Александр Яковлев
Охота на зайца
— Подожди, я карту посмотрю, — ответил Зальцман.
— Смотри, только быстрее. Зуево. Нашел? Ну, вот и отлично. Собери побольше всяких разных, но шевелись быстрее. Двигай на своем красивом белом „мерсе“ — в него много народу напихать можно… Неважно, откуда звоню. И мне надо, и тебе. Пообещай им что-нибудь залихватское. Интересный материал получат, убойный. Ты меня знаешь — раз говорю, так и будет. Пообещай сенсацию… Сейчас — двадцать двадцать шесть. К двадцати трем, не позднее, притаись со своими ребятами за переездом. Понял? Переезд, деревня Зуево, двадцать три ноль ноль. Действуй. Аллюр три креста…
Он расслабленно откинулся на сиденье, достал сигарету, шестую за день, и нажал кнопку прикуривателя. Потом обратился к Ивановой:
— Маша, я закурю?
— Кури…
— Твои орлы пойдут вслед за нами, на всякий случай. На обратном пути, если нормально Зайцева возьмем, подстрахуют.
Мария молча кивнула. Она сосредоточилась на управлении машиной и все внимание сконцентрировала на дороге. Мощный двенадцатицилиндровый двигатель полноприводного „шеви“ ровно гудел на низкой ноте, с шелестом под колеса летела влажная лента асфальта.
— Значит, Мальков-младший, — через некоторое время внезапно сказала она. — От него вся цепочка потянулась…
— Я тоже так думаю, других вариантов у нас пока нет, — ответил Логинов. Они были профессионалами и думали в одном направлении, поэтому понимали друг друга с полуслова. — Но конец этой цепочки у старшего Малькова. И, вероятно, в потерянной папке покойного Бонча.
— Я варианты его маршрута от фирмы до дома тоже сразу на компьютере прокинула. Только непонятно, зачем он кассету в прокат сунул. Спрятать хотел, что ли?
— Это вряд ли. Скорее всего, случайно. Но, к сожалению, Валерий Станиславович уже ничего нам объяснить не сможет.
— Что случилось?
— Не знаешь еще? Умер.
— Убрали?
— Черт их знает — могли и убрать. Только ума не приложу — кто? Не старший же? Не думаю, что у него мозги отсохли — собственного сына… Не знаю, Маша. По официальной версии — инсульт. Кровоизлияние в мозг. Еще позавчера умер, а информацию Власенков только сегодня получил.
— Ясно…
Некоторое время помолчали, думая каждый о своем. Внезапно Иванова, не повышая голоса, спросила:
— Ты меня зачем на Искровский послал? Разве не знал, что „эти“ приедут?
— Честно — даже и представить себе не мог. Мы же „Броней“ серьезно еще и не занимались. Откуда я знал, что у него половина боевиков — кавказцы? Я думал, что у него в основном наши „русопяты“ шустрят. Не учел я этого… Ну, а почему тебя — вопрос лишний.
— Ну да, ну да… Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак.
— А кого еще? Не Шевердяя же… Ты — инструмент тонкий, а Володя грубоват немножко. На него эти броневики и не наехали бы никогда. Он сам на кого хочешь наедет. Да на любого из наших мужиков стоит раз только глянуть, и всякое желание связываться отпадет. Там именно ты была нужна — женщина. Да что я тебе объясняю… Они там, в „Броне“, тоже не совсем отмороженные были — операцию-то какую хитроумную придумали, почти без криминала. Ни один следователь никогда ничего бы не доказал. Грубое нарушение правил дорожного движения, с „тяжкими телесными“. Свидетели, ГАИ, адвокаты… Все у них схвачено было, но на серьезных людей мотоциклиста они бы никогда не послали.
— У них таких комбинаций несколько десятков было, — согласилась Иванова. — Василий Иванович, не к ночи будь помянут, умом своим хитрым все это напридумывал.
— И чего ты сорвалась? Ну что бы эти засранцы с тобой сделали? Съездила бы с ними в контору, поговорила бы… А тут и мы подоспели бы. Ведь Шевердяев и Коля Кузьмин рядом с тобой были, прикрывали. И прикрыли. Нормально ведь ушла…
— Шевердяй с Кузьминым хорошо тогда замаскировались, я их только при отходе и заметила. Хотя примерно и знала, где они стоят, — согласилась Мария. — Да все равно — топорная работа.
— Времени у нас на что-нибудь более тонкое уже не было. Еще и конкуренты на следующий день, утром, готовили наезд на фирму.
— А конкретно?
— Да я и не углублялся в это. Что-то у них там на бандитском фронте не сложилось, не поделили какой-то заводик, шарашку
— Ничего себе! — удивилась Мария.
