Павел Шаронов

Закон бумеранга

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о вашем брате.

— Мой брат давно умер. Уже года три прошло.

— Я знаю, поэтому и пришел к вам.

— Вы из милиции?

— Нет, из ФСБ.

И Гарин продемонстрировал свое удостоверение.

В глазах мужчины мелькнула растерянность.

— Проходите, — сказал он, — рад вас видеть, то есть лучше бы вы не приходили. Господи, что я говорю!

— Вы не волнуйтесь, — успокоил его Гарин, — я только задам вам несколько вопросов и уйду.

— А этот? — мужчина показал пальцем на меня.

— Это мой коллега, — строго сказал Гарин и, пройдя в комнату, устало сел на стул. Мужчина расположился на диване напротив него. Я остался стоять в дверях. Агеев явно нервничал. Безо всякой необходимости он обшарил карманы и, ничего из них не достав, положил руки на колени, но и тут пальцы его пребывали в непрерывном движении, хотя лицо и выражало вежливое внимание. Оно как бы говорило: „Чего изволите?“ Хотя, не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы ко мне явился полковник ФСБ.

— Ваш брат, кажется, сидел? — спросил Гарин.

— Сидел, — ответил Агеев.

— За изнасилование?

— Да.

— А что вы сами думаете по этому поводу?

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Совсем.

— Вы верите в виновность брата?

— Раз его посадили, значит, виновен.

Обычно рассердить Гарина бывает сложно. Для этого надо приложить много усилий. Но сейчас, похоже, дело шло именно к этому. Агеев отвечал на все вопросы, но получить у него какую-нибудь информацию не удавалось.

— Мне так кажется, что вы совсем не любили своего брата, — заметил Гарин.

— Отчего же, любил. Как можно брата не любить, своя ведь кровь?

— Расскажите, что вы знаете об этой истории с изнасилованием.

— Да что тут можно рассказать, я ведь почти ничего не знаю, меня даже не было здесь в это время. Вы лучше протоколы почитайте. Наверняка их еще не выбросили.

Гарин с такой силой ударил кулаком по столу, что Агеев подскочил на месте и в изумлении вытаращил глаза на Гарина.

— Значит так, — тоном заправского мафиози сказал Гарин, — я пришел к вам не шутки шутить. Я расследую дело об убийстве и очень может быть, что оно имеет отношение к вашему брату.

— Мой брат умер.

— Я знаю. Поэтому пришел к вам. Повторяю, именно к вам. Или вы подробнейшим образом рассказываете мне, что вам известно о событиях десятилетней давности, когда был обвинен ваш брат, пересказываете, что он говорил, что говорила девушка, которую он изнасиловал, что по этому поводу говорили соседи, сплетничали знакомые, в общем, рассказываете все, или я выписываю ордер на ваш арест и допрашивать вас буду в другом месте.

— Но вы не имеете права, я не виновен, — пробормотал Агеев.

— В таком случае, вы будете не первым невиновным в нашей стране, который сядет в тюрьму. Так будете говорить?

Агеев кивнул головой.

— Буду. Скрывать мне, в общем-то, нечего. Просто не люблю я особенно распространяться об этом деле. Гордиться тут нечем, а тень падает на всю семью. Вы правы, после этого случая я действительно стал хуже относиться к брату. Но не только из-за изнасилования.

— А из-за чего тогда?

— Таня была моей девушкой. Я ее очень любил, но мне тогда было уже двадцать четыре, а ей — только семнадцать и я не нравился ее матери. Она говорила, что я слишком стар для нее и вообще недостоин.

— А ваш брат?

— Брат? Он был на пять лет моложе меня, но ее мать его тоже не любила.

— Почему?

— Не знаю. Когда выращивают такое чудо, как Татьяна, то не стремятся отдать его первому встречному. Мать ждала для Тани принца.

— А сама Татьяна тоже ждала принца?

— Таня? Нет, она не ждала. Она была очень веселой, компанейской и в ее обществе было легко и приятно находиться. Когда теряешь таких подруг, им очень трудно найти замену. Я до сих пор тоскую по ней.

— Она вас бросила?

— Даня ее увел. Ухаживать за такими девушками, как Таня, очень недешево. Цветы, рестораны, дорогие подарки, в общем, в какой-то момент я оказался на мели и согласился на длительную командировку. Даня этим и воспользовался.

— У него были деньги?

