Павел Шаронов

Закон бумеранга

— Но зачем ему это могло понадобиться?

— Сначала мы должны узнать, кто он. Но вел он себя достаточно странно. Никто из соседей не слышал его голоса, он всегда был в шляпе и матовых очках, так что глаза его было трудно разглядеть, а на руках он носил перчатки, хотя погода стояла теплая.

— Но в квартире-то он должен был снимать перчатки.

— Возможно, там он их и снимал, но стереть свои отпечатки пальцев не так уж и сложно. А, может быть, дело и не в отпечатках пальцев. Может, у него на руке какая-нибудь примета, по которой его могут опознать. Например, большое родимое пятно. Нет, этот человек кажется мне очень подозрительным.

— Но он не более подозрителен, чем ты со своим удостоверением полковника ФСБ и тростью со шпагой внутри. На одном подозрительном поведении обвинение не построишь. Нужны доказательства, что именно он совершил это убийство, причем, доказательства достаточно убедительные, чтобы перевесить флакон из-под яда с отпечатками пальцев Татьяны.

Гарин вздохнул и развел руками.

— Давай не будем забегать слишком далеко вперед, — сказал он, — Сначала найдем убийцу, а уж потом займемся поисками доказательств. Поэтому вопрос первый: как нам узнать имя этого таинственного любовника?

— Самое простое: спросить у Татьяны.

— Она в лагере, отсюда далеко, я ей не родственник и даже не адвокат. Свидание получить будет трудно, но, даже если получу, где гарантия, что она скажет мне правду? Что она обо мне знает? Что меня нанял ее муж и что я хочу знать имя ее любовника. Да ни одна нормальная женщина после такого представления ни в чем не признается.

— Тогда спроси у соседей.

— Нет, из соседей я уже извлек все, что было можно. Его имени они никогда не слышали.

— А подруги?

— Вот подругами, пожалуй, стоит заняться. Они могут что-то знать, но станут ли говорить? Подруги, обычно, покрывают друг друга.

— А ты и не расспрашивай о любовнике. Скажи между прочим, что ее видели с таким-то человеком, опиши его внешность и поинтересуйся, не знают ли они, как его зовут.

Гарин задумался.

— Подруг многовато, — сказал он, — если разговор по душам с каждой займет не меньше часа, то на это уйдет… Но другого выхода, похоже, нет. Каждую очаровывать, выслушивать массу всяких глупостей о вещах, которые меня совершенно не интересуют…

— В этом я могу тебе помочь. Я…

Гарин отчаянно замахал руками.

— Нет, лучше уж будь моим тайным советником. К женщинам тебя допускать нельзя. Беседа с тобой у них заканчивается на второй минуте. Ты можешь быть порядочным человеком, но таланта очаровывать у тебя нет.

Я обиделся и не стал больше предлагать свою помощь.

Глава 9

Как я ни напрягал память, но так и не смог вспомнить, как звали этого человека. Но это и не важно. Для меня он так и остался ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ КОМИТЕТА ДРУЖБЫ НАРОДОВ, как он представился нам с Гариным. Произнес он свою должность с таким пафосом, что написать ее маленькими буквами я просто не мог.

Мне кажется, Гарин его подозревал, но не очень сильно. Просто „председатель Комитета дружбы народов“ был единственный из сопровождавших Татьяну мужчин, которого удалось опознать и найти, и уже это привлекло к нему внимание Гарина. Соседка, живущая в доме напротив, пару раз видела, как он заходил с Татьяной в подъезд ее матери. Соседка работала с его женой, поэтому была с ним немного знакома, а узнав имя и фамилию, Гарин без проблем выяснил по базе данных и домашний адрес.

Гарин редко испытывал сомнения. Будь я на его месте, то, наверное, так и не решился бы нажать на кнопку звонка и, постояв пару минут рядом с дверью, ушел бы ни с чем. Я не представлял себе, как наиболее деликатно можно поинтересоваться у человека, не он ли убил мать своей любовницы? А если не интересоваться этим, то о чем тогда вообще с ним говорить? На месте Гарина, я пытался бы подготовиться к разговору, составить план и, скорее всего, так и не решился бы привести его в исполнение.

Но Гарин был настолько уверен, что его везде будут рады принять, что шел без подготовки и рассчитывал только на импровизацию.

Звонок был такой тихий и нежный, что сначала я даже не понял, был ли он на самом деле, или мне только послышался.

