Защищаясь, я исполнял классический "веер". Этот прием, учитывая мой легкий прямой клинок, позволял отражать атаки достаточно долго. Благо, тренированная рука почти не уставала. Вот только мгновенно перейти от "веера" к "жалу" тоже невозможно. Обязательно хоть на миг, но раскроешься. Впрочем, Баас, постоянно наседая, и не давал мне такой возможности. Его сабля была чуть длиннее и заметно увесистее моего клинка. Широкими, рубящими крест-накрест взмахами Кривой пытался сокрушить мою защиту, но "веер" есть "веер". Сабля то и дело со свистом проскакивала мимо, слегка направляемая моим лезвием то вправо вниз, то влево вверх. Наконец Верхарь принялся теснить меня к краю пирса. Ограничив таким образом возможность маневрировать, он вполне мог добиться ощутимого перевеса. Однако противник, привыкший работать саблей хоть и споро, но довольно однообразно, понятия не имел, как коварен фехтовальщик с "рукой-бабочкой". Отступив до самого края настила, я сделал вид, что пропускаю поперечный удар, чем Кривой незамедлительно и воспользовался. Только в пылу рубки он не заметил, что я уже падаю с пирса в воду. Полет остро отточенной сабли у меня над головой, одновременно с ним - молниеносный удар снизу в желудок, и я упал в воду.

Плаваю я хорошо даже с деревяшкой вместо ноги. И когда вынырнул, сверху, с пирса уже неслись торжествующие крики моих товарищей, а заодно - всех тех, кто на меня поставил. На краю настила лежал и пускал кровавые пузыри Кривой Баас. Он не шевелился, ноги были неестественно вывернуты. Удар оказался настолько удачным, что повредил ему заодно и становой хребет.

Тонкое легкое лезвие, к сожалению, имеет свои недостатки в подобного рода поединках. Колющий выпад в горло под кадык или косое рассечение шеи сбоку, чуть ниже челюсти, более милосердны. Смерть наступает еще до того, как бренная оболочка упадет наземь. Почти во всех остальных случаях, не считая прямого удара в сердце, побежденного приходится либо добивать, либо долечивать.

Вот и сейчас все молчали и ждали моего решения. Я по праву победителя выбирал. Первый вариант, разумеется! И, вытаскивая клинок из тела, я провел его кончиком глубоко слева в животе умирающего. Острая сталь рассекла главную жилу, и зрачки Бааса мгновенно остекленели. Мне даже показалось на мгновение, что отчетливо слышно беспорядочное хлопанье шерстистых крыльев и дробный перестук раздвоенных копыт. Это черти радостно уволакивали грешную душу Кривого с собой.

Буквально на следующий день сходка капитанов единодушно возвела меня в ранг Верхаря. Выступил даже Бугай Кич, правая рука моего покойного предшественника.

- Вообще-то я против того, чтобы над нами стоял не каллиец, но мы все признаем твою удачливость и справедливость, Кроль. Поэтому отдаем голос за тебя.

О, поверьте, такие слова в нашем кругу многого стоят!

В жизни бы не принялся за такое муторное дело, как собственное жизнеописание, однако ближайшим помощникам удалось меня, таки, уговорить. Они считают (смех да и только!), что прецедент возведения в такой ранг не каллийца "обязан быть увековечен совокупно с предшествующими подробностями в назидание потомкам". Такую высоконаучную формулировку выдал Ольгер. И по его же мнению, "свежеприобретенное умение надлежит всемерно усугублять". Я (позорище-то какое!) только недавно научился писать и читать. И это оказалось чрезвычайно полезным на хлопотном посту Верхаря. Ей Богу, опорожнять торговые черепахи, временами помахивая мечом, было гораздо проще, нежели решать массу проблем, скопившихся заботами Кривого Бааса.

В общем, в свободное время ваяю всю эту галиматью. В божеский вид ее потом приводит тот же Ольгер. Это тщедушное существо достойно особого упоминания. Поначалу оно училось в Лекториуме при Святом Ордене Икарийском, но всю свою жизнь почему-то мечтало стать выдающимся щипачем. Через что из бурсы и сбежало. Однако в деле очищения карманов и кошельков граждан парень был настолько косоруким, что от его обучения отказался даже сам старый Гебберс, в прошлом непревзойденный карманник. О Гебберсе ходили самые невероятные легенды, причем большинство из них на поверку оказывались сущей правдой. С годами старик оставил свое ремесло, открыл собственную школу воров и теперь является непосредственным учителем всех, кто промышляет этим в Икаре. Но даже такой уникум не смог научить Ольгера незаметно срезать кошельки. В конце концов, наше убожество было с позором поперто из класса с напутствием не вздумать продолжать образование. Гебберс не без оснований опасался за собственную репутацию, ибо проколов его ученики не допускали никогда. Единственное, что доходяга умел делать хорошо, так это карябать стилом по пергаменту. И этот его талант нашел применение в ведении доходной книги при общей казне.

