Руслан Вавренюк
Подноготная секса
И неудивительно, что на протяжении XIX и ХХ веков прогрессивные силы общества вели борьбу против этой репрессивной морали. Эта борьба включала и критику тогдашнего института брака, и требование эмансипации женщин, и разоблачение лицемерия официальной морали, и отстаивание художниками права изображать человеческое тело во всей красе, и борьбу ученых за право исследовать человеческую сексуальность.
Особенно велика была в той борьбе роль искусства. Художники и скульпторы пытаются разбить цензурные запреты и предрассудки, мешавшие изображать обнаженное тело. Вовсе не „эротические“ писатели всей силой своего таланта становятся на защиту женщины, преступной в свете официальной морали. Ги де Мопассан, отбрасывая пошлое морализирование, предпринимает художественное исследование адюльтера как нормального, повседневного явления тогдашнего быта. Александр Куприн, пренебрегая общественным скандалом, показывает исковерканный, но, тем не менее, человечный мир обитательниц публичного дома.
В 1857 году во Франции состоялось два судебных процесса. Автор „Госпожи Бовари“ Гюстав Флобер был оправдан, ибо „оскорбляющие целомудрие места, хотя и заслуживают всяческого порицания, занимают весьма небольшое место по сравнению с размерами произведения в целом“, а сам автор „заявляет о своем уважении к нравственности и ко всему, что касается религиозной морали“.
Поэту Шарлю Бодлеру повезло меньше. Его осудили, и цензурный запрет на 6 стихотворений из сборника „Цветы зла“ был снят только 92 года спустя — в 1949 году.
То же самое происходило и в других странах.
И вот в такой обстановке жесточайшего сопротивления церкви и ханжества началось систематическое изучение половой жизни. Уже сама постановка проблем пола в таких условиях требовала личного мужества.
Пионерами этой нелегкой миссии были врачи. А потому они начали, естественно, не с нормальной половой жизни, а с ее патологических форм. Нетрудно понять, почему они изучение проблем пола начали не с нормы, а с патологии. „Нормальная“ половая жизнь еще казалась ученым сравнительно простой, однозначной, не требующей особых объяснений. Другое дело — „половые извращения“, к числу которых тогда относили все морально осуждаемые формы сексуального поведения и вообще всякий секс, не связанный с продолжением рода, которое казалось единственной „естественной“ функцией пола.
В числе родоначальников сексологии обычно упоминаются Рихард фон Крафт-Эбинг, Огюст Форель, Зигмунд Фрейд, Генри Хэвлок Эллис, Альберт Моль, Магнус Хиршфельд и Иван Блох. Это были во всех отношениях разные люди. Монархист и консерватор Альберт Молль имел идеологически мало общего с социал-демократом Магнусом Хиршфельдом или с пацифистом и рационалистом Огюстом Форелем. Разными были и их теоретические позиции, но всем им нередко приходилось трудно.
Профессор психиатрии Венского университета Рихард фон
Труды английского публициста, издателя и врача Хэвлока Эллиса (1859-1939) английская цензура запрещала как „непристойные“, а сам он подвергался судебным преследованиям, причем ни один авторитетный ученый или медик не осмелился в то время публично выступить в защиту его основного труда, ныне признанного классическим. Этот семитомник „Исследования по психологии пола“, опубликованный в 1897-1928 годах, содержит все, что было известно в то время по психологии сексуальности. А его автора считают самым ярким и талантливым представителем энциклопедического направления в сексологии.
И неудивительно, что немецкий дерматолог и венеролог Иван Блох (1872-1922) вынужден был бoльшую часть своих сексологических работ публиковать под псевдонимом.
В 1908 году немецкий психиатр Магнус Хиршфельд (1868-1935) основал первый в мире сексологический журнал, а в 1918-м — первый Институт сексологии, научный, лечебно-консультационный и просветительный центр. Он просуществовал вплоть до прихода к власти в Германии нацистов, когда попросту был разгромлен, впрочем, как и многие другие достижения немецкой культуры.
Итальянский врач и антрополог Паоло Мантегацца из-за своей книги „Половые отношения человечества“ едва не лишился профессорской кафедры и места в сенате.
