Александр Яковлев
Охота на зайца
— Подожди с повестями и рассказами… Где мои?
— Смеяться будешь — даже не на конспиративной квартире, у меня дома обе. И Лида, и Олечка. Я сначала не понял, во что ты влип. Думал — просто пожар. В сводке совершенно случайно наткнулся, подъехал и… Но потом, когда Лида мне о кассете поведала, решил, что бандитский наезд какой-нибудь. Ну, легкое криминальное недоразумение. В общем, усадил твоих девочек в свой „Запорожец“ и к себе на квартиру привез. Но ты не волнуйся, они обе неплохо устроены. Пока ты со своей квартирой разберешься, моя Алла им комнату выделила — коммуналкой жить будем. Помнишь, как дворник Никифор Остапу Ибрагимовичу говорил? „По мне, хоть всю жизнь живи, раз человек хороший“.
— Спасибо, Гена…
Эта весть, по крайней мере, у меня, как-то сразу сняла с души легкое, но ощутимое напряжение. Не недоверие, нет… Но времена-то изменились круто. Как говорится — дружба дружбой, а служба службой. Все-таки больше пяти лет не контактировали — много воды утекло. Но раз он моих малявок у себя в квартире спрятал, значит остался таким, каким я его прежде знал — человеком. Ведь в поле каждый свою сущность быстро проявляет. И если ты козел, или баобаб — от людей не скроешь.
Гена тогда был человеком и, похоже, остался им. Ладно, дышим дальше. На заднем сиденье Боб с Николаем Иванычем по-прежнему помалкивали с автоматами на коленях. Прямо партизаны в тылу врага, не хватает только пулеметных лент крест-накрест и гранат на поясе.
Я вкратце, но достаточно подробно, начиная с прошлой субботы, пересказал Логинову все, вначале мои, а затем и наши, приключения. Об автоматчиках, как и условились с мужиками, тактично промолчал. О пакетах с кимберлитом, разумеется, тоже не стал говорить. Гена внимательно выслушал, не задав ни одного вопроса.
— Ну, в общих чертах понятно. Я где-то так и думал. Крутая каша заварилась вокруг тебя — долго расхлебывать будем. Но придется. Ладно. Хватит лирики. Нас немножко время уже поджимать начинает. Начни с кассеты. Вопрос первый — она здесь?
— Здесь. Копия.
— Он и копию снял! Молоток. Одна?
— Обижаешь, полковник…
— Сколько?
— Опять обижаешь. Ну, так и быть, тебе скажу по секрету — кроме этой, еще одна осталась, — я почему-то на всякий случай соврал Логинову. Не сказал, что кассет у меня три. — В случае чего, Боб с Николаем Иванычем знают, где искать.
— Хитрый ты, Витя, как змей. И как это тебя угораздило так подставиться? Ты хоть представляешь, куда тебя затянуло? Ладно, пока давай, что есть, — он протянул руку ладонью вверх.
Я обернулся и вопросительно посмотрел на Бориса с Николаем Ивановичем. Коля никак не отреагировал, а Боб пожал плечами…
— Давай ее, проклятую, Боря.
Боб нагнулся, пошарил рукой и откуда-то снизу достал кассету, завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Держи.
Кассета, как кассета… Никогда бы не поверил, что из-за паршивого куска полистирола простой советский гражданин — то есть российский, конечно — в одночасье может превратиться в затравленного зверя. А интересно, заяц — зверь или не зверь? Или не очень зверь? Что-то мысли уже путаются — устал немного.
Я вложил пакет с кассетой в ладонь Гены.
— На, полковник, держи… Владей и пользуйся. И скажи им, — я головой указал на небо, — чтобы сезон охоты на нас закрыли. Немного надоело уже.
Гена ухмыльнулся.
— Им говори, не говори — результат… Ты же понимаешь — охоту не на тебя, конкретного Витю Зайцева объявили, а на нежелательного носителя конкретной информации. Как в современных боевиках киллеры иногда говорят: „Ничего личного…“. Ладно, постараемся сами разобраться. В принципе, я, кажется, придумал, как „перевести стрелки“. Если материал действительно солидный, то… Сейчас я пойду в свою машину — у нас там нужная аппаратура имеется — гляну, что на кассете, и в путь. Нас, наверное, уже в двух местах ждут. И в трех — поджидают. Шутка.
Он сунул кассету во внутренний карман куртки. При этом я успел заметить перевязь с наплечной кобурой. Тот еще танкист, Гена Логинов!
Глава двадцать восьмая
К железнодорожному переезду в деревне Зуево белый
Повернув с Московского шоссе налево, быстро проскочили поселок и пересекли главный путь дороги Санкт-Петербург — Москва.
У переезда никого не было — поднятый шлагбаум, тускло блестевшие сталью рельсы, уходящие в сумрак ночи, вдали — зеленый огонь семафора.
