Андрей Птичкин

Иллюзия

— Даже не знаю, — Ольга ответила вполголоса, не поворачивая головы и не глядя в сторону Кати.

— Поехали ко мне, примешь душ, приведешь себя в порядок, — сказала по-дружески Катя.

— Нет, — только и смогла ответить Ольга. Она предвидела, куда клонит бывшая подруга. В эту минуту она почувствовала себя особенно плохо, потому что осталась ни с чем. Там, в тюрьме, все еще казалось не решенным, теперь надо было что-то делать, а что — Ольга не знала. Она забыла даже об опасности, которая по-прежнему подстерегала ее. Некоторое отупение, постигшее девушку в это раннее утро, привело ее незаметно в тот самый парк, где она сидела на скамейке месяц назад. Она не заметила, когда осталась одна. Мысли ее, виляя в лабиринтах наваждений, никак не могли выплыть на поверхность. „Что-то нужно делать. Идти. Только куда?“

Она не помнила, сколько времени сидела на скамейке. Может, час, а может — два. Постепенно она стала различать голоса проходящих мимо людей и шум проезжающих машин. Дважды в ее ногу ударился резиновый мяч и отскочил в сугроб. А когда она полезла в свою сумку за губной помадой, прямо над ее головой просвистел другой мяч, больше и тяжелее. Тяжелый мяч упал в нескольких метрах от нее, стукнулся о снег и полетел дальше по аллее, унося за собой снежную пыль. Ольга провожала его взглядом до тех пор, пока он не остановился. Молодой человек, шедший в том же направлении полета мяча, вдруг остановился, и, повернувшись, пинком ноги отправил его в обратную сторону. Ольга не обратила на него внимания, но потом мозг сфокусировал зрительный образ в знакомое физическое тело. Это был он, вне всякого сомнения. Она вскочила и, поправляя на ходу сапоги, пустилась вдогонку. Она пыталась его окликнуть, но шум проезжающих машин заглушал ее голос.

— Да подожди же ты, — Ольга старалась не упустить его из поля зрения. Она чуть не угодила под автобус огромных размеров, который выскочил из-за поворота.

— Гриша! — крикнула она что было мочи.

На крик обернулось пол-улицы. Даже маленькая девочка, которую тащила рука матери, в испуге посмотрела в ту сторону, откуда исходил тревожный сигнал. Кто-то подсказал молодому человеку, что за ним гонятся.

* * *

Я был очень рад. Честно говоря, на такую встречу я уже не рассчитывал. Я расстался с Витькой с условием, что он заберет меня через пару часов там же, где оставил.

Мы даже обнялись c Ольгой, потому что не виделись очень давно. От волнения я закурил и не мог связно ничего объяснить.

Так мы простояли несколько минут в молчании, глядя друг на друга и пытаясь абстрактно вернуться к тому моменту времени, когда мы расстались. Не знаю, как это получалось у Ольги, я не мог сосредоточиться и начать беседу, такую важную сейчас в моей жизни. Обманчивое чувство спокойствия и умиротворенности вернулось сейчас ко мне, как это случалось раньше, когда я был рядом с ней. Мне показалось, что Ольга выглядит очень отдохнувшей. Ничто не выдавало в ее облике беспокойства или волнения, и мне стало не по себе оттого, что у меня было как раз все наоборот. Я решил прервать затянувшуюся паузу и задал, как это всегда случается, самый малозначительный вопрос из всех мучивших меня вопросов и с бессмысленным выражением посмотрел на Ольгу.

— Что же случилось с домом? — я осторожно взял ее за руку и слегка потянул на себя. Мы присели на ближайшую скамейку, оказавшуюся единственной свободной в этом небольшом парке.

— Я сама толком не знаю. — Ольга вспомнила свою последнюю схватку с подругой на дороге, подумав, как много переменилось в ее жизни за короткое время. Теперь она даже не знала, считать дальше Катю подругой или нет. Впервые она задумалась, права ли она вообще и в чем права? Раньше она об этом не задумывалась… — Гриша! Значит, ты все-таки сумел от них сбежать? — в некотором восхищении спросила Ольга.

— Это мне удалось, — не совсем уверенно ответил я.

— Они тебя ищут! Тебе не стоило появляться средь бела дня в самом центре города. Тебе нельзя со мной встречаться, по крайней мере, в ближайшее время. — Ольга почувствовала, что переборщила, и в оправданье добавила:

— Сейчас это может быть очень опасно. А потом, кто знает, быть может, все начнется сначала и будет как прежде. Нет, я хочу сказать, будет все по-другому, может, даже лучше прежнего. — Ольга остановилась, ей пришло в голову, что она поступила очень опрометчиво. Не стоило так кричать и гнаться за Гришей, привлекая к себе и к нему столько внимания.

