Александр Яковлев
Охота на зайца
— Это вряд ли, — ухмыльнулся могучий Зальцман и, сжав кулак, задумчиво посмотрел на него. В прошлом он имел звание мастера спорта по самбо и выступал даже за команду города.
— Против лома нет приема, — покачал головой полковник. — В общем, завязывай, не лезь в это дело. Это обоюдный беспредел, Юра. И со стороны граждан, и со стороны государства, с его аппаратом насилия. И все это пронизано предательством, коррупцией. Если надыбал какие-нибудь материалы — сдай в ФСБ или в милицию, или… Ну, хоть бы и мне. Специалисты разберутся. Вплоть до „высшей меры“.
— Так мораторий же на это дело?
— Это если по суду…
— Ого! Отряды возмездия? Эскадрон смерти? Как в Аргентине? Закон — такое слово еще, вроде, не отменили.
— Ты девушкой-то европейской не прикидывайся. Будто и не здесь живешь. Все ты знаешь, обо всем слышал.
— Кто же не слышал? Однако, одно дело „слышать“, а другое дело — „знать“.
— Ну и что ты на меня щуришься?
— Красивый ты, — ухмыльнулся Зальцман.
— Красивый… Сам ты красивый, как ж… с ушами! Я же сказал — по приказу с самого верха. А в Аргентине — без приказа. Пойми ты, дурашка, я тебе еще раз повторю: у нас идет война, только не явная, а скрытая. Воюют все со всеми. Только и всего. Закон, милиция, суд, прокуратура… Да сплелось все, Юрик, переплелись, как змеи в клубке. Они же все из одной кормушки вскормлены. Одна система.
— Не надо. Я скоро домой пойду, а ты спать ложись. Напьешься крепкого чая — будешь вертеться.
— Не буду. Упаду и выключусь, — минуту поколебавшись, Логинов закурил еще одну сигарету, десятую. — Есть, конечно, и честные ребята, но — маловато. Ну, еще иногда рядовые опера пашут, кое-какие следователи делают что-то, а почти все, кто в креслах — мразь. И законы они под себя лепят. Их по закону вообще не возьмешь. Если с ними по их законам — максимум через полгода в черную дыру провалимся. Вот тогда открытая резня начнется. Поэтому нас, таких как я, и привлекают. Цель — любыми путями сбить беспредел. А лекарства — обычные, какие доктор прописал. Но мы-то с тобой не дети и тоже кой в чем волокем, а, Юрок? Пока ситуация в корне не изменится, наша работа — малоэффективна. А как ее кардинально и быстро изменить, ситуацию, сегодня никто не знает. Или не хотят знать.
— Вот именно — к девочкам… — грустно подытожил Зальцман. — Я к тебе зачем пришел? Я к тебе пришел, чтобы попросить конкретного совета по конкретному делу, а ты… Полчаса какую-то абстрактную чернуху гонишь. В принципе-то я и сам знаю, в какую сторону мне двигать. Связи и в ФСБ и в милиции у меня хорошие есть, но тут… как бы с военным уклоном, что ли.
— С военным? — удивился Гена. — Эк тебя занесло!
— Сам же говоришь — переплелось.
— Это точно! Клубок змей. А ты в него свои ручки шаловливые суешь.
— Любишь ты, Генка, образность… Из армии выгонят, попробуй себя на литературном поприще.
— Нет уж. Только не это. Ненавижу писанину. На работе у меня с этим делом постоянный завал, но там хоть помощники помогают разгребать, а чтобы самому, добровольно! Хотя действительно — осто…ло все до изумления. Я иной раз в самом деле подумываю бросить эту бодягу к чертовой матери и рвануть куда подальше, — сказал Логинов.
— Бросить, убежать… Умереть, уснуть… Натуральный Шекспир! Пожалуй, все же ты здорово перегрузился на своей долбаной службе. Неплохо бы нам с тобой как-нибудь выбрать время и хорошую „оттяжечку“ дня на три сделать. С банькой.
— Не получится…
— Фигня. Захочешь — получится. А все же ты, Гена, не закисай. Сейчас как-то всем невесело. Ну, знаю я, что у тебя работа не очень. Числишься где-то юристом, ходишь в штатском и документы у тебя, наверное, липовые.
— Липовые, не липовые… Какая разница? Это всего-навсего технология производства. Как у сталеваров, или у полотеров.
— Вот-вот… Только сталевары и полотеры в людей не стреляют, да и в них тоже, — хмыкнул Зальцман.
— А я — стреляю. Вот такое я дерьмо, — как бы подытожил Логинов. — Мне приказывают, и я, Юра, стреляю. И буду стрелять…
— Ладно, Генка, не гони картину и не выжимай из меня слезу. Я все понимаю, — Зальцман протянул руку к пачке, достал сигарету и закурил. — Слышь, Гена, а Алла знает о твоей работе?
