Андрей Птичкин
Иллюзия
— Хочешь курицу в дорогу? Я сделаю тебе бутерброды с хлебом. Еще возьми обязательно бутылку красного вина, чтоб по дороге не замерзнуть, — девушка появилась в дверях комнаты с корзинкой в руках.
— Спасибо, — только и смог ответить я.
— Что-то еще случилось? — Спросила девушка, подходя ближе и читая по моему растерянному виду.
— …свой дневник… Ты случайно не помнишь, куда я мог его положить?
Маня только пожала плечами, и мы стали бродить по пустынным комнатам в поисках тетради, заглядывая под столы и стулья, находящиеся после дня рождения в беспорядочном виде. Прошел час, до поезда оставалось уже совсем мало времени. Я начал было отчаиваться, когда обратил внимание на странное поведение овчарки, которая пять дней назад стояла на моей спине. Она сопровождала нас всегда, когда мы были вместе с Маней. Все остальное время она не отходила от Мани ни на шаг, разве что не спала с ней в одной кровати, но всегда рядом в той же комнате. В этот раз она вела себя необычно, иногда останавливаясь на полпути и поворачивая обратно в направлении того стола, рядом с которым находился пострадавший. Может, ее беспокоил чужой запах, который еще не выветрился после того, как этого человека увезли в больницу.
Когда подошла Маня, то собака стала активнее проявлять нетерпение, и все терлась сильным телом о ножки стола, одновременно скребя когтями по деревянному полу. Почему-то одна из досок не очень плотно прижималась к соседней, и из щели проникал запах, который возбуждал обоняние собаки. Я присел на коленки, отодвинув собаку и щупая рукой в пустоте.
Несомненно, это была моя тетрадь. Я бегло осмотрел знакомую истрепанную обложку и понял, что произошло чудо.
— Молодец, Джульбарс, — я поцеловал собаку в мокрый нос, а та радостно визжала, сумев угодить хозяйке.
Хозяйка за все время не сказала ни слова и только с удивлением следила за происходящим. Обсуждать произошедшее уже не было времени. Мы присели „на дорожку“ и через минуту уже выходили из дома в окружении визжащих собак. Для них это была очередная долгожданная прогулка, а для меня, наверное, очередное испытание.
Я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на дом. Заходящее солнце освещало окна розовым отблеском. От дома веяло теплом и покоем, и я не мог толком объяснить, почему мне нужно покидать его.
— Я обязательно вернусь обратно, как только улажу все дела, — мы шли в направлении станции, и эта неуверенная фраза была первой за время нашего пути.
— Обязательно приезжай. Я уже привыкла к тебе и все это время буду очень скучать, — в ее голосе было больше искренности, чем в моем собственном.
Я не стал убеждать ее больше. Почему-то мне было неудобно перед ней. Я силился понять — почему, но не мог. Еще я думал о том, что это один из тех случаев, часто описываемых мною в своем дневнике, когда приходится делать то, что не хочется, но надо. Кому надо и зачем? Об этом я не думал. Об этом я не думаю и сейчас. Я успокаивал себя тем, что не пробуду в городе долго, уже построив план действий. Я попытаюсь привлечь своих друзей. Сергей Сергеевич — прыткий малый, тем более за ним никто не следит. Я отдам ему свою машину, а потом он отвезет меня с вещами на станцию. Я не посвятил Маню в свои планы. Не хотелось много говорить.
Подошедший по расписанию поезд не принес с собой прежнего победного крика, с которым он ворвался на станцию пять дней назад. Я уже стоял на подножке вагона и смотрел на девушку сверху вниз. Я был выше ее на три ступеньки. Как было когда-то очень давно, очень хотелось переступить ступеньки одним прыжком и вновь очутиться во власти уверенного спокойствия этой маленькой женщины и в теплоте божественного дома, который спас меня пять дней назад.
„Какая-то непонятная сила удержала меня от этого. Кто может сказать, правильно или неправильно я сделал, сдержавшись. Возможно, этого нельзя будет сказать и по прошествии некоторого времени“, — писал я ручкой, сидя в вагоне.
Он огляделся по сторонам и долго не мог понять, где находится. Последнее, что ему вспомнилось, было как вспышка яркого света где-то в области шеи или головы. Он помнил, что был очень увлечен своим занятием — изучением самого себя и не воспринимал окружающую действительность.
Его теперешнее состояние казалось ему нереальным. Мягкая кровать, чистые белоснежные простыни. Этого никогда не было в его жестоком мире, лишенном элементарных человеческих удобств. Он попытался приподняться, чтобы получше разглядеть окружающие предметы. С трудом, но это ему удалось.