— Я знаю, что за мной следят, — тоном своего голоса я показал, что не был удивлен этой новостью и только посмотрел по сторонам, пытаясь вычислить кого-то из наблюдавших за мной в это время.

— И меня тоже ищут! — по-детски добавила Ольга.

— Так давай сбежим, как тогда? — я не ожидал от себя такой мальчишеской выходки.

— Почему мне приходится все объяснять тебе по нескольку раз? Они найдут нас, куда бы мы ни поехали. — Ольга резко откинулась на край скамейки, показывая всю бесполезность этого предложения.

— Но чего я никак не могу понять, — продолжил я после затянувшейся паузы, — это то, в чем я виноват! Может, ты расскажешь мне что-нибудь, раз такое дело? — я швырнул догорающий окурок в урну, но не попал. Мое лирическое настроение несколько исказилось и приняло криминальный оттенок. Я думал об этом все это время. — Разве я похож на самоубийцу?

Ольга посмотрела на меня, как тогда, в кафе, и мне даже показалось, что на ее глаза навернулись слезы.

— Скоро ты сам все узнаешь. Поверь, тебе не будет много легче, если ты узнаешь эту правду сейчас. А счастье было разрушено еще до его рожденья. Тут нет нашей с тобой вины! — Ольга подумала, что выразилась очень красноречиво и продолжила:

— Я влюбилась в тебя по-настоящему, но…

На этом ее красноречие иссякло или что-то помешало ей докончить свое откровение.

— Разлюбила? — докончил я.

— Совсем не то, не это я хотела сказать!

— Разве можно так быстро полюбить, а затем разлюбить? — в душе я насмехался над самим собой и над нашим разговором на разных языках.

— Ничего ты не понимаешь, — отвернувшись, сказала Ольга, надувши губы.

…Я многого не знал, многого не понимал, но я чувствовал свою правоту, потому что пострадавшим был я! К черту эти рассуждения. Я почти все потерял и рискую расстаться с жизнью, а мне рассказывают, что я не туда пошел и не так повернулся! Для себя я понял, что дальнейшие расспросы не только бесполезны, но и небезопасны!

Я с тревогой посмотрел на часы. Беседа длилась уже больше часа. Мне трудно описать то чувство глубокого разочарования, которое испытывал я в эти минуты. Каким замечательным кажется предстоящее торжество по случаю большого праздника, какие с ним связывают надежды, а когда оно приходит, то все кажется обыденным и безногим. Так и мое настроение изменилось не к лучшему. Последние силы, которые побуждали меня к осторожности и сосредоточенности, стали покидать меня. Все стало казаться бессмысленным и бесполезным.

Мне снова захотелось бежать. Но что-то по-прежнему удерживало меня от решительного шага.

Ольга что-то говорила снова и снова, но ее слова ударялись в меня, как в скалу, не доходя до благодатной почвы. Я понял только, что Ольга все пыталась убедить меня уберечься от скороспешных выводов и опрометчивых поступков.

Я видел, как напротив, на той стороне улицы, подъехал представительный автомобиль серого цвета и остановился на обочине. Потом из него вышли несколько хорошо одетых мужчин. Они, не раздумывая, разошлись в разные стороны и долго не появлялись.

Вдруг, неожиданно для себя, на другой стороне парка, чуть в тени деревьев я увидел человека, который привлек мое рассеянное внимание. Он, как и я, смотрел в сторону, где стоял великолепный автомобиль марки „BMW“. Но я обратил свое внимание на него не поэтому. Даже не потому, что он был одет в больничный халат. В обычное время я бы подумал, что человек, лежащий в больнице, вышел в парк подышать воздухом. Впрочем, все остальные примерно так и думали. Он ничем не привлекал к себе внимания окружающих. Но что привлекло мое внимание к нему, было удивительным совпадением, если только не игрой воображения. Если бы не расстояние в несколько десятков метров, если бы не солнечная пыль, что висела в воздухе, если бы не мое неуравновешенное состояние, то я мог бы подумать, что передо мной — точная моя копия. Как будто талантливый художник срисовал меня отдыхающим в каком-нибудь спокойном месте, но не в лучшие минуты моей жизни, и выставил портрет, с тем, чтобы я мог посмотреть, одобрить его работу или не одобрить, похвалить или забраковать, и, в конце концов, приобрести ее для себя или отказаться. Нет, отказаться от нее я не мог. Трудно объяснить, почему я так решил. В нерешительности я не мог придумать, как мне быть дальше. Ольга, замолчав, сидела и думала о чем-то своем.