Руслан Вавренюк
Подноготная секса
Таким образом, по словам американского исследователя Арно Карлена, наука заменила религию в качестве обоснования традиционных нравов. Если раньше установка на половое воздержание и умеренность подкреплялась религиозно-этическими доводами о греховности и низменности „плотской жизни“, то теперь на первый план выходят псевдобиологические аргументы — растрата „половой энергии“ истощает жизненные силы организма, которые следовало бы употребить на что-то полезное. Поэтому не удивительно, что большинство биологов, подобно христианским богословам, видели единственный смысл и оправдание половой жизни в продолжении рода. Все формы сексуальности, преследующие иные цели и не связанные с деторождением, в свете этой установки выглядят не только безнравственными, но и „противоестественными“. (Кстати, этот термин перекочевал в биологию непосредственно из теологии.)
Разумеется, противопоставление „естественного“ и „противоестественного“ никогда не имело и не имеет ясных критериев. Что значит „вести себя естественно“? Следовать велению Природы? Предписание слишком неопределенно, так она сама дает разные примеры, да и сам человек существенно изменяет ее, создавая как бы „вторую природу“. Тогда может — подражать животным? В этом случае история культуры — сплошной регресс. Да и разные виды животных ведут себя по-разному. Но, может, руководствоваться „самоочевидным“ предназначением органов тела, употребляя их только так и не иначе: глаза — чтобы видеть, желудок — чтобы переваривать пищу и т. д.? Но и здесь незадача: многие органы тела полифункциональны, к тому же все они взаимосвязаны. И это в полной мере относится к половой системе. Поэтому мы можем с полным основанием констатировать: апелляция к „естественности-противоестественности“ лишь обнажает незнание предмета и идеологический консерватизм.
Психологи о сексе
Но какой бы консервативной ни была биолого-медицинская теория, все равно находятся ученые, которые не перестают искать ответы на вопросы, которые не могут не волновать буквально всех людей. Это для богословия все понятно: сексуальные аномалии — просто грех, за который виновные должны отвечать перед Богом и людьми. Для настоящих ученых же они представляют проблему, которую они пытаются разрешить. Почему возникают такие непонятные явления, как половое влечение к людям собственного пола (гомосексуализм), потребность переодеваться в одежду другого пола (трансвестизм), причинять страдания сексуальному партнеру (садизм) или испытывать их самому (мазохизм), половое самоудовлетворение (онанизм) и многие другие столь же странные вещи? Что это — преступление, за которое нужно наказывать, или болезнь, которую нужно лечить? Если лечить, то как? Ответить на эти вопросы было не так-то просто. Но самые неистовые психиатры уже выступили на поле брани.
Молодая наука психиатрия (название ее появилось лишь в начале XIX века) сначала видела мир черно-белым: человеческая душа либо здорова, либо больна, и существует либо норма, либо патология. Но это могильный памятник можно изваять черно-белым — как такового заслужил, к примеру, Никита Хрущев, советский правитель, известный своей противоречивостью. А жизнь наша настолько разнообразна и многообразна, что не вписывается она даже в спектр всех цветов радуги. И уже вначале XIX столетия врачи заметили, что наряду с „безумными“ людьми существуют и такие, которые нормальны во всем, кроме одной какой-то частности. Так, в 1835 году английский врач и этнограф Джеймс Причард ввел понятие „морального помешательства“ — болезненного извращения некоторых чувств и влечений, но без потери разума. Это понятие как нельзя лучше подходило для описания отклоняющихся от нормы (девиантных) форм сексуального поведения, затрагивающих отдельные компоненты полового влечения (выбор необычного объекта, ситуации или способа удовлетворения).
И психиатры берутся за детальное описание симптоматики разнообразных „половых извращений“ (перверсий). Термин „извращение“ подчеркивал органический характер таких нарушений — то, что они не имеют, якобы, ничего общего с нормальной, здоровой сексуальностью. Особенно много сделал в этом плане Рихард фон Крафт-Эбинг, книга которого „Сексуальная психопатия“ содержит огромный клинический материал. Однако в интерпретации данных единообразия никогда не было. Характерна в этом смысле продолжавшаяся несколько лет дискуссия между профессором Рихардом фон Крафт-Эбингом и знаменитым французским психологом Альфредом Бине о природе фетишизма. Во время случайной эякуляции рядом с подростком оказывается женщина с надушенным сиренью платком, и в результате закрепления этой ассоциации запах сирени отныне вызывает у несчастного парня половое возбуждение даже в отсутствие женщины. Почему случайная психологическая ассоциация у одного человека закрепляется, а у другого — нет? Дело в индивидуальном предрасположении? Но какова же природа этого предрасположения — является ли оно врожденным или обусловлено прошлым опытом человека, условиями его воспитания, ранними травмирующими переживаниями и т. п.?