— Вот-вот… Так что Бонч в любом случае к своему финалу подошел. Ну я и решил сработать на опережение… сунули палку в осиное гнездо, разворошили их. Вот экспромт и получился. Неудачный. Но кто самого Василия Ивановича убрал — загадка. Пока… Ладно, замнем для ясности. Мы, Мария, с тобой профессионалы, так что говорить о ерунде не будем.
— Ты Мишку помнишь? Это Бонч, полковник Василий Иванович Бонч, нас тогда послал на разведку колонного пути. Он в то время у нас в штабе зачем-то околачивался. Курировал от КГБ… Послал, а там — засада. Не верю я в такие совпадения. Гэбэшникам для чего-то армейской кровушкой кавказскую землю окропить захотелось. Я потом, уже в горах, много чего узнала.
Все это она сказала Логинову, не повышая голоса, только левая щека ее несколько раз конвульсивно дернулась.
— Я не знал, Маша, — извиняющимся тоном ответил Логинов. Какое-то время помолчал, а потом неожиданно спросил, — А Бонч случайно не твоя…
Но закончить фразу не успел. Иванова вдруг резко нажала педаль тормоза, так, что непристегнутого Гену швырнуло вперед, и он лбом сильно ударился о стекло. И тут же, отпустив тормоз — опять на газ. Полковника с такой же силой отбросило на сиденье, и если бы не подголовник анатомического кресла… Сигарета, вылетевшая из руки, сломалась. Полетели искры.
— С ума сошла?! Маша!
— Извините, товарищ полковник, шоссе мокрое — еле справилась с управлением. Показалось — собачка дорогу перебегает. Виновата, исправлюсь. А вам совет — пристегиваться надо, товарищ полковник, мало ли что…
— Ты у меня сейчас пешком пойдешь, советчица — чуть башку мне не проломила! Язык вот прикусил…
— Я же извинилась… А Бонча, к сожалению, не я завалила. Но, если честно — тому человеку, который убил эту гадину, с удовольствием руку пожму. А „эмоции“, как вы изволили выразиться, здесь ни при чем.
— Понимаю.
— „Понимаю“! — передразнила Мария. — Козел, ты, Логинов.
— За козла ответишь…
— Отвечу, отвечу… Я теперь за все могу ответить, я такая.
— Да уж…
Хотя в подразделении Логинова отношения были не строго уставные, скорее товарищеские — примерно как на подводных лодках, где от каждого зависит жизнь всех — никому из подчиненных даже намека на подобное Гена бы не спустил. Но Мария — это другое, ей прощалось многое.
Маша была женой, вернее, вдовой его двоюродного брата, погибшего у нее на глазах в Чечне. В далеком теперь уже девяносто первом году, в самом начале вселенского бардака. Армейская разведгруппа выполняла особое задание, когда в одном из горных аулов их машина нарвалась на бандитскую засаду. Капитан Михаил Анатольевич Смышляев, двоюродный брат Логинова и Машин муж, был убит первым же выстрелом, остальных бандиты добили, а Машу…
Ей удалось уйти из бандитского плена, точнее из рабства, только через семь месяцев. На территорию части солдат на КПП долго не хотел пропускать босую, совершенно седую старуху…
После возвращения из госпиталя ее наградили, присвоили внеочередное звание и хотели с почетом комиссовать из армии. Но тут — нашла коса на камень — Маша выразила желание продолжать службу. Она пробилась к руководству Генштаба, дошла до начальника ГРУ, и ее оставили в армии.
Специальность у нее была редкая — языки кавказских народов, но майор Иванова после того, как ее зачислили в Разведупр, заявила начальству, что после плена с ней случилась частичная амнезия и она начисто забыла все эти, как раз такие нужные сейчас, языки.
Логинову она это объяснила проще: „Ненавижу! Могу только убивать их. Как увижу, так и убью. Особенно гордых кавказских мужчин. Это не люди, это волки, хищники, тупиковая ветвь человечества — подлежат уничтожению любыми методами. Гена, возьми меня к себе в группу…“
Майор Иванова, кроме гражданского высшего образования, имела за плечами специальное военное училище, была великолепно подготовлена физически и владела всеми необходимыми для работы навыками. Геннадий Алексеевич подумал и написал рапорт с просьбой зачислить Машу в свое подразделение. Рапорт удовлетворили и зачислили Машу в спецгруппу стажером. А через год она уже возглавила одну из шести бригад спецгруппы „Е“. В подчинении у нее было девять офицеров: подполковник, два майора, четыре капитана и два старших лейтенанта.
И все шло хорошо, пока у банка на нее не „наехали“ бончевские бойцы, пятеро из которых оказались „лицами кавказской национальности“…
Вскоре они миновали Тосно. Ровно гудел двигатель. Маша не снижала скорости, и стрелка спидометра, как приклеенная, замерла на цифре „120“.