Дождь прекратился, но воздух, сверх меры насыщенный влагой, неуловимо искажал очертания знакомых предметов, придавая им некую ирреальность. Редкие, неяркие в сумерках белой ночи, фонари освещали унылую российскую действительность. Вокруг фонарей, словно нимбы, мерцали зеленовато-желтые ореолы, усугублявшие фантастичность пейзажа. Неподалеку, сквозь дымку смутно вырисовывались какие-то строения, не то сараи, не то бараки. Покосившийся забор, деревья, кусты…
Юрий Борисович отъехал метров на сто от переезда, принял к обочине, остановил автобус и заглушил двигатель. Посидели, послушали тишину летней ночи…
Иногда по дороге проносились одиночные автомобили. В сторону Киришей проехала пожарная машина, от Киришей — бензовоз, но ни Логинова, ни обещанной сенсации что-то не просматривалось.
Коллеги-журналисты, клюнувшие в Питере на нехитрую Юрину приманку по причине патологического любопытства, которое, впрочем, является неотъемлемым качеством каждого журналиста, уже не смотрели бодро-весело, как в начале пути. Даже почти свой, бывший советский, а ныне украинский репортер Федя Ермоленко, за двухчасовую скоростную гонку по мокрому шоссе и то приуныл, а иностранные труженики пера выглядели совершенно кисло.
— Прибыли, — сказал Зальцман, оборачиваясь к коллегам, стараясь голосом передать им долю оптимизма и уверенности, которых сам, впрочем, не испытывал. — Итак, друзья-камрады, что делать будем?
Друзья-камрады, на чистейшем английском и приличном русском принялись обсуждать ситуацию и давать советы. Более терпеливые братья-славяне склонялись к одному, что и выразил Федя Ермоленко — „треба трохи почекать“. Настоящие иностранцы, коих было пятеро, предлагали совершить разведывательную вылазку… Вопрос — куда и зачем?
Минут пять дискутировали, но все же пришли к компромиссу — пятнадцать минут ждать, а потом — на разведку.
Ну, ждать, так ждать… Голосовать не стали. Тем более, что у некоторых, наиболее опытных и дальновидных, нашлась и выпивка с закуской.
* * *
После того, как полковник Гена забрал у меня кассету и утащил ее в свой черный „шевроле“, я почувствовал, что на душе у меня — ну, не совсем комфортно, но стало как-то поспокойней. Почти хорошо…
Когда я сказал мужикам, что Красная армия пришла к нам на помощь — я ведь прекрасно понимал, что никакая это не армия. Просто, какой-то невероятный случай свел наши дорожки, мою и Логинова. А полковник, или кто он там, Логинов Геннадий Алексеевич — еще никакая не армия. Обратись я к любому другому армейскому полковнику, он бы меня послал… к генералиссимусу.
Нет, не Красная армия… Если с мерками Красной, или Советской, армии подходить к тому, что сейчас называют армией — уже и в помине нет в стране никакой армии. Осталось полтора миллиона полуголодных, наученных убивать и готовых на все людей в форме. Эти люди по инерции продолжают выполнять какие-то, подчас им самим непонятные приказы, но при случае… А иначе и быть не может. Ведь, если я заведу для охраны дома очень большую и злую собаку и не буду кормить ее — она меня первого и сожрет. Аксиома.
Но как же глубоко сидит в голове, в подсознании, вера в Красную армию, которая всегда приходит на помощь! Чего от коммуняк нельзя отнять, так это умения мозги компостировать. Всерьез и надолго. Вот ведь и нет никаких коммуняк давно, а в глубине, на самом донышке, что-то и осталось. Это все оттуда, от дедушки Гайдара, из глубины времен!
Но в любом случае, Логинов — это не Боб с Николаем Иванычем. Прекрасные мужики, друзья мои товарищи, но реально могут только умереть вместе со мной… Такие же, как и я, обыватели, зайцы-кролики, за которыми, кроме рук-ног ничего нет. Ну… и трех „стволов“.
Через полчаса Гена вернулся. Был он невесел, шутки-прибаутки прекратились. Он задумчиво посмотрел на меня и на Борю с Колей.
— Хреноватое дельце, мужики. Материал на кассете — препаскудный. Ты хоть сам видел? Впрочем, неважно: видел — не видел… Витя, навстречу вашей компании один интересный джип шел с неким человеком. Вы его знать не можете. У человека этого возможности очень большие… были. Он и милицию с гаишниками к охоте за вами подключил. Этот, скажем, человек, тебя, Витя, убивать ехал. Именно из-за этой кассеты. Ну, и Борю с Николаем Ивановичем он убил бы. Просто за компанию, чтобы свидетелей не оставлять. Правда, он не знал, что вы вооружены, но, думаю, для него это не было бы большой проблемой…