Гарин нажал на кнопку еще раз и, наконец, за дверью послышался шорох, а дверной глазок сначала зажегся желтым огоньком, а потом опять потемнел. Нас разглядывали.

Я изо всех сил постарался придать своему лицу выражение честности и невинности.

— Вы кто? — поинтересовался таинственный незнакомец, не открывая дверь.

Гарин прислонился к замочной скважине и тихо произнес:

— ФСБ. По делу Татьяны Черногоровой.

Дверь сразу раскрылась. По-видимому, владелец квартиры опасался, что если он сразу не откроет представителям этой милой организации, то мы начнем штурм. В приоткрывшуюся щель я увидел невысокого, уже начинающего седеть, невероятно худого мужчину лет пятидесяти. Одет он был по домашнему: в потертый красный свитер, тренировочные штаны, на ногах были тапочки.

— Проходите, — шепотом сказал он, — поговорим в кабинете.

По его немного суетливым движениям можно было понять, что он встревожен. Он поспешил запереть дверь, потом повел нас в кабинет.

Несмотря на непрезентабельный вид мужчины, квартира его была великолепна. Это я понял, даже невзирая на то, что видел ее далеко не всю. Широкий коридор, в который выходили двери комнат, и люстра в этом коридоре говорили о достатке. А оглушительная музыка, доносившаяся сквозь дверь одной из комнат, говорила о наличии в семье молодого поколения.

Из другой комнаты нам навстречу вышла полная дама средних лет, но наш хозяин сразу втолкнул ее обратно, объяснив, что мы пришли к нему с работы.

Наконец, мы уединились в кабинете. Это был именно рабочий кабинет, какие можно увидеть у многих начальников среднего звена. Большой письменный стол, книжный шкаф, за стеклами которого виднелись ряды толстых книг в тусклых обложках, узкий кожаный диван и пара стульев. Окно было наполовину прикрыто толстыми малиновыми портьерами, а стены наполовину закрыты висевшими на них грамотами и всевозможными благодарственными листами.

В целом кабинет производил странное впечатление. Обстановка, естественная на работе, кажется неестественной дома.

— Присаживайтесь, — сказал хозяин. — Вы, я вижу, любуетесь тем, что украшает мои стены. Да, на этих стенах висит вся моя жизнь, так сказать, все взлеты и падения. Хотя взлетов было больше. Я, ведь, полмира объездил. А наград сколько за это получил, вы и не представляете.

— Можем себе представить, — сухо ответил Гарин, — вы ведь, кажется, послом работаете?

— Нет, из послов меня… Я теперь — председатель Комитета дружбы народов. Сами понимаете, фигура немаленькая. От меня многое зависит.

— И что вы делаете? — поинтересовался Гарин.

— Как что? Ну конечно, налаживаю дружбу между народами.

— А-а-а! Понятно. И больших успехов добились на этом поприще?

— Конечно. Вот, посмотрите, я вам сейчас покажу фотографию. Здесь я с самим…

Расслышать конец фразы я не смог, потому что ее „председатель Комитета дружбы народов“ прошептал Гарину на ухо.

— Ого! — воскликнул Гарин.

— А вот что еще я недавно получил.

И „председатель Комитета дружбы народов“ положил перед Гариным какой-то значок.

— Ого! — еще громче воскликнул Гарин, — Орден дружбы народов.

— Да, как видите, руководство меня ценит. Жаль только, евреев в руководстве много. Затирают.

— Неужели? Вас?!

Кажется, Гарин наступил на больное место, потому что хозяина прорвало.

— Вы только посмотрите, — начал кричать он, — в России только полпроцента евреев и им принадлежит половина национального богатства. Все олигархи — евреи, почти все правительство — евреи или тайные евреи, только записанные русскими. Они грабят наш народ и все деньги переводят в Израиль! Я бы знаете, что с ними сделал?

— Что? — спросил Гарин, немного удивленный такой горячностью, — В концлагерь?

— Нет, — твердо сказал „председатель Комитета дружбы народов“, — за границу. Всех погрузил бы в вагоны и выдворил бы из страны. А с собой разрешил бы взять только то, что на них надето.

— Правильно! — убежденно ответил Гарин, — И тогда в России сразу бы наступило благоденствие.

— Нет, — мрачно возразил „председатель Комитета дружбы народов“, — остались еще черномазые.