Инна Сударева
Судья королевского дома
20.
По Восточному тракту, вдоль полей, занесенных снегом, во весь опор скакал всадник. Его огромный вороной жеребец храпел и вскидывал головой, отбрасывая могучими копытами комья земли. От разгоряченных лоснящихся боков валил пар. Всадник, укутанный в плащ из серебристых волчьих шкур, казался ребенком на этом скакуне-демоне, но было видно, что рука его тверда и легко управляет лошадью.
Он ехал по землям покойного Эдвара Бейза и остановился у сгоревшей усадьбы, где его жеребца взял под уздцы вышедший из развалин человек.
— Привет, Элиас, — сказал Фредерик, опуская шарф, закрывавший лицо до самых глаз. — Что скажешь?
Элиас, снял меховую шапку, поклонился и произнес:
— Надо бы спешиться и отдохнуть — судя по всему, ты скакал без передышки.
— Ничего, Крошка отличный конь — под стать мне, — Фредерик усмехнулся и потрепал вороного, что нетерпеливо крутился на месте, по крутой шее. — Ну, где ты ее видел? — в его голосе было нетерпение.
— Не я видел. Крестьяне из соседней деревни заметили позавчера одинокого всадника, — отвечал Элиас. — Я проверил — она ночевала здесь, в развалинах поместья, вон там и кострище есть… Я как узнал — сразу послал тебе голубем письмо.
— Откуда ты взял, что это была она?
Элиас, улыбаясь, протянул ему несколько огненно-рыжих волос.
— Вот. Она причесывалась, а волосы из расчески бросила в снег.
Фредерик кивнул:
— Ты меня приятно удивляешь, братец. И где она теперь?
— Уехала.
— Черт, я и сам вижу, что здесь ее нет. Куда?!
— Вроде дальше на восток.
— Вроде или точно?! — тут голос Фредерика стал раздраженным. — Черт дери! Я бросил свое Королевство и три дня не слазил с седла, чтоб услышать твое „видимо“?! Почему сам не разобрался?!
Он пришпорил Крошку, и тот вынес его из черных развалин поместья на заснеженный пустырь. Элиас побежал следом.
Фредерик пристально смотрел на восток, припоминая местность.
— Там за лесом — река Лилина, широкая и глубокая. Эта дорога ведет на маленький рыбацкий хутор, а за речкой — приграничные поля, а дальше — Царство Броков… Неужели она решила податься туда?
— Что ей делать у соседей?
На это Фредерик не ответил. Он ударил Крошку пятками в бока, и тот, заржав, вновь сорвался с места, чтоб нести всадника к лесу. Элиас поспешно сел на своего серого и поскакал за Королем.
— Черт! — вновь услыхал юноша. — Следы снегом занесло — ничего не разобрать!
„Зачастил он чертыхаться“, — подумал Элиас.
Лес пересекли за какие-то полчаса, но лошадь юного гвардейца была отдохнувшей и сытой, а вот вороной Фредерика покрылся пеной, что вылетала из его раздувавшихся ноздрей, и храпел.
Перед ними раскинулось серое широкое полотно реки. Другой берег был еле виден — он почти сливался с низкими свинцовыми тучами на горизонте. Фредерик без лишних разговоров указал рукой на маленькую лодку, что скользила по волнам где-то на середине реки:
— Она! Это она — я знаю.
Он сделал глубокий вдох, еще один и еще. Элиас припомнил истории про то, что Судьи владеют секретом голоса, способного разноситься на милю вокруг, и подумал, что сейчас посчастливиться это услышать.
— Кооорааа! — такого вопля здешняя местность еще не слыхала.
Его услыхали — в лодке подхватилась, взметнулась тонкая фигура и ветер внезапно растрепал огненные волосы, которые теперь и Элиас увидел.
— Вернись! Кора!
Фредерик в отчаянии сбросил плащ, начал лихорадочно расстегивать куртку и пояс.
— Ты с ума сошел! — воскликнул Элиас. — Вода ледяная!
— Ты лед видишь? Нет. Значит вполне можно плыть, — отвечал Фредерик.
Он уже сбросил и рубашку, и сапоги, оставшись в одних штанах. Кожа его тут же стала „гусиной“. Элиас загородил Фредерику дорогу:
— Нет! Твоя жизнь принадлежит теперь всему государству!
— Прочь! — с таким возгласом молодой человек просто отшвырнул гвардейца и кинулся в серую воду.
Плавать он умел не хуже рыбы. Но в январской воде плавать пока не приходилось. Холод сперва обжег тело, потом постепенно начал вытягивать тепло, сковывая движения. „Гребок, еще, гребок“, — командовал сам себе Фредерик, заставляя руки и ноги работать как механизм, в постоянном ритме. Перед собой он видел лишь корму лодки, которая понемногу, но приближалась, метр за метром.