Однажды знойным летом в Геру смертельным вихрем в очередной раз ворвался мор, чьими стараниями почти одновременно отдали богам душу и Святой Иерарх и Оберлекарь Бевса Одноногого. Братия тут же прекратила попытки нас изловить и поджарить, о чем было оглашено специальное сообщение. Хозмиец почуял добычу и понесся обратно в столицу спасать народ. Мы, остальные, - за ним. Все равно деваться некуда, да и не бросишь же старика одного! Лихорадка пощадила меня и Эю, а вот Оуна с охотником, к сожалению, нет. Не мудрено, первый не отходил от страждущих, почти не имея возможности реально им помочь, а второй все дни напролет трудился крючником. Это тоже не самая лучшая должность для того, чтобы спрятаться от заразы. Правда, будучи напарником Гвивира по выковыриванию из домов и последующему сжиганию трупов, я подвергался той же опасности, но вытянул, видно, свой счастливый билет...

Глава 2. Вот ведь, разошелся, и не остановишь!

Вот ведь, разошелся, и не остановишь! - я присел в углу на грубую табуретку, а клинок на всякий случай поперек колен положил. Ноги - под себя. Это чтобы в любой момент можно было быстро вскочить. Хозмиец стоял посреди комнаты и крутил над головой тяжким мечом. Широкое лезвие тихо шуршало в воздухе. Вот оно, старое хозмийское воспитание! И меч, это сразу видно, дурно отбалансирован, и возраст уж не тот. И последние годы, небось, ничего тяжелее склянки с кислотою не поднимал. А ведь никак не меньше четверти часа клинком крутит!

Вообще-то, они, хозмийцы, воины замечательные! Из-за манеры драться двумя короткими мечами без щита их у нас еще обоерукими называют. Правда, сам я так пробовал - нет, не мое, не сподручно. Привык одним лезвием управляться. Но, как показала практика, способ этот весьма эффективен. Из лука или метательным ножом, к примеру, такого бойца снять еще можно, а мечом или секирой - и не думай. Близко не подойдешь. К тому же, хороший хозмийский воин вокруг себя мечами настоящее стальное облако сотворяет, не всяк нож да стрела проскочат. Вот только от арбалета им спасу нет.

И наездники они знатные. Без уздечки, охлюпкой скачут, коленями коня направляя. Очень это, между прочим, способствует в резне, когда толпа на толпу. Кони их, почитай, как одно целое с всадником. Старик, конечно, уже не воин, но ноги кривые, наверняка с детства камень держал. С этим у хозмийцев строго. Мальца лет с семи заставляют валун коленями зажать, да удерживать до посинения. А камень все больше и больше дают. Так, к первой бородке молодежь ножищами-то способна любому коню ребра покрушить. Вот и не сдерешь воина с лошади нипочем, хоть тресни. Бывали случаи, достанет такого стрела, он хоть и мертвый, а не падает, словно скакуну к холке прирос. Говорили, что иной раз приходилось коня ловить, кончать, да обоих и хоронить в одной могиле. Не зря ж их сначала за кентавров принимали. Привезли из Хозмии байку про конелюдей первые наши негоцианты.

Ну, наконец-то, решился! Угрюмо поглядывая на меня, хозмиец выставил меч вперед. Ага, устала рука-то! Кончик лезвия покачивается и смотрит мне не прямо в горло, как положено, а то в грудину, то в переносицу. И, кстати, очень хорошо, что он левша. Я тоже ложку в шуйце держу. Это значит, не придется ему запястье ломать, а был бы правша - ну никак без этого не обойтись. Обязательно под меч попадешь. Как только хозяин сделал несколько шагов в мою сторону, я легко поднялся, толкнул широкое лезвие влево от себя и коротко снизу вверх ударил гардой старику по локтю. Рука от такого удара сразу немеет. Длинный меч с глухим звоном упал на пол. Я наступил на него левой ногой и тут же правой ударил хозмийца прямо в грудь. Тот отлетел к стене, обрушив на себя полку с пыльными книгами. Я закинул меч за спину и разжал пальцы. Лезвие с тихим шипением, словно само собой, скользнуло в ножны. Тихонько щелкнул зажим.

Продолжение здесь...