигерийца, еще в прыжке смахнул с меча ножны и предстал перед верзилой. Тот, не особо раздумывая, попер на меня, широко размахивая тяжелым клинком. Сзади, подымаясь с лавок, завозились и зашуршали плащами братья. Они сочли, что мне нужна помощь. Однако со стороны стола, за которым сидели морские разбойники, раздались недвусмысленные пощелкивания зажимов от поясных ножей и громкие крики.
— А ну, не лезь!
— Пусть один на одного!
— Слышь, малявка! Покажи этому борову, почем стоишь!
Это уже мне. Малявкой меня назвать нельзя, но рядом с этим здоровяком, бывшим, ей Богу, на голову выше Тальта, я и вправду казался чуть ни карликом. Мой противник оказался вовсе не толстым, а очень крупным мускулистым мужчиной средних лет. Кто знает, на что он способен? Поэтому, до поры до времени я просто стоял, выставив вперед меч. Посмотрим, как он будет его обходить. Во взгляде бойца с коротким мечом вдруг погасли искры пьяного гнева, лицо стало сосредоточенным, глаза сузились, и передо мной стоял уже не дурак во хмелю, а опытный воин. Что ж, это даже интереснее. Вообще-то, крупных размеров боец в тесном помещении теряет почти все свои преимущества и становится даже более уязвимым. Ведь мест, куда можно удачно ткнуть острием, на нем имеется куда больше, нежели, скажем, на Вашем покорном худощавом слуге.