Александр Яковлев
Охота на зайца
Не смешно мне что-то. Надо в диван глянуть, проверить — не заржавела ли моя надежная „рушница“ — пятизарядка
Сразу же и глянул.
Ружье не заржавело, и патронов двенадцатого калибра оказалось неожиданно много — сорок штук, но почти все они были заряжены дробью „четверкой“. Нашлась пара с пулями, с любимыми моими разрывными двойными турбинками; и четыре — с картечью. Для затяжного боя картечи и пуль — негусто, но и дробью „четверкой“ с близкого расстояния, метров с десяти-пятнадцати, запросто волка свалить можно.
Эх, если бы это волки были… За те двадцать пять полевых сезонов, что я отработал в системе Мингео СССР на благо советской родины — от Якутии до Кольского — с хищными волками-медведями неприятных инцидентов у меня, если честно признаться, ни разу и не было.
С двуногими человекоподобными — несколько раз расходились, держа пальцы на спусковых крючках. В Архангельской области, неподалеку от ныне знаменитого космодрома Плесецк. Там, вокруг этого космодрома, лагерей много, и люди в лесу почему-то все недоверчивые. Еще на Урале, на севере Свердловской области в шестьдесят седьмом году, двое беглых зэков на нас с Лехой неожиданно вышли. Обошлось, слава Богу, и тогда. Разошлись мирно, стараясь не приближаться друг к другу. Здесь тоже надо ждать двуногих. Посмотрим, посмотрим — кто ко мне сунется!
А… Пофигу веники! Кто сунется, того и свалим. Главное, близко не подпускать.
Надо же, каким я вдруг стал — лихим и незамысловатым! Еще не хватает пальбу в городе устроить. Бред.
Но все-таки хорошо, что я своих этак легко и непринужденно разогнал. Или тоже плохо? Да нет, ерунда, с ними как раз все замотивированно. Лето, каникулы, вот и разъехались. С этой стороны руки развязаны…
„Где семья?“ — на отдыхе. „Где кто?“ — знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Один Санька в далекой Перми на уральской практике моим вниманьем пока неохваченный остался. Ну, с ним я позже как-нибудь свяжусь — номер телефона есть. Он там почти до конца августа торчать будет, и пара месяцев в запасе у меня имеется.
Ладно, попьем чайку, отзвонимся Маргаритке, а дальше — видно будет. Решу чуть позже — смотреть или не смотреть эту пленку. Или вообще сжечь ее, выкинуть, а потом еще и взорвать.
Хотя, если честно, в этот момент я абсолютно точно понял, что темнить перед самим собой нехорошо. Нечего тут юлить: „Выбросить, сжечь, закопать“. Надо смотреть, и точка.
Глава вторая
Большой сарай на болоте медленно разрушался. Точнее, это был даже не сарай, а навес: крыша из гофрированного оцинкованного железа и две стены из досок. Снег, дождь, болотная сырость, мороз и жара за два десятка лет, прошедших со времени постройки сарая-навеса, основательно порушили сооружение. Стены наполовину заросли густым болотным кустарником, под частично обвалившейся крышей свили гнезда птицы. Люди сюда не заходили — слишком далеко от населенных пунктов, иначе давно бы сожгли его.
Всю внутренность сарая занимали грубо сбитые из досок стеллажи, сверху донизу заставленные рядами маркированных ящиков. По форме ящики напоминали хлебные лотки. Впрочем, они так и назывались — лотки, но не хлебные, а керновые. Сарай был кернохранилищем, а на стеллажах в ящиках-лотках хранился керн — материал, извлекаемый из скважин при бурении. В отличие от самого хранилища, он почти не пострадал от непогоды. Два десятка лет — слишком незначительный срок для породы, возраст которой исчислялся сотнями миллионов лет.
Здесь, в этом хранилище на болоте, был складирован керн из скважин, пробуренных неподалеку. Незначительная часть его еще тогда, почти двадцать лет назад, когда работы по проекту шли полным ходом, была вывезена для лабораторных исследований. Остальную часть предполагалось вывезти позже, но как иногда бывает — то ли что-то изменилось в высоких кабинетах, то ли денег не хватило.
В те времена всякое случалось. Порой достаточно было одного телефонного звонка, чтобы началась стройка века, и наоборот. В результате работы на объекте по какой-то причине прекратили. Бурильщики собрали свое буровое железо, разобрали вышки и зимой по замерзшим болотам уехали на тракторах, а разрушаемый непогодой сарай с керном остался.
Так и лежали, постепенно ветшая, среди болотных массивов невостребованные и, вероятно, всеми забытые ящики. Лежали, как напоминание о безумной эре плановой экономики.
Сотни серых ящиков, тысячи метров грязных каменных колбасок. Но на любого специалиста-геолога, случайно зашедшего сюда, некоторые образцы из этих грязных ящиков произвели бы довольно сильное впечатление. Здесь был кимберлит — ультраосновная порода, которой заполнены очень специфические структуры — трубки взрыва.
