Глава 6. Не свистит - значит, болен суслик.

Все, что в дальнейшем изрекал мой спутник, я буду приводить уже с существенными исправлениями. Повторять его выражения дословно - настоящее издевательство над благородным каллийским языком. Старик совершенно не признавал падежей и простые понятия, не приходящие на ум сразу, облекал пространными описаниями вокруг да около.

- А чего на тебя Святая Братия-то ополчилась? - проскакав несколько виллей, я остановил хора и спешился, - Что-то не помню у них такого переполоха. Ну, поджаривают кого-то периодически. Так, понимаю, для острастки. Но чтоб тебя, да после всех заслуг. Почитай, полгорода спас от лихорадки.

Я машинально собрался было снять уздечку, чтобы дать скакунам отдохнуть и попастись. Потом вовремя вспомнил, что "попастись" в нашем случае - это не то слово, и просто перекинул упряжь через сучок ближайшего дерева. Хозмиец последовал моему примеру. К моему большому удивлению хоры принялись, хоть и без энтузиазма, пощипывать молодую листву.

- И Оберлекарь и Святой Иерарх, как оказалось, свиньи неблагодарные - Хозмиец начал свой рассказ с очевидных всем вещей, - Правда, я никак не думал, что решатся на такое и так скоро. Спасибо, что выручил и вовремя из города вывез. А я-то сначала подумал, что они тебя наняли по мою душу. Слыхал, знаешь ли, о твоих подвигах.

Я нахмурился, а старик смущенно хмыкнул и продолжал,

- С лихорадки все и началось. Дело в том, что больно уж одинаково каждый раз она приходит. Вот ты сам припомни: сначала охотники болеют, так? Потом башмачники, а потом и весь город...

...Каллийцы издревле занимаются добычей и выделкой сусликовых шкурок. Сама по себе шкурка - так, тьфу и растереть. И некрасива и невелика, да только обуви из нее сносу нет. Ежели ее правильно приготовить да отдубить. Мастера наши славно умеют это делать! Надо там как-то шкурку под луною просушить, отскоблить, проквасить толкушкой из мятых вживую тараканов. Причем тараканы на это дело идут непременно из пекарни... В общем, куча аппетитных подробностей, но по всему Побережью каллийская обувь славится.

- Все знают, - продолжал хозмиец, - Что промышлять суслика можно, если он свистит. А не свистит - значит, болен суслик, и от него Черная Лихорадка исходит. Стало быть, нельзя его трогать. Только жадность раньше нас родилась. Вот и придумали охотники не стрелять сусликов да не силками излавливать, а снадобьями травить. Один умник даже яд специальный сварил. И был этим умником никто иной, как личный Оберлекарь Бевса Одноногого. Много сусликов тогда собрали. Да вот беда, зверек не свистит ни больной, ни здоровый, если уже подох...

Я как узнал обо всем, чуть самолично на глазах у Князя его лекаря не придушил. И еще про Лихорадку. Тут как с вошами: держись подальше от бродяг, и насекомых не подцепишь. Степняки-то живут в шерстяных своих хатах далеко друг от друга. И как Лихорадка объявится, на шест у хаты черную тряпку вешают. Никто чужой и не подходит, пока все в становище не помрут. А там - соседи сожгут все дотла, и делу конец. И у нас, обрати внимание, в позапрошлый раз выжили по большей части старики да дети малые, те кто из дому не выходил. Стало быть, когда приходит Лихорадка, не надо людей в одном месте собирать. Тогда ей труднее с человека на человека, как блохе, перескакивать.

Вот я и запретил волею Бевса в то время всем в Храм ходить и по улицам шляться. Да ты помнишь, как стражники тем летом всех по домам силком разгоняли, на сан не взирая. Это я придумал! И одежду с крючников по вечерам палить. И трупы сжигать сразу, а не собирать и не закапывать. Все я! И прав я оказался! Взяли мы тогда Лихорадку за горло, почти ни с чем она в Полую Степь ушла! Зато Иерарх взъелся. Было дело, говорил втихую, что еретик я. Служу, мол, Черному Ангелу. Вот он, Ангел, то есть, мне и способствует. Мол, Лихорадка есьм кара Господня, а Ангел своих слуг от кары спасает, ну и прочее... Я тогда и внимания не обращал...

Хозмиец, распаляясь, кричал все громче и громче. Хоры даже прядали ушами и всхрапывали, но вели себя спокойно. Многого из бурного рассказа старика я не понял, но, похоже, ученый, сам того не осознавая, совершил великое открытие...

