Александр Яковлев
Охота на зайца
Но Борька все же абсолютно прав — есть действительно хотелось. И даже сигареты уже не притупляли этого чувства голода… Хоть бы колбасы с хлебом купили, собаки вшивые! Совсем от рук отбились, помощнички. Вернее — подельники… или соучастники?
„Мы бежали с то-о-бою от же-е-стокой по-о-гони…“ Что же делать-то, Господи? Что делать? Делать что? На этот вопрос только дядя Вова-лысый толковый ответ мог дать. Но, увы, нет его с нами. В ящике он стеклянном, лежит себе заспиртованный и в ус не дует.
Помощнички-подельники, обнажив „стволы“, почувствовали себя совсем уверенно и начали докучать расспросами: „Что, да кто, да почему?“
Не выпячивая своих глубоких раздумий относительно Гены, ФСБ и армии, я вкратце пересказал Коле с Борисом результаты телефонного базара с полковником. Орлы совсем приободрились. Стали планы строить, предположения. Зашевелились. Известно — надежда умирает последней. Нам бы день продержаться, да ночь простоять!
Пересекли какую-то железную дорогу, громыхнув на переезде по рельсам моими красивыми колесами, и, по прикидкам, уже приближались к речке Тигоде. Пока все было тихо. На этом переезде засады нам не устроили. Дальше по курсу тоже вроде бы не отмечалось ничего опасного.
Машины, машины… Одни машины, встречные и попутные. Вдоль дороги — поля, перелески, кое-где даже что-то вроде настоящего леса просматривается.
А может, действительно, бросить ее, машину? Заныкать в какое-нибудь озеро, или в болоте утопить и — пешим ходом, поездами и автобусами, к Питеру двинуть? Или назад, в тайгу, податься?
Жалко машину, хорошая она. Где я другую такую возьму? Да еще с такими дисками, да с карбюратором… А коробочка — блеск, пятиступенчатая!
Хотя, если по уму, то так бы и следовало поступить — одно дело нас на машине вылавливать по приметам и номерам, и совсем другое — пешедралом. Что они, проверять все поезда и автобусы будут? Это вряд ли. Не такие уж мы и важные птицы, чтобы массовые облавы, загоны и прочесы на нас устраивать. Да и на попутках проскользнуть можно.
Нет, машину бросать все же не стоит. И жалко, и неумно. А если ее не топить в болотах и озерах? Просто спрятать где-нибудь и все? Само-собой, так и надо сделать. А самим… А самим в лес уйти! Там хорошо, там тихо и покойно…
Я ведь, если в лес уйду — они, суки эти позорные, кто бы они ни были — фиг с маслом когда найдут меня. Я с пятнадцати лет по тайге шляюсь. Мне кроме топора ничего больше и не нужно — проживу хоть месяц, хоть год… Тем более, что сейчас лето. Я ведь поэтому, наверное, чисто инстинктивно в схорон Колин и кинулся.
А что вышло? Птички, зайчики… и три трупа. Убийцей стал!
Но вообще-то непонятно — почему нас должны искать? Ну, меня в городе какая-то мразь оприходовать хочет из-за кассеты этой бл…й. С этим более-менее ясно. Но в сотне верст от города — кому мы нужны? Почему на нас в Колином схороне-то наехали? Непонятно.
Жмуриков камуфляжных еще и не хватились, наверное, а когда хватятся — хрен найдут, глубоко закопаны. И с нами их не связать. Так что, нечего психовать раньше времени. К тому же и Гена, если я правильно понял, нам поддержку и прикрытие обещал. До Питера доберемся, даст Бог, без приключений.
Машинально я взглянул в зеркало заднего вида и на какую-то долю секунды сердце мое замерло — милицейская машина, не „уазик“, а „жигуль“, мигала синими маячками уже совсем близко, метрах в трехстах позади нас и явно догоняла. С поста гаишного машина — хватились все же. Мы шли не более восьмидесяти километров в час, но гаишники летели за сотню. Сейчас и догонят…
А вот — фиг вам. С маслом! Давайте, ребята, побегаем, посмотрим — действительно ли так хорош мой новый карбюратор. Моя „тележка“ и с прежним, „волговским“, бегала неслабо: честь и хвала дорогому товарищу Белыху Борису Евгеньевичу — сто двадцать я из нее выжимал. Честное благородное! Сейчас, стоило мне прижать педаль газа, как машина рванула вперед и буквально за три секунды разогналась до сотни. Эх, улетай с дороги птица…
И запас еще был — педаль далеко до полика не доставала. Был еще немалый резерв — сто десять, сто двадцать, сто тридцать… Врете, гады — не возьмете!