А если бы у этого, случайно оказавшегося здесь геолога, оказались при себе необходимые инструменты типа промывочного лотка и примитивной лупы, то он, произведя несложные действия, скорей всего обнаружил бы в коре выветривания кимберлита маленькие красные вкрапления зерен граната, которые при дальнейших исследованиях вполне могли оказаться пиропами. Ну а что такое „пироп“, знают даже школьники, которые о героической Ларисе Попугаевой, первооткрывательнице якутских алмазов, книжку читали. Пироп — минерал-спутник алмаза. Прямой.
Но геологов в этих глухих, очень заболоченных углах
* * *
Телефонная трель оторвала Гарика от сладких грез. В комфортной тиши кабинета под слабое гудение фирменного „бошевского“ кондиционера приятно мечталось о скором отбытии в отпуск на Сейшелы. И билеты уже дома в конверте лежат, душу греют. Красивые такие билеты, туда и обратно, на большой красивый самолет „боинг“.
Ну нравилось ему там, все нравилось. Пляжи, климат, пальмы на берегу. И герлы нормальные, и посидеть есть где. Клево все, по уму, комфортно. А здесь — середина июня, духота, вонь и копоть. Еще пух этот тополиный, блин: летает, летает… Мерзкая дрянь! Одно слово — Питер. Хорошо хоть иногда на заливе с телками оттянуться можно.
Телефон не замолкал. Гарик открыл банку „пепси“, сделал большой глоток и взял трубку. Звонила кассирша Королева из Сбербанка на Искровском. Гарик даже вспомнил ее, лупоглазенькую. По делу звонила. Информация была очень конкретной и в тему: „…баба, на красной машине, меняет четыре „тонны“ бундесмарок на „дерево“.
Это — в кайф, это очень даже в кайф. Две с лишним „тонны“ „зелени“, в переводе на нормальные „бабки“ — нормальный кусок. Ах, какая хорошая баба на красной „тачке“…
Гарик нажал на своем пульте кнопку общего сбора, и тут же по трубе попытался связаться с папиком. Папик Василий Иванович Бонч с утра, прихватив троих бойцов, умотал из офиса на какую-то „стрелку“.
„Тюр-лю-лю… Тюр-лю-лю“, — ответила „труба“, и приятный женский голос сначала по-русски, а потом по-английски сообщил, что „абонент находится вне зоны действия“. „Вот зараза! — подумал Гарик и выключил „трубу“. — Ну ладно, сами сработаем, не дети“.
В темпе собрались семь бойцов из команды Гарика, и уже через шесть минут группа на трех машинах летела в адрес. Время — семнадцать ноль четыре. Работа по пятой схеме.
Тормознули метрах в пятидесяти и сразу у входа срисовали
Вот на каких мы „тачечках“ ездим! Ну, ну… Прокинуть бы номерок — кто за ней стоит? А впрочем — по барабану. Кто в городе живет, тот клювом не щелкает.
Минуты через две, тарахтя рваным глушаком, подлетел Каскадер на своей сраной „яве“. Газанул, дал пару пробных кругов и замер с другой стороны в готовности номер один. Тоже метрах в пятидесяти. Время пошло. Все ждут бабу с „капустой“. Минута, пять, десять… Сейчас появится, пчелка медоносная!
Операция с Каскадером — вариант пять — была отработана до мелочей и проводилась неоднократно. Все члены бригады досконально знали свои роли, и проколов пока не было. Да и с чего им быть? Замысел и черновой план темы дал, как всегда, сам папик — Василий Иванович, а доводил до ума Гарик, или его заместитель: „зам. по общим вопросам“, блин.
Эта идея была интересной и перспективной: годами можно работать, и все чисто, все по закону. Сто лет копай — не подкопаешься.
В двенадцати отделениях банков, работающих с физическими лицами, то есть не с конторами, а с человеками конкретными и башлевыми, сидят свои кассирши. При снятии или обмене крупной суммы — как сейчас — кассир всегда может немного потянуть время, помурыжить клиента, а информацию немедленно на „трубу“ Гарику скинуть. Или его заму Шурику, который уже три недели на Средиземном море парит задницу! Скоро вернется, а Гарик — в отпуск, на Сейшелы.
„Эх, развернусь… Оттянемся на полную катушку“, — Гарик прикрыл глаза и отчетливо увидел полоску пляжа, море и пальмы. Теплый белый песок, морская вода, ласкающая тело.
Тело — дело…
Да, сначала — дело. И главное в этом деле — натиск, темп и быстрота. Часто клиент еще и благодарит, что легко отделался: он же знать не знает, что в больнице пара-тройка докторов тоже с подогревом от Василия Ивановича, и справка „о тяжких телесных“ по сути — липа. Но доказать никто ничего не сможет. Особенно, когда все правильно сделано. Эх, лохи, вы, лохи! Учит вас жизнь, учит, а все впустую.