Подобные факты не раз случались и позже, делая историю сексологии весьма похожей на мартиролог. [Мартиролог (среднегреческое (византийское) martyrologion происходит от греческих: martyros — свидетель, мученик и logos — слово) — 1) в христианской церковной литературе — сборник повествований о христианских мучениках и святых, распространенных в средние века; 2) переносное значение: перечень жертв преследований, пострадавших, замученных, а также перечень пережитых кем-либо страданий от гонений. Прим. авт.]
Даже вполне „благополучным“ исследователям, оставившим заметный след в науке, долгие годы приходилось жить и работать в атмосфере враждебности и подозрительности, особенно в том, что касалось их собственной сексуальности.
Повышенный интерес к ней проявляют и современные биографы. Старый, как мир, богословский миф о греховности половой жизни превратился в массовом сознании в прочное убеждение, что у всякого, кого интересует секс, у самого что-то по этой части не в порядке. Безусловно, заинтересованность ученого в том или ином предмете нередко стимулируется какими-то его личными жизненными проблемами. Однако так бывает далеко не всегда, да и сами эти проблемы могут быть разными. Ведь никто не думает, что физиологией питания обязательно занимаются обжоры или язвенники, языкознанием — косноязычные, а криминологией — потенциальные преступники. К тому же сексуальность — предмет общеинтересный, а проблема „нормы“ здесь особенно сложна и призрачна. Одному собственная сексуальность кажется „чрезмерной“, другому — „недостаточной“.
Впрочем, наличие каких-то личных проблем, если только они осознаны, в принципе не исключает возможности их объективного исследования. Иначе пришлось бы признать, что самые важные вопросы изучать вообще некому. Женщины не могут судить о женской психологии потому, что они пристрастны. Рабочий не может изучать положение пролетариев из-за субъективной заинтересованности и недостатка образования, а интеллигент — в силу своей „посторонности“. Тут образуется порочный круг. Если человек может исследовать только то, к чему он лично причастен, то объективное знание принципиально невозможно: европеец не может понять африканца, здоровый — психически больного. Равно как и сытому голодного не понять, а бедному — богатого. Если личный опыт для познания вреден, то для изучения проблем землян придется приглашать марсиан. Однако в том-то и состоит значение науки, что она вырабатывает объективные (хотя и относительные) критерии, позволяющие оценивать степень доказательности различных взглядов и теорий независимо от того, какими личными чувствами и пристрастиями вдохновлялся сформулировавший их ученый. Это в полной мере относится и к сексологии.
Биологи о сексе
Объективное изучение половых отношений было невозможно без предварительного развития целого комплекса биологических и социальных наук. И только во второй половине XIX века появились необходимые предпосылки для научных исследований сексуальности. Теперь появилась возможность анализировать половую жизнь не в терминах религии и морали, которые в разных обществах вовсе не одинаковы, а в естественноисторическом ключе, на основе достоверно установленных фактов.
По меткому выражению крупнейшего современного российского сексолога Игоря Кона, сексология напоминает равносторонний треугольник, одну сторону которого образуют био-медицинские, вторую — социокультурные и третью — психолого-педагогические исследования.
Эмансипация сексологических знаний от религиозно-моральных догматов могла начаться только в сфере биологии — не только потому, что пол — универсальное биологическое явление, но и потому, что биология была ведущей отраслью естествознания второй половины XIX века, а эволюционная теория Чарльза Дарвина служила методологическим образцом для других наук.
Однако биология этого периода была еще весьма неразвита. Недостаток достоверных эмпирических фактов (даже половые гормоны еще не были открыты!) неизбежно восполнялся умозрительными общими построениями, а их отправной точкой большей частью служили нормы обыденного сознания и морали.
Тогдашние наивные и ограниченные биологические теории стремились свести сложные психические и социальные явления к элементарным биологическим законам. Эволюционизм образца XIX века видел в прошлом только подготовку настоящего и невольно идеализировал это настоящее. Это касается даже классика науки Чарльза Дарвина. В книге „Происхождение человека и половой отбор“ (1871) он провозгласил эволюцию половой морали от „распущенности дикаря“ к высоконравственной моногамии викторианской Англии следствием естественного биологического закона. Столь же непреложными представляются автору психологические различия между полами: агрессивного и напористого мужчину дополняет пассивная и нежная женщина.