Павел Шаронов

Закон бумеранга

Ночью я не спал. Утром должен был приехать Саша и я решил просить помощи у него. Кажется, мне легче было согласиться сесть в тюрьму, чем говорить с ним, но скрыть от него происшедшее было невозможно и я, стиснув зубы, стал готовить покаянную речь.

Саша приехал позже, чем обещал, на два часа. Что только я ни передумал за эти два часа, каких только мук и угрызений совести ни испытал! Я хотел побыстрее со всем этим покончить и одновременно боялся предстоящего разговора.

Наконец, дверь распахнулась и на пороге стоял Саша, усталый, но веселый. Это его радостное настроение было мучительно для меня. Я знал, что сейчас мне предстоит нанести Саше сокрушительный удар.

Сначала он не совсем понял, о чем идет речь, а поняв, сразу стал серьезным и молча дослушал мою исповедь до конца. Если бы он кричал и ругал меня, мне было бы легче. Но он молчал.

Так ничего и не сказав, он собрал вещи и ушел.

А через два дня меня арестовали. Я все еще надеялся, что брат вернется и выручит меня, но когда адвокат сказал, что брат уволился с работы и ушел в армию, я понял, что проиграл. Брат так долго бегал от армии, а тут сам пошел в военкомат и попросил взять его. Как раз был осенний призыв и его приняли с радостью.

Вспоминать здесь тюрьму я не буду. Я ее вычеркнул из своей жизни и даже взял имя брата для того, чтобы в моей биографии не было этого периода. Вы, наверное, полагаете, что я сменил имя, а впоследствии взял фамилию жены ради мести. Нет, о мести я тогда даже не думал. Я хотел начать жизнь с чистого листа и мне это удалось.

В тот период, когда я сидел, мы с братом не переписывались. Он был в армии и я не знал его адреса, а он, наверное, мог узнать мой, но, видимо, не захотел. И постепенно чувство вины в моей душе сменилось озлоблением. Как бы я ни был виноват перед ним, но тюрьмы я не заслуживал, и он должен был мне помочь.

Пару раз я писал Тане, но она не ответила. Несмотря на все происшедшее, я все еще продолжал верить в ее любовь. Я думал, что виной моего несчастия было только ее слепое повиновение матери. Какой я был тогда дурак! Если девушка любит по-настоящему, то она не будет помогать матери губить своего любимого. А если она так послушна, что, не споря, пишет на меня заявление в милицию, то значит, я ей не очень был и нужен.

…Саша опустил голову и замолчал. Мы все тоже молчали, ожидая продолжения его рассказа. Я невольно обратил внимание на лицо Елены. Поджав губы и сохраняя на лице строгое презрительное выражение, она не делала ни одного движения и, как будто окаменев, смотрела куда-то в угол. По ее лицу невозможно было понять, слышит она рассказ Саши или настолько погружена в собственные переживания, что никакие внешние раздражители не в состоянии вывести ее из этого транса.

Молчание было недолгим и Саша заговорил снова.

— Некоторые думают, что тюрьма — это часть жизни, — сказал он. — Нет, тюрьма — это целая жизнь, почти никак не связанная с жизнью здесь, на воле. В начале срока ты — младенец, ничего еще не знающий и сохраняющий какие-то иллюзии. В конце — ты старик, которому уже ничего не интересно, который уже не строит никаких планов в этой жизни и думает только о скором переходе в иной мир, мир воли.

Оттуда мне этот мир казался каким-то сказочно-волшебным, где все доступно и все проблемы решаются просто.

Срок закончился и я вернулся к брату. Но прежней дружбы между нами уже не было. Брат был замкнут и немногословен. Враждебным его отношение назвать было нельзя, но наше общение сводилось только к перебрасыванию немногочисленными фразами, посвященными, в основном, бытовым вопросам.

Про Таню я узнал только, что она переехала куда-то со своей матерью, но попыток узнать какие-то подробности, или найти ее, я не делал.

Саша погиб три года назад. Какая нелепая смерть! Однажды ушел на работу и не вернулся. А на следующий день я поехал в морг опознавать его. Саша попал под машину и был так обезображен, что я его узнал только по одежде.

