Александр Яковлев
Охота на зайца
Близко к моему подъезду мы благоразумно приближаться не стали. Заглушили мотор в некотором отдалении от места происшествия, минут десять посидели, приходя в себя от шока, и Борька ушел на разведку — повыспрашивать, повынюхивать.
Я, как более опытный конспиратор, из машины вообще не высовывался. И перед соседями светиться не хотелось, и недруги, в существовании которых я уже не сомневался, могли меня высмотреть.
Да… Теперь я на сто процентов прочувствовал, что влетел с этой мутно-пакостной кассетой серьезно. Всерьез и надолго, как говаривал дядя Вова-лысый.
Впрочем, насчет „надолго“ — это еще бабушка надвое сказала. Хорошо, если действительно „надолго“.
Перед тем, как Боб покинул машину, я проинструктировал его, чтобы сильно у квартиры, вернее, у того места, где недавно была моя квартира, не маячил.
— Не светись. Выведай, что сможешь — и назад. И поглядывай — не увяжется ли кто за тобой.
— Витек, мне очень жаль… и все такое. Не убивайся сильно. Ребят соберем, отремонтируем твою хату, поможем, чем сможем. Ну а пока у меня поживешь. А от электричества — не могло?
Я выразительно посмотрел на него.
— Я что — дурак, да? У меня вся проводка медная, из провода сечением два мэмэ. Сам делал. — Боб молчал. А что тут скажешь?
— Электричество… Считать умеешь? Тогда считай: нехорошая кассета — раз, прокат в библиотеке ломанули — два, квартира — три… Цепочка получается. Больше двух совпадений. Не верю я в такие совпадения.
— Нет, почему? Бывает. Я как-то раз в один день четыре колеса проколол, — промямлил Борька, вздохнул и опять потер руками лицо.
— Колеса… Наср… на твои колеса! Резина, наверное, гнилая была, вот и дырявились. Тут, — я кивнул в сторону дома, — покруче будет. По теории вероятности, шанс на случайные совпадения — наверное, где-то возле нуля. А ты — электричество! Это, Боря, тонкий намек, а не электричество. Намекает мне кто-то на что-то. Три совпадения подряд — перебор, Боря.
Борька молчал, и думал какую-то свою мысль. Погрустнел парнишка. Да и мне петь-плясать не хотелось.
— Если будет четвертое совпадение, то пятого, для меня, по крайней мере… а впрочем, может, теперь и для тебя, — не удержался и подколол я, — уже не понадобится. Я только еще раз тебе напомню — мы еще не очень разогнались, Боб. Тебе еще не поздно соскочить — ты ведь кассету не видел и пока никаким боком вроде бы не замазан.
— Да пошел ты… — ненормативно ответил мне Борис Евгеньевич и вылез из машины, с силой захлопнув за собой дверцу.
Вот так всегда — никакой логики, одни эмоции и неприкрытое хамство. Чалдон — что с него взять.
* * *
Последней каплей, или окончательной причиной нашего отбытия на реку Паша — или Пашу? — послужило четвертое совпадение. Аргумент, которого не хватало Бобу для полноты ощущения.
Я не специалист по конспирации, я только учусь. И пока еще не обучен отрываться от „хвоста“, стрелять „по-македонски“ и прочим шпионским штукам. Я, честно говоря, даже и не в состоянии определить, следят за мной или нет. Да у меня даже ампулы с цианистым калием и пистолета с глушителем нет! Борька за сорок пять лет мирной жизни тоже не выучился ничему толковому в этой области.
В общем, мы с ним на этом невидимом фронте друг друга стоили. Ни одной карты из немецкого генштаба не украли, ни одного состава с танками под откос, даже случайно, не пустили. Поэтому, как только от моего пожарища отъехали, я предложил разделить обязанности: Борька — за баранкой, я, изображая знатока, через заднее стекло пытаюсь разглядеть — есть „хвост“, или нет. На всякий случай.
Короче — два престарелых чудака на букву „м“ решили изобразить из себя конспираторов-нелегалов. А почему бы и нет? „Пуркуа па?“ — так сказать.
Действительно — было бы смешно, если бы не было так грустно. Если бы не моя непонятно отчего сгоревшая квартира.
Поездили мы с полчаса туда-сюда по городу, почти уже к Борькиному дому подгребли — а куда еще? — и решили, что „хвоста“ за нами нет. Ну и слава Богу, ну и ладненько…
И все бы ничего, если бы не белая „копеечка“… Старенькая такая, неприметная, но шустрая.
Дело в том, что Боб, как хорошая лошадь, которая прибавляет шагу при подходе к дому, выехав на Стачек, довольно резко газанул от светофора, аж колеса взвизгнули.
Ну, ясно — ас, гонщик хренов. Да и колеса, понятно, не свои, чего их жалеть? Я содрогнулся за мою „мишелиновскую“ резину, но промолчал.