— Не думаю, чтобы много, но ради такой девушки можно отдать и последнее. Наверное, пустил пыль в глаза, сочинил, какой он богатый.

— А что было потом?

— Потом его посадили.

— Но вы, ведь, встречались с ним, что он рассказывал?

— А что он мог рассказывать? Все они говорят одно и то же. Говорил, что не виноват, что виновата во всем ее мать и никакого изнасилования не было.

— Он просил у вас деньги?

— Нет. Да я бы и не дал. До этой истории мы с братом были очень дружны, но такого предательства я простить не мог. Брат не должен был так поступать.

— Но, может быть, действительно изнасилования не было?

— Сейчас это уже неважно. Вся жизнь моя после этого случая пошла наперекосяк, я начал пить, так и не женился, в общем…

Агеев горестно махнул рукой.

— Ну, жениться вам еще не поздно, — сказал Гарин, — ведь вам, кажется, еще только тридцать два?

— Кому я теперь нужен? Постарел раньше времени.

— Да, — согласился Гарин, — меньше сорока пяти вам не дать. Но рано отчаиваться. Что Даниил рассказывал об изнасиловании?

— Ну, подробности я не выспрашивал. Он сказал, что в самый неподходящий момент пришла мать Тани, увидела все, обвинила его в изнасиловании и написала заявление в милицию.

— А сама Татьяна, неужели она не вмешалась?

— Нет, мать отправила ее в другую комнату и не стала с ней разговаривать.

— И даже на суде Татьяна не сказала правду?

— Нет, она подтвердила версию матери, что Даня пришел к ней в гости и изнасиловал ее.

— И ни Татьяна, ни ее мать денег с него не требовали?

— Мне об этом не известно.

— Ваш брат в тюрьме лишился мизинца левой руки. Вы знаете, при каких обстоятельствах это произошло?

Или мне показалось, или Агеев действительно встрепенулся при этих словах Гарина. И выглядел он как-то встревоженно.

— Нет, мне об этом ничего не известно. Брат меня предал и я больше не хотел его видеть.

— И больше не видели?

— Видел один раз, — неохотно признался Агеев, — он пришел навестить меня после тюрьмы. Я его выгнал.

— Печальная история, — заметил Гарин, вставая, — все же, не следовало отворачиваться от брата. В любви бывает всякое.

— Брат предал не только меня, но и свою невесту, — угрюмо сказал Агеев.

Гарин снова сел.

— Какая невеста? — спросил он. — У него была невеста?

— Была. Ее звали Викторией. Она очень его любила и они рассчитывали пожениться, но тут произошла эта история, и все у них рухнуло.

— Это становится интересным, — сказал Гарин, — фамилию невесты помните?

Агеев задумался.

— Нет, — наконец решительно сказал он, — то есть раньше помнил, а теперь уже забыл. Да я бы и совсем о ней забыл, но на днях она ко мне заходила. Расспрашивала о Дане, говорила, что теперь замужем за немцем. У него какой-то бизнес в Москве.

— Она не говорила, как его зовут?

— Говорила, дай бог памяти, как же… имя такое нерусское…

— Ну?

— Ах да, вспомнил, его зовут Куртом.

Глава 13

— Итак, снова Виктория, — сказал Гарин, прохаживаясь из угла в угол. Улечься на диван он не мог — там сидела Лада и это служило для Гарина дополнительным раздражением.

— Снова Виктория, — повторил он, — которых и так у нас уже несколько штук, но у этой еще муж по имени Курт. Просто черт знает что!

— Что тебя так раздражает, дядя? — спросила Лада, — Ты же сам хотел найти Курта. Теперь твоя задача облегчена. Достаточно выяснить, у кого из этих Викторий есть муж Курт, вот и все.

Гарин хмуро уселся на стул.

— Я уверен, что все не так просто, — сказал он. — Если верить полученной нами информации, то эта Виктория должна проживать вместе с мужем в Москве, а значит, она не может быть ни одной из тех Викторий, чьи телефоны есть в записной книжке Татьяны. У меня такое ощущуние, что половина женского населения страны носит имя Виктория. Во всяком случае, я только на них и натыкаюсь.

— А вот я не Виктория, — гордо сказала Лада.

Гарин усмехнулся.

— Я бы не удивился, если бы ты решила сменить имя и стать Викторией, — задумчиво произнес он.

Воспользовавшись тем, что Лада отправилась на кухню за бутылкой пепси-колы, Гарин улегся на диван и погрузился в размышления.