— Вам чем-нибудь помочь? — приятный женский голос застал его врасплох.
Он хотел что-то спросить, но слово „помощь“ резануло его слух. Он неожиданно вспомнил, что должен был сделать это.
— Вас привезли сюда на красной машине милая девушка с парнем, очень похожим на вас. Он ваш брат? У вас была проломлена голова, и вы потеряли много крови. Как вы теперь себя чувствуете? Доктор запретил вам вставать. — Медсестра участливо поправила больному одеяло. — Кстати, не принести ли вам поесть? Сейчас как раз время завтрака.
„Значит, я в больнице“, — подумал он.
Он слышал раньше о таких домах, где лечат людей. Правда, он не знал, какие болезни именно, и как они это делают. Но сейчас он был уверен, что ему они не помогут, потому что только он сам может себе помочь.
Он пошевелил под одеялом ногами и понял, что идти может. План его был прост. Он видел перед собой цель, все остальное его заботило мало. Как только медсестра удалилась, он поднялся, чувствуя, как гудит кровь в голове, и прошел до входных дверей больницы. Его даже не спросили, куда он направляется в столь ранний час.
В прилежащем к больнице саду почти никого не было, но это также мало его беспокоило. Он просто вышел из ворот больничного двора и прямо в пижаме пошел по улице, не обращая внимания на прохожих.
Глава 2
Путь к свободе
Куда уходит лето? И куда уйдет зима? Что будет с нами завтра, а через неделю, или месяц? Мой жизненный путь так неясен, и его движение плохо предугадывается даже в прошлом измерении. Наверняка, сильнее всего действительность. Все окружающие люди, события, существующие в настоящем, диктуют свою волю в ту минуту, в которой ты живешь. Все потом будет оценено по-другому, но это будет потом. Плохо, если это окажется пошло или бесполезно. Хорошо, если о прожитом дне ты будешь вспоминать с восхищением. Но это будет потом. А пока только дорога, вечный путь налегке. От великой бесконечности во времени есть лишь маленькая толика того, во что ты стряхиваешь пепел с сигареты, и в бесконечном пространстве есть лишь грязная деревянная полка, покрытая бесцветным лаком, и молчаливый угрюмый попутчик, удостаивающий тебя невидимым взглядом. Хорошо, если в такую минуту рядом с тобой есть надежный старый друг, с которым можно поделиться и перевалить на него хоть часть невеселых мыслей. Тогда становится много легче. Хотя в одиночестве есть свои плюсы. Ты никому не обязан и можешь оставаться наедине с собой продолжительное время. Последнее как раз и выпало на мою долю. Просто у меня не было выбора.
„Дядька“ стоял перед лицом собрания угрюмый и подавленный. Он не чувствовал угрызений совести перед высокой комиссией, представители которой прибыли на утреннем поезде. Он чувствовал только усталость. Видимо, лишенная какой-либо цели в последнее время, его деятельность не приносила удовлетворения. Более того, она стала ему казаться вообще бессмысленной. Его совсем перестала интересовать его дальнейшая судьба, как будто его карьера и вместе с нею жизнь вчера уже закончились, а оставались только пустые формальности. Сейчас он не был зол ни на генерала, ни на агента 007. День, который был вчера, закончился. В тишине зала раздавался голос судьи, читающего его письмо, которое было представлено суду. Правда, от решения суда зависела еще одна судьба — судьба Ольги. Может, только забота об Ольге заставляла его обращать внимание на происходящее. Стоило отметить, что в случае подтверждения фактов, представленных следствию по этому нашумевшему делу, Ольге уже ничего не угрожало. Она могла стать свободной от этого общества дьявола.
— Я думаю, нам целиком можно положиться на моего подзащитного, и, учитывая его заслуги, не стоит затягивать надолго этот процесс. Факты, представленные следствию, подтверждают правоту моего клиента. А его боевые заслуги могут быть признаны судом для вынесения более мягкого приговора, — адвокат несколько волновался, но все же сумел до конца высказать свою мысль. Заседание было закрытым и близилось к своему завершению.
Арнольд не скупился на эпитеты. Подпольная жизнь его достала. Он стал много пить от вынужденного безделья. Со дня на день он ожидал, когда выпустят на свободу женщин. Он никак не ожидал, что за обычную драку их продержат так долго в местной тюрьме. Им дали по пятнадцать суток. Арнольд просиживал часами возле телевизора и много думал. Недостатка в информации у него не было, но он никак не мог свести концы с концами. То и дело у него рождались новые идеи насчет дальнейших действий, и он отдавал своему заму все новые и новые распоряжения. Зам, измучившись вконец исполнять странные приказы, старался реже попадаться на глаза шефу.