— Бог с тобой, Юра! Если честно — кроме тебя я о службе с посторонними никогда в жизни ни с кем ни словом, ни полсловом не обмолвился. Для Аллы, и вообще для всех, я — военный юрист. Юрист, мать вашу! Представляешь, уже двадцать лет женщине голову дурю? Иногда придумываю что-нибудь пикантное специально для нее. Чтобы с реализмом, но не страшно было. Сегодня вот рассказывал о солдате-дезертире.
— Ну и как, верит?
— А куда она денется? Это я сегодня от усталости не смог ничего придумать поинтересней, а вообще-то, я ей такие залихватские истории с продолжением закручиваю… любо-дорого. Хотя, наверное, о чем-то догадывается.
— Вот-вот, я же говорю — писатель, — подначил друга Зальцман.
— Заткнись и имей в виду, Юрка, ты один на белом свете кое-что знаешь о моей службе — немного, но… Ты хоть и трепло газетное, но очень все это серьезно и жестоко. У меня, кроме пацанов и Алки, ты — единственный близкий, кровный родственник. Не забыл еще, что в моих жилах два литра крови твоей мамы, царство ей небесное, течет?
— Да уж…
Они подружились в детстве, когда обоим только-только исполнилось по двенадцать лет. В хирургическом отделении детской больницы имени доктора Раухфуса. Юра Зальцман, неудачно спрыгнув с дерева, сломал сразу обе ноги и обе руки. Это был своеобразный рекорд по переломам.
Он лежал на специальном ложе, весь растянутый и загипсованный, а рядом днем и ночью дежурила его мама — Зельда Самуиловна.
После операции в ту же палату, по счастливой случайности, привезли и Гену Логинова — неудачливого пионера-бомбиста, ставшего жертвой собственного взрывного устройства. Всего один осколок и попал Генке в ногу, в бедро, но повредил какой-то важный сосуд, и врачам, чтобы спасти парнишку, потребовалось делать довольно сложную операцию с переливанием крови. Один раз кровь перелили, а второй раз — не смогли, уж очень редкая кровь у него оказалась, четвертой группы, отрицательного резуса. Случайно именно такая кровь оказалась у Зельды Самуиловны…
Друзья помолчали, покурили, решили все же еще один чайник заварить…
— В „Криминальных вестях“ передавали о перестрелке на Искровском. В субботу днем — десять человек убитых. Слышал? Среди бела дня, почти в центре города. Дожили!
Логинов пристально посмотрел на Зальцмана. Неужели что-то знает, прохиндей?! Хотя вряд ли, откуда…
— Юра, ты что — не осознал? Не вникай ты в эту грязь… Живи себе спокойно.
— Спокойно — скучно, а я человек веселый.
— Веселый он… Как был в детстве раздолбаем, так и остался. А все потому, что срочную не служил. Там бы тебе быстро разъяснили, что к чему.
— Горбатого могила исправит.
— Вот-вот… Ладно, давай, черт с тобой, выкладывай, что принес за пазухой. Не знаю, помогу или нет, но послушать интересно. Может, и действительно совет дам тебе, непутевому. Не то влипнешь еще в какую-нибудь хренотень — хорони тебя потом.
Глава тринадцатая
Генерального директора частного охранного предприятия „Броня“, формального начальника Василия Ивановича Бонча, тридцатилетнего бизнесмена Валерия Станиславовича Малькова из милиции выпустили лишь в понедельник поздним вечером, почти ночью. Его бы и еще парили, по закону могли, но фамилия сама за себя все сделала, и даже адвоката не потребовалось вызывать.
„Валерий Станиславович, извините, то да се… недоразумение“, — и на служебной „Волге“ с бывшей улицы Каляева прямо домой доставили. Сволочи! Ну, спасибо, расщедрились, хорошо еще, что не на ментовском „луноходе“ подбросили. Скоты, менты…
Он сам же и вызвал их по „02“, а они его упекли. Схватили первого, кто под руку попался. Ну, не идиоты? Впрочем, и сам тоже хорош. Такого дурака свалял, когда с неимоверного бодуна, едва протрезвев, в соседнем кабинете обнаружил Бонча с лишней дыркой в голове. Испугался до усеру и кинулся зачем-то в ментовку звонить. А тут еще Маринка, запертая в сортире, завыла припадочно. В холле — охранник в отключке. Сначала показалось — тоже мертвый. Сразу и не сообразил, что к чему. Временно башню, что ли, заклинило? Заскок…
Батьке надо было, сразу батьке звонить. Один звонок в Москву, и никакой головной боли. Люди из „конторы“ по приказу отца все сделали бы как надо. Подчистили, разобрались по существу. А эти сучары ментовские — на нары его! Его! Сына Малькова! Ну, да ладно, что случилось, то случилось, назад не переиграешь.