Руслан Вавренюк
Подноготная секса
Эротизм — повышенная половая возбудимость, чрезмерная чувственность.
Эротика (от греческого erotikos — любовный) — в широком смысле — совокупность всего, что связано с половой любовью, в более узком — психологические аспекты сексуальности, ее развития и проявления в общении, моде, искусстве и т. п.
Эротомания (любовь + …мания) — 1) болезненно повышенная половая возбудимость. 2) Психическое расстройство на эротической почве.
Эструс (от греческого oistros — страсть, ярость) — течка — одна из стадий полового цикла млекопитающих.
Яровуха (от языческого божества плодородия Ярилы) — этот русский обычай состоял в том, что после вечеринки в доме невесты вся молодежь оставалась спать покатом. Причем допускалась большая свобода отношений, хотя, якобы, ею редко кто пользовался. „Яровуху“, наряду со „скаканиями“, Стоглавый собор еще в середине XVI века именовал „бесовскими“. Игорь Кон считает, что это явно пережиток „свального греха“, одно из бесчисленных проявлений язычества в православии.
ARGR — одно из самых бранных слов в древнем норвежском языке, часто употребляемое в сагах. Так называли бывшего представителя сильной половины, который допустил, чтобы его „использовали“ как женщину.
Преамбула
Руслан Вавренюк: Вся история человечества мистифицирована! Особенно это касается секса. От этого все беды нашей цивилизации. А все оттого, что Миром всегда правила и продолжает править Мафия!
Наш корреспондент Агриппина взяла интервью у кандидата исторических наук Руслана Вавренюка, который выступил с суперсенсационным заявлением, не укладывающимся в голове нормального человека.
„Этого не может быть!“
„В этом что-то есть!“
„Это так очевидно!“
Редакция воздерживается от однозначного комментария, предоставляя читателю самому выбрать вывод.
Так начиналось мое первое серьезное интервью, которое (как и предрекли мне — о чем речь ниже) действительно перевернуло мою журналистскую карьеру. Так и не став ушлой, пронырливой и вездесущей журналюгой (о чем неимоверно мечтала), я невольно молниеносно приобрела амплуа журналистки одного интервью, с вечным „продолжение следует…“.
Других заданий больше я не получала. Шеф сказал, что я напала на „золотую жилу“, которую оставить бесхозной — нецелесообразно. И он изо дня в день настаивал на продолжении. А об окончании моего испытательного срока он даже не заикался, вроде не он установил его мне со строгостью по полной форме несколько месяцев назад.
Сам же интервьюируемый был не против, и, казалось, воспринимал наши регулярные беседы (по четным дням — его предложение) как нечто само собою разумеющееся и давным-давно запланированное и согласованное.
— „Вечное“ интервью — не диковинка в мировой практике, но величайшая редкость, — говорил мне редактор.
„Редко, но метко!“ — шептал он себе под нос, как удачливый рыбак, вытягивающий здоровенную рыбину, в окружении своих зевающих коллег, и удовлетворенно потирал руки, когда ему докладывали о бурном читательском резонансе.
Эти ежедневные доклады — как оперативные победоносные сводки с фронта — возбуждали в нем редакторский азарт: о количестве писем мне и ученому, о растущем, словно на дрожжах, тираже, о реакции СМИ и правящих кругов — как властных, так и церковных; причем, не только отечественных; разве что еще сам Папа Римский не удостоил нас чести своим вниманием.
Но все это заводило мое начальство, но не меня. Тогда, в самом начале этой эпопеи, я этому совершенно не придавала никакого значения. У меня просто на это не было времени. Я с головой была поглощена пучиной процесса подготовки материала в очередной номер, все время догоняя этот экспресс и вскакивая в последний вагон.
Я даже не придала особого значения тому, что в один прекрасный день шеф с сияющим видом выигравшего в лотерею миллион баксов торжественно объявил мне о повышении зарплаты в два раза. И, увидев мою отрешенную реакцию, добавил, что постарается время от времени изыскивать возможность эту геометрическую прогрессию продолжать.
— Не знаю, Агри, какими чарами ты околдовала своего ученого. Черт, старый дурак, совсем крыша поехала! Конечно, с такими внешними данными и я принцессу Ди очаровал бы!
— Не гоже, шеф, покойников поминать всуе. Живых красоток предостаточно. Джулия Робертс, Шерон Стоун, Ким Бессингер. Чем не секс-символы?
— Ну да. А я живу еще тем временем, когда битловал своей шевелюрой, — он с сожалением провел ладонью по своей лоснящейся лысине. — А теперь в пору солнечные зайчики пускать, распугивая особей прекрасной половины.
— Или, наоборот, ослеплять их. Это как к этому относиться. Вон, за Розенбаумом и Федором Бондарчуком по пол-страны млеют. Ослепили!
— Талантливые ученые тоже умеют ослеплять?
— Побойтесь Бога, шеф! Ему сороковник в обед исполнилось, он мне в отцы годится, в два раза старше меня! И дочь имеет моего возраста, и сына такого же. Правда, хоть он и старый, но ничего сложен, не на свои годы, и ослеплять ему нечем, — не смогла я удержаться не съязвить.