И тут мне в голову пришла мысль. Оба паспорта, мой и сашин, были при мне. Что, если я выдам его за себя? Хоть в жизни мы близнецами и не были, но Саша на фотографии в паспорте был очень похож на меня. Он был старше на пять лет, но после тюрьмы мне спокойно можно было дать его возраст.

Так, еще не успев составить план дальнейших действий, я уже объявил себя умершим. Больше не было бывшего зека, сидевшего за изнасилование, а был добропорядочный гражданин Александр Агеев, которому предстояло начать жизнь с нуля. Это было необходимое условие. Я должен был уехать в другой город. В родном слишком много людей знали меня, как Даниила Агеева.

На мою удачу, Саша погиб в праздники, поэтому у меня было время сообразить, что надо делать. Вся страна ликовала и праздновала, а я мрачно ходил из угла в угол и думал. За собственную работу я не волновался. Раз я считаюсь погибшим, то могу туда больше не приходить. Разве только позвоню, чтобы сообщить эту печальную весть. Но Саша не может так просто исчезнуть. Он должен уволиться со своего завода, а для этого надо отработать две недели. Может быть, получится уволиться и раньше, но все равно надо идти договариваться к начальству и тогда оно увидит, что я не Саша.

К счастью, эту проблему оказалось решить несложно. Завод был большой и охрана Сашу не знала. Я нарочно пришел на смену с опозданием и, показывая пропуск Саши охране, заранее знал, что меня остановят, чтобы записать имя. Пропуск я отдал, но, притворившись пьяным, стал спорить и даже буянить. Через час я был уволен по статье. Хотели позвать сашиного начальника, но сразу его не нашли, а потом уже и не вспомнили.

Квартиру продавать я не стал, это слишком долгое дело. Я ее сдал через агентство, быстро собрал вещи и уехал.

Здесь я поступил в институт и даже купил себе новую трудовую книжку. В наше время это несложно. Мог, конечно, пользоваться и старой, но книжка, все же, была сашина и потом, эта запись об увольнении по статье ее не украшала.

Я работал, по вечерам учился, и это наполнило мою жизнь новым смыслом. Тогда я даже представить себе не мог, что Таня тоже живет в этом городе.

На втором курсе института я женился. Вы не правы, думая, что я это сделал ради смены фамилии. Конечно, я воспользовался возможностью сменить фамилию и стать уже совсем другим человеком, но женился я, все-таки, по любви.

Но мы с женой были слишком разные, чтобы долго жить вместе. Мы развелись.

Однажды, возвращаясь с работы, я заметил Таню. Она вышла из магазина модной одежды и держала в руках небольшую сумку. Пройдя пару шагов, она села в мерседес и сразу же уехала, а я продолжал стоять на месте и глядел ей вслед.

Таня превратилась во взрослую, шикарно одетую даму, судя по всему, процветающую и довольную жизнью. Человек, который сидел за рулем мерседеса, наверняка был ее водителем. У мужей такого выражения лица не бывает.

Эта встреча потрясла меня. Конечно, я знал, что Таня где-то живет, но особого желания искать ее и, тем более, мстить, у меня не было. Но когда я увидел ее такой, мне стало больно. Женщина, которая причинила мне и моему брату столько зла, процветала. Ее уважали, любили, ею восхищались. И я вспомнил свою жизнь в тюрьме. Жизнь, которую я вел по ее вине. И теперь она едет в шикарном автомобиле, богатая и счастливая, и не вспоминает обо мне. И совесть, судя по всему, ее не мучает.

Вот тогда-то мне впервые и пришло в голову снова с ней познакомиться. Нет, о мести я все еще не думал. Мне хотелось получше узнать женщину, которая сыграла такую страшную роль в моей судьбе.

Второй раз найти ее оказалось легче, чем я думал в начале. Я помнил ее девичью фамилию и знал, как зовут ее мать. Выяснить адрес матери через интернет было несложно. Как я и предполагал, Таня с ней не жила. Но рано или поздно они должны были встретиться. По вечерам и в выходные дни я наблюдал за подъездом, а иногда осторожно разговаривал с соседями, стараясь хоть что-нибудь узнать о Тане. Когда ее мать уходила в магазин или куда-нибудь еще, я следил за ней.

Поначалу информации было мало, но потом случился прорыв, я узнал адрес Тани, узнал, кто ее муж, и папка, в которую я собирал досье на нее, постепенно становилась все толще.