Короче, мы ушли с перекрестка, как камень из пращи, оставив позади стадо красивых иномарок с движками, пожалуй, и не хуже нашего. И только скромная белая „копеечка“ рванула так же лихо, как и мы, и повисла сзади.
„Копейка“ как „копейка“ — ВАЗ-2101, но с тонированными стеклами. Мало ли в городе таких машин?
— Эге, Боря, — сказал я голосом Ефима Копеляна за кадром. — Покрутись-ка еще, погоняй кругами по окрестностям, не приближаясь к своему бунгало. Кого-то эти глазки мне напоминают. И подинамичнее, порезче… Разгон — тормоз, влево-вправо… ты умеешь.
Минут через пять я полностью убедился, что „копейка“ — это как раз и есть наш пресловутый „хвост“. Она слегка отстала от моего „уазика“, но висела цепко. На „желтый“ пару раз за нами проскочила, гадина!
И началась езда-катанье.
У Борьки лицо закаменело, никаких тебе хи-хи, ха-ха. Как говорится: стеб кончился, началась суровая проза, блин. Видно, дошло до него. До самого донышка. Имел случай наблюдать, во что моя квартирка превратилась.
Вот так, а не верил, сомневался, паразит: „…может, не выключил что-нибудь…“ Наверняка думал, что я спятил!
Боб молча потел за рулем, остервенело крутя баранку… Потом сказал:
— Да, Витек, это скорей всего и есть то самое. Четвертый аргумент в пользу твоей гипотезы.
— Скорей всего… гипотезы? — удивился я. — Тебе нужно еще что-нибудь этакое, типа пули в башку, или для начала паяльника в задницу хватит? Чтобы гипотеза, как ты изволил изысканно выразиться, превратилась в теорию. А, Боря? Лично мне этого „скорей всего“ — более чем. Давай придумывай, как от них оторваться, нафиг.
— Погоди маленько, старик. Пока мы на людях, наверное, не опасно. Машин на улицах полно, свидетелей куча. Не будут же они среди толпы стрелять?
— А почему бы и нет, собственно? Им стесняться некого, сейчас вся власть у них. Изрешетят за милую душу.
По правде-то сказать, я и сам не верил, что по нам с Бобом эти уроды в „копейке“ могут стрельбу устроить. Да и зачем? Может, я им живой нужен, для утюга?
— А когда я от них уйду, оторвусь, а это не очень сложно…
— Ну?
— Баранки гну! Дальше что? Ну, оторвемся, а потом куда? К тебе уже нельзя, к моей хате — тоже как-то не хочется.
— Потом — суп с котом. Скажу… позже. Стрелять, наверное, действительно не будут. Хочется думать, что они профессионалы, а профи просто так не убивают. Я об этом в детективах читал. Так что ты тормозни пару раз у ларьков, надо запасы продуктов кое-каких сделать.
— Ты еще о жратве в состоянии думать?!
— Делай, что тебе говорят. Базарить тут он еще будет! Когда оторвемся, надо на Мурманку уходить. Есть одно место.
Борька кивнул головой и продолжал сосредоточенно крутить баранку. Он пропихивал „уазик“ между другими машинами так, что с каждой стороны оставалось по полсантиметра, не больше. Он от светофоров рвал с места как сумасшедший, но все было бесполезно. „Копейка“ приклеилась, как банный лист к заднице!
— Ты, ас хренов, раллист долбаный, оторваться от них сможешь? Или мне говняной бомбой в них пару раз кинуть?
— Раскомандовался… Толковые ребята за нас зацепились, просто так и не отвяжешься. Да не психуй ты! Урою я их. Уже придумал, как. Знаю одно заветное местечко в районе метро „Проспект Большевиков“. Там и оторвемся, — сообщил мне Боб, но к немедленному выполнению маневра „отрыва“ почему-то не приступал. Задумал каверзу какую-то, лукавый…
Глава двенадцатая
Обладая врожденным отличным обонянием, уже на лестнице, на подходе к дверям своей квартиры, Логинов учуял запах жареной с луком свинины. И это было хорошо, это было замечательно!
Жареную свинину полковник любил — „…люблю повеселиться, особенно пожрать…“ — а поскольку почти двое суток кроме нескольких бутербродов с сыром, запитых ведром черного кофе, ничего не ел, следовало поспешать.
Он открыл входную дверь своим ключом, снял в прихожей ботинки, сунул ноги в любимые домашние тапочки на войлочной подошве и, стараясь не шуметь, прошел к себе в комнату.
В комнате, где кроме письменного стола со стулом, ряда книжных полок, нескольких гвоздей в стене и внешне неказистого, но предельно функционального самопального тренажера больше ничего не было, Гена продолжил раздевание. Он снял пиджак, рубашку, отстегнул кобуру с пистолетом, а затем и брюки снял. Оставшись в одних трусах, Логинов слегка попрыгал для разминки, затем проделал все необходимые растяжки. После этого подошел к самопальному тренажеру и стал качать вечерний комплекс из пятисот упражнений.