* * *
Большой светло-серый джип „ниссан-патрол“ шел по Московскому шоссе на скорости около ста километров в час. Дворники интенсивно чистили лобовое стекло — не то от дождя, не то от мелкой мороси, сыпавшейся с низкого, не по-летнему темного неба. По сторонам дороги мелькали поля, перелески, лесные массивы…
Полчаса назад, в двадцать тридцать четыре, по закрытому оперативному каналу из управления поступила информация, что машину „УАЗ-469“ с регистрационным номером, принадлежащим Зайцеву Виктору Сергеевичу, посты ГАИ засекли в районе города Кириши, организовали преследование. Ведут к Московскому шоссе. По возможности, постараются задержать до переезда через железную дорогу Москва-Петербург в деревне Зуево или блокируют на трассе.
Все-таки рванул из города, гаденыш! Не выдержали нервы. Интересно — куда путь держал? Идиот, дилетант. Не знает, что в пятимиллионном городе спрятаться гораздо легче. Носись теперь за ним, как сраный веник. Хорошо хоть, что менты его засекли. Уже и отловили, наверное.
Майор Александр Иванович Омельченко вымотался, как собака. И вот опять — работа на всю ночь, а потом еще неблизкий путь домой, в столицу. Да на обратном пути еще рейдовиков этих узкоглазых, наемников-азиатов, захватить надо. Провоняют всю машину…
Даже его железный организм уже с трудом справлялся с ураганными дозами транквилизатора, которыми приходилось поддерживать рабочее состояние. Не дело это, не дело… Так и сердце можно запросто посадить. И никакие деньги не нужны будут — здоровье не купишь. Гавкнешься в одночасье, как Валерик. Видно, пора менять работу, выходить из игры. А это тоже непросто, тоже может быть очень нездорово для организма.
За последние трое суток поспать ему удалось в общей сложности не более восьми часов. Но он сделал главное — нашел кассету.
Эту злополучную кассету, вокруг которой уже лежало немало трупов и, вероятно, еще будут. Она валялась в общей куче разоренного видеопроката, и только такие кретины, как помощники Валерия Станиславовича, упокой Бог его и их души, не смогли с первого захода взять ее! Хотя — вполне может быть, что и не оказалось ее в тот момент в прокате…
Судя по внешнему виду и по отсутствию каких-либо отпечатков пальцев на коробке и на самой кассете, получалось, что кто-то не слишком умный тщательно обтер ее. Должны были остаться „пальцы“, обязательно должны быть хоть какие-нибудь отпечатки.
Если бы серьезные люди с ней работали — нужные „пальчики“ бы остались. А так… Такой прокол мог допустить только дилетант. Из дилетантов на горизонте маячил один — Зайцев.
Вот придурок! Значит, хозяин, сразу выделив прокатчика, снова оказался прав. Хозяин мудр, все предусмотрел. Хотя, Валерку своего проворонил. Всего никто предусмотреть не может. Дело случая.
Теперь оставалось тихо забрать у милиции прокатчика Зайцева и выпотрошить его. Менты его быстро перехватят, если уже не перехватили, придержат, а тут и Омельченко подъедет. Недолго осталось — сам свой приговор подписал, кролик паршивый! Губит людей любопытство, ох, губит…
А может, и нет его вины. Может, он случайно вклинился и никаким боком к этой кассете непричастен. Поди узнай, пока язык не развяжет, причастен — не причастен. В большом деле полагаться на авось не принято.
Ну что же, значит — несчастный случай, не повезло. Бывает.
Он проскочил Тосно, Ушаки, и переключил свою многоканальную рацию на рабочую частоту ГАИ. Если не поймали еще, то где-то недалеко уже должны Зайца гнать — можно подключаться к переговорам дорожных патрулей.
Эфир зашипел, прерываясь короткими отрывочными командами, невнятным матом, но суть услышанного несказанно удивила его: Зайцев на своем задрипанном „уазике“ уходил от патрульной машины ГАИ! Это было невероятно. Такого просто не могло быть!
Или у гаишников хорошие водители разбежались в коммерцию, или… Не может этот Заяц от милиции на „уазике“ ускакать! Не может! Что они там — все с ума посходили? Заблокировать дорогу не догадались? Чертовщина.
Из докладов патрульных машин центру он узнал, что менты готовят Зайцеву теплую встречу на переезде у деревни Зуево. Причем, отношение самое серьезное, как к опасному преступнику-рецидивисту.
Пришлось вклиниться, связаться с милицией, назвав пароль и свои позывные, и как можно убедительнее объяснить дуболомам, чтобы не вздумали стрелять на поражение. А лучше и вообще не стрелять. Зайцев, как носитель информации, до некоторого времени был нужен ему обязательно живым и только живым, говорящим и даже поющим.
Затем Александр Иванович ушел с милицейской частоты, вызвал региональное управление ФСБ — установленный порядок следовало соблюдать — и доложил дежурному, чтобы отметили, что сегодня он в Питер не вернется.