Гребок, еще… Голове стало дурно, сердце сжал холод, немело тело… Где-то сзади на берегу метался в поисках лодки Элиас… Корма все ближе… И зеленые глаза смотрят на него… В ушах зазвенело…
Вода захлестнула Фредерика с головой, приведя в чувство. Он услышал крик Коры — она звала его, тянула ему руку. А его руки не слушались — занемели, опустились.
Утонуть? После всего — просто взять и утонуть?! Судья Фредерик, не шути…
Гребок, еще гребок — быстро, мощно работают руки… Вот она корма. Схватиться, подтянуться — легче не бывает…
Кора обхватила его, мокрого, посиневшего, холодного, как ледышка. Откуда-то взялись силы — втащила Фредерика в лодку, укрыла своим плащом, начала лихорадочно растирать.
— Я з-за т-тобой, — борясь с ознобом, сообщил Фредерик. —
— Ты ненормальный! — ответила Кора, чуть не плача.
— Р-раньше т-тебе это нравилось… П-пойдешь за меня?
— Что? — не поняла девушка.
— Замуж за меня пойдешь?
— Нет, ты точно ненормальный, — она не выдержала — разрыдалась.
— Это можно расценивать, как согласие? — спросил Фредерик.
— Нет, нет, — замотала головой Кора. — Ну, как ты себе это представляешь? Я еще могла бы стать женой Западного Судьи, хотя и это казалось маловероятным, но женой Короля… Это невозможно.
— Да почему же?! — чуть ли не возмущенно воскликнул молодой человек. — Король может выбирать себе жену по нраву.
— Но не из таких низов, как преступный мир. Фред, я не пара Главе Королевского Дома.
— Прежде всего, ты внучка почтенного сэра Эдвара Бейза, законная наследница его титула и поместья…
Кора вновь покачала головой:
— Прежде всего, я — дочь Филиппа Кругляша. И отец мой не осужден и не казнен только потому, что ты был милостив и отправил его в изгнание. И поместий у меня нет — люди моего отца сожгли его, и деда моего убили.
— Пусть так, но никто ведь об этом не знает и не узнает.
— Может и не узнает, а может наоборот. Что ты будешь делать, когда все откроется? Как станут о тебе говорить: как о Короле, что взял в жены дочь отщепенца, дочь убийцы, вора и грабителя, дочь того, за кем числятся все смертные грехи? Разве может Король так делать? Разве может он бросать тень на Королевский Дом и все Королевство?
Фредерик молчал. Его уже не трясло — он просто застыл, уразумев вдруг, почему Кора ему отказывает.
— Только не говори, что ради меня ты откажешься от трона, — поспешила сказать девушка. — Я не могу требовать от тебя такого, и не выйду за тебя замуж, если ты это сделаешь, потому что всю жизнь потом буду обвинять себя в том, что лишила родину правителя. Ты нужен государству, Фред. И жена тебе нужна другая, с незапятнанной репутацией, без темного прошлого, которое в любой момент может ударить в спину… Вот почему я решила уехать. И не прощалась, чтобы тебе не пришлось меня уговаривать. Не пристало Королю уговаривать дочь преступника.
Она отвернулась, чтоб вытереть глаза и вздохнуть поглубже — ей не хотелось больше плакать, а слезы подступали и готовились брызнуть вновь. Взяв себя в руки, твердо сказала:
— Фред, нам не быть вместе. Будет лучше, если мы простимся и забудем друг друга.
Кора вдруг поймала себя на том, что боится глянуть на Фредерика. А ведь нужно. И она подняла на него глаза… Молодой человек не смотрел на нее. Он растерянно наблюдал, как плещется вода за бортом. Это напугало Кору.
— Не бойся, топиться я не собираюсь, — предупредил он ее мысли. — Ты твердо все решила?
— Я решила это еще тогда, когда тебя объявили новым Королем, — чуть дрогнувшим голосом ответила Кора.
Фредерик внезапно посмотрел ей прямо в глаза — словно клинком пронзил:
— Значит, получается, я гнал коня через полстраны, искал твои следы, и, черт меня дери, плыл за этой лодкой в ледяной воде только затем, чтоб услышать твое „нет“?! Для Короля это так же недопустимо, как и взять в жены дочь преступника!
Кора молчала: она не знала, принимать ли это как упрек или как начало уговоров.
— Ты оскорбила меня, — вдруг сказал Фредерик. — Прощай.
Тут же, не дожидаясь ответа, легко прыгнул с лодки обратно в воду.
— Нет! Фредерик! — вскричала Кора.
Он вынырнул, мотнул головой и быстро, не оборачиваясь, поплыл обратно.
— Надменный дурак, — прошептала девушка. — Только доплыви, сделай мне напоследок приятное.
Фредерик греб, как одержимый. Он действительно, сильно оскорбился, и разъяренность по этому поводу помогала, как ни странно, плыть к берегу быстрее, чем он плыл к лодке.