Андрей Птичкин

Иллюзия

— Пожалуйста, — проговорил Боря, продолжая смотреть куда-то вверх, где струя света, летящая из окна верхнего этажа, освещала широкую полосу, состоящую из мелких снежинок. Казалось, мое присутствие не вывело его из того мечтательного состояния, в котором он пребывал некоторое время, находясь в полном одиночестве.

— Я хотел спросить насчет вашего творчества. Вы такой на самом деле, каким преподносите себя в своих песнях, или, лучше сказать, каким представляете себе идеал человека, являющего носителем вашего мировоззрения о том, как нужно жить?

— Вот вы сами и ответили. Конечно, я не такой, я не могу служить идеалом. — Гребенщиков посмотрел на меня, не меняя выражения, застывшего у него на лице. — Сказать по правде, все мои ранние произведения в основном носили это настроение, желание выразить мое, как мне казалось — абсолютно верное, понимание мира и человека, его предназначения в жизни и многое другое. Но со временем многое изменилось. Сейчас я думаю по-другому. Скорее всего, поэтому мои песни не такие цельные и многозначительные и, как я ни стараюсь, не несут в себе того заряда энергии, который пронизывал их раньше. Вообще, это удел всякого художника — понять в один прекрасный день, что ты так ничего и не понял в жизни. — Боря прервался на пару секунд, чтобы затянуться сигаретой и продолжал.

— Сейчас я понимаю мир не больше, чем раньше, скажем, лет двадцать назад. Стало больше знаний, но меньше веры. Для человека вера значит больше, чем знание. Вера дает силы, а знание может подорвать эту веру. Сейчас во мне уживаются различные взгляды на жизнь вообще и человеческую в частности. Я не могу остановиться ни на одном из них, потому что ни опровергнуть, ни доказать этих гипотез невозможно. Знание вообще бесконечно, а знания уже существующие можно представить точкой, через которую проходит неограниченная в пространстве кривая.

— Так вы больше не верите в то, что несли раньше в своем творчестве?

— И да, и нет. Эти вопросы, которые вы мне задаете, у меня постоянно в голове. Они занимают умы множества людей. Только обычные заботы спасают их от сумасшествия, заключающегося в попытке приблизиться к разгадке тайн и постижению истины. За всю жизнь я не намного к ним приблизился. — Он глотнул из бутылки и печально посмотрел в мою сторону.

— Невеселый разговор получается. — Я поймал себя на мысли, что согласен не со всем, что сказал Борис, но он не дал мне высказать свою точку зрения.

— В этом и заключается весь фокус. Я наслаждаюсь этой иллюзией. Иллюзией того, что, наконец, постигну философию жизни или открою новую тайну. Например, иллюзия счастья сейчас есть во мне, потому что я замечательно провел этот вечер. Неважно, какие химические процессы лежат в основе этого ощущения. Пусть я буду идеалистом всего несколько часов, и мир, данный мне только в моих ощущениях, принесет мне удовольствие им насладиться. Пускай сегодня я не приблизился ни на сантиметр к истине, зато сейчас мне хорошо. И я опять себе противоречу.

…Возвращались мы по одному, как и пришли. Пока я изучал траекторию падения снежинок на землю и процесс их приземления, Боря уже исчез из моего поля зрения. Я успел только что-то крикнуть вдогонку и направился следом. Музыканта рядом с Маней уже не было. Девушка стояла с сигаретой, и в клубах дыма блестели ее несколько раскосые, прищуренные карие глаза.

— У вас сегодня отличный прием, — произнес я тихо, приподнявшись на две ступеньки. — Еще у вас замечательные друзья, и дом, и сад. Здесь мне все нравится.

— А лично я? — спросила кокетливо Маня, приближаясь ко мне.

— Да, — сказать это простое слово сейчас было легко и весело. „Хорошо, что она спросила“, — подумал я.

— Ты очень милый, — продолжила Маня, не дождавшись продолжения с моей стороны. — Может, останешься на пару недель? Можешь подыскать здесь себе работу. Я так поняла, что в городе у тебя не все прекрасно. Скажу тебе по секрету, — тут она приблизилась еще ближе и выдохнула в мою сторону ароматный сигарный дым, — Андрей снова отправляется в свою командировку, а я, как всегда, остаюсь одна. Кстати, Андрей не против, если ты останешься.

В эту секунду Маня посмотрела на меня так, словно я уже прямо сейчас собирался уйти в черную пустоту леса. В ее словах было столько обольщения и в то же время неподдельной искренности, что я был готов сделать для нее что угодно.

Несколько секунд я размышлял, что бы мне сделать в доказательство своей благодарности, только ничего не придумал.