Особенно острые споры развертывались по поводу однополой любви, „содомского греха“ — по библейской терминологии. Сегодня эти споры кажутся спекулятивными, иногда даже странными. Однако в них ставились и уточнялись многие вопросы, не утратившие актуальности и поныне.
Магнус Хиршфельд, подробно описавший трансвестизм, который он считал следствием нарушения нормального соотношения в организме мужских и женских гормонов, также внес большой вклад в изучение гомосексуализма. А ему было уж чем поделиться! Важнейшей заслугой психиатра было то, что он положил начало массовым сексологическим опросам анкетного типа. В 1903 году он разослал анонимный вопросник, касающийся половой жизни, 3000 студентам (откликнулось 1756 человек); в следующем году подобные письма были направлены 5721 берлинскому рабочему. Несмотря на несовершенство этой методики, данные столетней давности и сегодня используются в целях сравнения.
Немецкого психиатра Альберта Молля (1862-1939), наряду с Зигмундом Фрейдом, считают одним из родоначальников изучения детской сексуальности. Его идея о существовании особой стадии „подростковой интерсексуальности“ и по сей день импонирует некоторым исследователям.
Гуманитарии о сексе
В начале XIX века развитие клинической сексологии получило дополнительный стимул со стороны гуманитарных наук, прежде всего этнографии и истории. Уже древнейшие путешественники и географы, описывая быт и нравы чужеземных народов, уделяли какое-то внимание их половой жизни. Но этнографические описания XVIII — начала XIX столетия содержат особенно многочисленные факты такого рода, правда, они несистематичны, и зачастую напоминают сборники анекдотов. Неспособные отрешиться от норм своей собственной половой морали, европейские авторы, говоря словами Фридриха Энгельса, часто рассматривают первобытные условия „через очки дома терпимости“. Когда одного английского миссионера спросили об обычаях и нравах туземцев, он ответил: „Обычаев никаких, нравы скотские“.
По идее, возникновение этнографии и антропологии должно было изменить положение вещей. Но, пока европейская культура не научилась критически анализировать свою собственную половую мораль, не могло быть и речи об объективном изучении „чужой“ сексуальности. Да и большинство этнографов предпочитало не касаться этих „скользких“ вопросов, к тому же и публиковать такие материалы было трудно по цензурным соображениям.
Тем не менее, делаются первые попытки обобщения историко-этнографических данных, например, „Эволюция брака и семьи“ французского этнографа Шарля Летурно (1888), „История человеческого брака“ финского этнографа и социолога Эдварда Вестермарка (1891). Кроме того, сведения о сексуальном символизме и поведении приводятся в работах по истории религии и в связи с изучением древних обрядов инициации [инициации (от латинского initiatio — совершение таинств, посвящение) — распространенная в родовом обществе система обычаев, связанных с переводом юношей и девушек в возрастной класс взрослых. Имели целью подготовку молодежи к общественной и семейной жизни. Как правило, сопровождались посвящением в тайны и мифы племени, тренировкой, различными, часто мучительными испытаниями, и операциями (обрезание, рубцевание, выбивание зубов и др.). Некоторые из обрядов инициации впоследствии, после утраты первоначального значения, были передвинуты на более раннее время жизни. Пережитками инициации являются: обрезание в исламе и иудаизме, крещение в христианстве, возложение священного шнура у индуистов, прим. авт.], тайных обществ и мужских союзов. Классическая филология не могла обойти молчанием проблему античной педерастии и т. п.
Первую попытку соотнести клинические и культурологические данные о человеческой сексуальности предпринял Иван Блох, который понимал, что биологический подход к сексуальности необходимо дополнить культурно-историческим. В своих многочисленных книгах и статьях он как раз и пытался реализовать такой синтез. Хотя, с точки зрения современной науки, работы немецкого дерматолога и венеролога поверхностны и недостоверны, они вводили в широкий оборот неизвестные его современникам факты, заставляя ученых искать им объяснение.
Такой же комплексный подход, но с явным креном в сторону биологии, характерен и для крупнейшего популяризатора сексологии, психиатра и энтомолога [энтомология (от греческих: entomon — насекомое и logos — слово, понятие, учение) — раздел зоологии, изучающий насекомых, прим. авт.] Огюста Фореля (1848-1931), книга которого „Половой вопрос“, вышедшая в 1905 году, имела самое широкое распространение вплоть до середины 20-х годов.
Переориентация сексологической теории с биологии на психологию наиболее отчетливо выражена в работах Хэвлока Эллиса. Его главный пафос — в гуманистическом стремлении понять многообразие форм человеческой сексуальности, вместо того, чтобы безоговорочно осуждать все то, что не отвечает нормам современной культуры или нашим собственным склонностям.