Глава 7. Живот был просто замечательным.

Я выхватил меч, и успел только развернуться, чтобы острие уперлось незнакомцу прямо в живот. Живот оказался просто замечательным, большим, как пивная бочка. Незнакомец был в обхвате побольше нас с хозмийцем взятых вместе и возвышался надо мной примерно на две головы. На морде его застыло самое благостно-добродушное выражение, причем, было видно, что он ничуть не опасается моего острого клинка. Я двигаюсь проворно, и мог бы успеть зарезать пришедшего, а старик все продолжал еще что-то говорить.

- Здорово, Оун, - толстый поприветствовал хозмийца, как старого знакомого. Тот расплылся в улыбке. С невообразимой для своей комплекции грацией незнакомец увернулся от меча и мягким, кошачьим движением направился к ученому. Одет он был в обычное платье лесного бродяги из плотной ткани, аккуратно заштопанной во многих местах, и прекрасные ичиги из сусликовой кожи. За спиной имелась особая перевязь с притороченным луком чудовищных размеров. Колчан с пучком длинных стрел, был подстать.

- Уй, хоры! - удивленно воскликнул обладатель этого внушительного оружия, взглянув на скакунов. Подошел к моему, бесцеремонно раскрыл зубастую пасть хищника, внимательно ее осмотрел и даже потрогал пальцем передние зубы. Повернувшись к хозмийцу, осведомился.

- Откуда такие молодые и справные?

Я пожал плечами и погрузил меч в ножны. Вокруг меня начали в большом количестве собираться люди, для которых хор был не более, чем вьючное животное. Это означало только одно - по собственному обыкновению я влипаю в очередную историю. Тем временем хозмиец и толстяк опять обнимались. Да так неистово, что дорожная пыль с платья старика заволокла поляну.

- Быть может, ты наконец познакомишь нас с молодым человеком, старая кочерыжка? - басом завопил толстяк на пол-леса.

- Конечно, конечно. Этот весьма достойный юноша - мой спаситель. Рекомендую: свободный человек, борец за справедливость, защитник вдов, баловень судьбы и краснобай. Зовут его Кроль.

Я поклонился.

- Тот самый Кроль? - незнакомец хитро подмигнул, - Я много хорошего о тебе слыхал. Повеса, дуэлянт, бабник, картежник и трепло.

Объявив эту краткую, но исчерпывающую характеристику, толстый хлопнул меня по плечу так, что один из хоров от неожиданности присел на задние ноги.

- Зови меня Гвивир. Слушай, когда я подкрадываюсь, меня не чует даже кабарга. У тебя что, волчьи уши?

- Нет, просто запах у тебя Гвивир, ты уж извини, - я не удержался и мстительно указал охотнику на исконно самое слабое место. Тот ничуть не смутился, громко себя обнюхал, прислушался к ощущениям, потом заржал и снова шарахнул меня по плечу.

- Поровну! Ты и в правду за словом в карман не лезешь. Мы подружимся.

- Это что, большая честь? - спросил я у хозмийца, демонстративно отвернувшись от охотника. Его манеры начинали меня раздражать. В конце концов, идея уберечь химика от костра была моей, и всяким посторонним совсем незачем встревать. А в нашем положении вообще чем меньше людей посвящается в дело, тем лучше.

Братия, к примеру, устами одного из своих членов, моего давнего приятеля, уже сделала эту ошибку. Он тогда был немного под мухой в Золотом Пердуне, вследствие чего и проговорился про хозмийца и про костер. Тут уж я не стал дожидаться ночи и отправился спасать науку. Из вредности, так сказать...

Я собрался уже попрощаться с новым знакомым, как тот сам завел речь о предстоящем ночлеге. Хозмиец объявил, что, пожалуй, мы успеем добраться до корчмы Худора пока совсем не стемнеет.

- Во! - воскликнул Гвивир, - Ну и набьется же туда сегодня нынче постояльцев! Утром-то я там был, так окромя обычных пьяниц, за дальним столом сидит полдюжины монахов-ласканцев. И пьют они самое отвратительное пиво, какое только нашлось у Худора в закромах. Я к тому, юноша, что нюх у меня не хуже твоего: это пиво прокисло уже неделю как.

Успехи охотника в нюхательном деле сразу перестали меня интересовать. Кроме гнусного запаха пойла он заметил еще одну немаловажную деталь. Монахи были ласканцами, а это наводило на угрюмые мысли.

Продолжение здесь...