— Мне было очень приятно провести эти три дня наедине с тобой. — Я сказал это с глубоким чувством.

— А ты помнишь, как мы ели индейку, а ты думал, что курицу? Кстати, ты не разочарован, что я теперь такая старая?

— Ты удивительно сохранилась, сейчас я бы дал тебе восемнадцать, — выкрутился я.

— Когда ты укладывал меня спать, ты забыл укрыть меня одеялом, — сказала она, почему-то поворачиваясь ко мне боком.

— Извини, действительно, надо было это сделать, — с сожалением сказал я.

Маня хотела сказать еще что-то по этому поводу, как вдруг в тишине ночи раздался громкий треск. Раздался мощный гитарный бас, и знакомый голос пробасил:

— В честь очаровательной виновницы торжества начинается вторая часть концерта, в которой прозвучат наши лучшие танцевальные хиты. Приглашаем всех танцевать, — после бутылки пива речь лидера стала более уверенной и отчетливой.

— Я стоял бы здесь с тобой целую вечность, — вполголоса произнес я, ощущая эту иллюзию счастья, о которой сейчас говорил Боря.

— Подожди, я хочу подарить тебе это, — девушка сняла со своей груди золотой крестик вместе с цепочкой и положила в мою ладонь.

— Спасибо!

— Это в знак нашей… — не успела договорить Маня.

Дверь, ведущая в гостиную, с грохотом открылась, и на пороге появился Андрей с блокнотом в руках.

— Вот ты где! — прокричал он мне в ухо.

Я сжал подарок в кулаке и приблизился ближе к выходу. Маня никак не показала своего волнения, потянув мою руку за собой.

— Секунду, я только запишу твой домашний адрес, — сказал Андрей, доставая авторучку из нагрудного кармана пиджака.

— Ладно, я пойду, а то я совсем окоченела, и гости заждались, — Маня многозначительно кивнула мне и оставила наедине со своим мужем записывать мои координаты.

Андрей с трудом чиркал каракули по небольшому кусочку бумаги, иногда промахиваясь, а потом побежал куда-то во двор.

— Иди в дом, я к сторожу на минуту и сразу обратно, — прокричал он мне, убегая по снежной дорожке, ведущей на другую сторону дома.

…Когда я зашел в дом, на меня просто обрушилась лавина грохота и скрежета. С трудом ориентируясь в окружающей обстановке и не находя глазами своего собеседника, я направился к свободному столику.

Надо сказать, что место для зрителей было выбрано очень изящно. Они сидели как будто вместе, но в то же время не мешали друг другу свободно передвигаться. Я отыскал глазами Маню и попросил пива. Вино в меня больше не лезло.

— А разве у вас есть охранник? — спросил я, когда Маня подошла.

— Да, есть, сторож Сергей. Маленький такой и хрупкий. Когда он появился в первый раз, собаки даже не лаяли на него. Он такой же сторож, как я поэтесса. Самое трудное — найти его. К тому же мы потеряли к нему всякое доверие. Андрей сказал, что кто-то открывал форточку в туалетной комнате, ума не приложу, когда только он это успел заметить. Кроме того, исчез графин с его любимым виски, я пробовала, такая дрянь! А сторожа этого пора уволить, никакого от него толку.

— Андрей побежал за ним поэтому? — вставил я.

— Бесполезно, все равно не найдет ни графина, ни сторожа.

— Спасибо за пиво, сразу полегчало.

…Народ танцевал, а я скучал некоторое время. Но скучать пришлось недолго. Не успел я допить второй стакан, как на меня обрушился испуганный Борис. Он закричал в мое ухо, но я ничего не смог разобрать. Только когда начался медленный вальс, я смог разобрать, что он хотел мне сообщить.

— Представляешь: попытался я, было, прилечь в кресло в дальней комнате, большое такое. Опрокидываю в него свое тело. Вдруг из кресла кто-то как заорет. Щупаю руками под собой — нет никого! Ничего не пойму. Пытаюсь рассмотреть в темноте — ничего не видно. Вернулся обратно, сон как рукой сняло.

— Давай выпьем по стаканчику и пойдем, посмотрим на местного зверя.

Приходилось двигаться на ощупь в темных комнатах и коридорах, освещенных разве что отблеском света, попадающего через окна от уличного фонаря. Боря даже не смог второй раз показать это место, и мы вскоре закончили безрезультатные поиски.

— Ладно, давай бросим это занятие, а то еще не сможем вернуться обратно, — сдался Боря.

Я согласился, и мы вернулись на свои места. Как раз к этому моменту танцы закончились, и, как это бывает к концу праздника, началась спокойная музыка, располагающая к созерцанию, что-то, похожее на джаз или вальс. Музыка убаюкивала и успокаивала.