— Не знаю, не знаю, деточка, чем ты его купила, но, видно, с потрохами.
— Что вы имеете в виду?
— Ты понимаешь, после наших публикаций воронье слетелось — как на свалку. Шакалы этакие!
— Наша с вами братия, между прочим.
— Да ладно. У него-то контакт один — электронка. Очередь интервьюеров выстроилась не хилая. А он никому не отвечает. И все ко мне звонят! До взяток дошло, общих знакомых подключают. Наивные. Не для этого я на журналистский фронт подался. Я, конечно, не Зоя Космодемьянская, и не самоубийца, и сук под собой пилить не собираюсь… Хорошо, Агри, что ты застолбила эксклюзив. Так держать! Главное — преждевременно в декретный отпуск не отправиться. Тогда карьере твоей конец.
— Насколько я поняла, можно идти делать карьеру? — я подорвалась с места.
— Агри, не обижайся на этого неисправимого беспардонного грубияна. Я по сути своей безвредный. Пойми меня правильно: я не для того выбрал тебя из сотни претендентов, чтобы… Агри, присядь, пожалуйста… Они попытаются тебя выследить, если еще этого не сделали.
— Я бы знала.
— А нам это надо? Поэтому не дай тебе Господь привести с собой „хвост“! Не усложняй жизнь ни ему, ни нам.
— Тоже мне — шпионка! Но он больше, кроме меня, разумеется, никому интервью давать не будет.
— Откуда такая уверенность?
— Он сказал. Договоренность такая. Если не будет никакой цензуры. Я его в этом заверила. Лишь — редактура.
— Так это другое дело! Но и это еще не все. Теперь о главном, Агри.
— Что еще?! Вы хотите продлить мой испытательный срок?
— Какой к черту испытательный срок, деточка! КЗоТ ты
— Нормальные люди, вообще-то, по ночам спят, но я к таковым себя не причисляю. Я хоть и не представительница бомондской или богемской тусовки, но и у меня ночная смена расписана. Правда, теперь придется выкраивать у бесценных ночных часов время на штудирование КЗоТа. А вы хотите пригласить меня в ночной клуб?
— Агри, не разводи детский сад. Я серьезно.
— А серьезно… Если бы я сказала, как я провожу ночи напролет, вы все равно не поверили бы. По крайней мере, пока что не собираюсь улучшать демографическую ситуацию в стране.
— Ну ты и злопамятная! Забыли, Агри, выброси из головы. Короче, дальше без шуток. Мой университетский приятель, возглавляющий теперече одно солидное издательство, предложил нам сделать книжный вариант твоего интервью, даже — книжный сериал. Обещает гонорар умопомрачительный!
— Ну, раз зашло так далеко… А теперь и серьезно. Опоздали, шеф.
— Как это?
— Человек я суеверный, не говорю гоп, пока не перескочу. А потому молчала. Руслан Вавренюк опередил вашего однокашника. Он предложил то же самое, правда, соавторство. Оно меня устраивает больше — такова специфика его материала: масса готового и масса — в работе. Именно по ночам я пишу книгу.
— Черт! Агри, сколько тебе предложили?
— Мы не оговаривали пока. А если бы… Нет, я, конечно, зеленая, но не на столь же наивнейшее создание.
— Ладно. Я искренне поздравляю тебя, Агри. Интуиция моя и на этот раз не дремала. Ты ухватила свою Синюю Птицу за хвост. Держи ее крепко. Я рад за тебя, действительно.
— Так с чьей же подачи?! Вы не думайте, шеф, ничего плохого. Я вам благодарна — еще как! И девочка я совестливая. И помню не только зло, но и добро. Послезавтра обещаю вернуться к нашему разговору. Я переговорю с Русланом.
— Агри, прислушайся к старому плуту. Как бы там ни было, потрясно было бы, чтобы первую книгу вы назвали „Сексодром“. Я, конечно, не историк секса, но жизнь прожил, и кое-что уяснил. И не только его техники и методики. Я рассуждаю как обыкновенный обыватель, как рассуждали мои дедушки и бабушки, отцы и матери, как рассуждают мои дети и внуки, жена, знакомые. По-моему, так доступно и откровенно, но без „клубнично-чернушной“ начинки, еще никто не писал. А ведь так думают все — в большинстве своем. Секс — это действительно ось, вокруг которой всегда крутилось и крутится все без исключения в нашей жизни. И в каком контексте он преподносится! На историческом фоне. Секс не вырван из истории человечества, а вплетен в нее органически. И как тому не верить, что история наша — это, прежде всего, история секса? Но секс — путь к Богу! Это вершина, кульминация, если хочешь — он сделал открытие, и не слабое. И пусть не научное, не признанное, но народное. Оно важнее. Высоцкий и иже с ним — не титульно-народные, но истинно-народные. Теперь все зависит от формы изложения и подачи — чтобы суметь донести читателю. Ты нащупала здoровскую форму. А название… Как корабль назовешь… С аэродромов мы стартуем в небесные выси, с космодромов — в космические дали. Свою миссию должен выполнить и „Сексодром“, открывающий нам божественную мудрость и отправляющий нас во вселенскую бесконечность. Эта миссия вакантна, она ждала своего часа…