Инна Сударева
Король-странник
Фредерик, как ни удивительно, не успел среагировать и защититься и, получив такой страшный удар в левую скулу, отлетел беззвучно на несколько метров назад и ухнул плашмя на траву. И больше не шевелился.
Элиас же, рыча, поспешил к нему, а его сжатые кулаки напоминали кузнечные молоты.
— Стой! Нет! — это завопил Линар, бросаясь гвардейцу наперерез.
Доктор был схвачен за шиворот и пояс, и брошен в соседний овраг, где, судя по звуку, что-то при его падении сломалось.
— Ааа! — заревел Элиас, сгребая Фредерика за грудки и собираясь отвесить бесчувственному телу еще несколько таких же ударов.
Но его замах и рык прервались. Подскочившая сзади Орни звонко стукнула его в затылок подобранной для такого случая палкой.
Элиас, охнув, выпустил Фредерика и повалился на него ничком.
— Вот, теперь тихо! — заметила Орни и вытерла испарину со лба.
Она подбежала к оврагу, крикнула туда: „Эй!“ Ответом ей была тишина.
— Здорово, просто здорово, — бормотала она, — на мне теперь три бесчувственных мужика!
Орни уже не знала, кого ей первым приводить в себя. Решила, что лучше — доктора.
Спустившись в овраг, она нашла Линара повисшим на надломленной березке, сунула ему под нос один из тех многочисленных мешочков, что болтались на ее поясе. Мешочек, надо сказать, очень резко пах.
Доктор сморщился и закашлялся — пришел в себя.
— Где? Что? — забормотал он, воротя нос в сторону.
— Слезайте скорее с дерева, — отозвалась Орни и потянула его за куртку.
— А, да, — с такими словами Линар забарахтался в ветках, отчего тонкий надломленный ствол хрупнул окончательно и доктор с треском, шумом и березовой кроной обрушился еще глубже в овраг.
Орни только зажмурилась.
Но Линар уже выбирался. Его лицо, руки и одежда заметно пострадали — были разодраны и порваны, а брови — грозно нахмурены.
— Где этот гад?! — с таким громким возгласом он вылез из оврага, а Орни молча ткнула пальцем на неподвижную группу, которую составляли Элиас и Фредерик.
— Черт, это ты его так? — спросил доктор, указывая на больших размеров шишку, что появилась у Элиаса на затылке.
Не без усилий они приподняли гвардейца и перетащили его в сторону.
— Глянь его шишку, — с этими словами Линар вернулся к Фредерику.
У того вокруг левого глаза и дальше к уху вздулся и расцвел огромный кровоподтек. Скула была разбита, из нее сочилась кровь.
— Ничего. Главное — живой, — и Линар осторожно стал прикладывать смоченное холодной водой полотенце к синяку. — И глаз цел.
Это он определил, аккуратно разлепив вздутые веки. Да, глаз был цел, но и он, и второй тоже, безнадежно и глубоко закатились.
Орни тем временем ощупала шишку Элиаса. Череп был цел. Действительно, разве могла девушка, почти ребенок, маленькая и тощая, проломить голову такому богатырю? Оглушила и только. И, судя по кряхтению, Элиас уже готов был прийти в себя.
— Эй, что делать-то? Вдруг опять набросится?
— Да? Сейчас оттащу Фредерика подальше, — отозвался доктор.
Он действительно подхватил короля подмышки и быстро-быстро потащил его за малиновые кусты. Сапоги Фредерика оставляли борозды в опавшей листве. Он приоткрыл здоровый глаз, шепнул:
— Куда?
— Что? — не понял Линар.
— Тащишь куда?
— А… Туда…
— А, — и Фредерик вновь закрыл глаза, провалившись в беспамятство.
Линар уложил его поудобнее, сунул под голову свою куртку, скрученную в валик, вновь промокнул синяк.
— Как все плохо, — бормотал доктор. — И что на него нашло?
Оставив мокрое полотенце на лице Фредерика, он встал и вернулся к Орни и Элиасу.
Тот уже пришел в себя и сидел, набычившись. Линар подскочил к нему, внезапно сгреб за грудки, заставил встать и затряс, насколько позволяли собственные силы:
— Что на тебя нашло?!
Элиас не отвечал и не вырывался, только горько кривил губы.
— Па-ачему у тех, кто силен, как бык, всегда недостаток мозгов?! — орал Линар. — Убить его захотел?!
— Много ты понимаешь, — буркнул Элиас.
— Что?! — почти на визг сорвался доктор. — Я не понимаю?! Я понял, что ты собирался убить своего короля, а меня швырнул в овраг, и я мог погибнуть! Вот что я понял!
Тут Элиас оторвал руки Линара от себя и сгреб доктора в охапку.
— Вот что я скажу! Могу еще раз тебя туда кинуть! Здесь уже нет ни королей, ни слуг! Здесь мы равны, он сам это сказал! Он просил меня сделать то, что я хотел, вот я и сделал!
— И какие твои проблемы это решило?!
— Какие? — тут Элиас смешался, выпустил доктора. — А никакие… Никакие, — тут губы его предательски дрогнули, а в глазах блеснула влага, но он быстро отвернулся. — Все с самого начала было такой глупостью…
Он, спотыкаясь, пошел к своей лошади, вдел ногу в стремя и взялся за луку седла.
— Куда собрался? — раздался голос Фредерика.
Он, шатаясь, вышел из-за малиновых кустов, придерживая у лица полотенце.
— Черт, я, кажется, ослеп на один глаз, — это он произнес своим обычным скучающим голосом.
Подбежавший Линар поддержал его, усадил на охапку листьев под деревом, сказал:
— Все в порядке. Глаз просто заплыл. Пару дней — и все пройдет.
Фредерик отстранил его, чтоб вновь обратиться к гвардейцу:
— Элиас! Я вопрос тебе задал!
— Я уеду.
— Ага. И куда? Из Королевства ты уже уехал.
— К черту! Куда угодно!
— Детство какое, — с досадой произнес Фредерик. — Моя разбитая рожа — не повод…
— А Марта?!
— Марта? Что такое Марта, чтоб король терял своего лучшего друга из-за нее?
— Как ты можешь?! — воскликнул Элиас, оборачиваясь и вновь сжимая кулаки. — Как ты вообще мог так поступить с нами? С ней? Ведь ты заставил ее согласиться на помолвку со мной! Признайся!
Фредерику нечего было сказать.
— Друг? — с горечью продолжал Элиас. — Ты говорил когда-то, что друзья тебе не нужны. А Кора, она сказала, что быть твоим другом так же несладко, как и врагом. Но я и предположить не мог, до какой степени… Боже мой, да я, наверное, сильнее тебя страдаю от того, что она умерла!
И тут Фредерик подскочил как ошпаренный:
— Как ты смеешь?!
— Смею! Пока она была жива, а ты счастлив, и я был счастлив с Мартой. Она хоть вид делала, что любит меня, хоть пыталась полюбить. И кто знает, может, все бы у нас получилось. По крайней мере, у меня был шанс. А теперь, когда Коры не стало, нет и для меня надежды… Никакой… Ну почему мое счастье зависит от твоего?!
А Фредерик почувствовал, что нет у него внутри злобы. Словно ледяной водой затопило те угли ярости, что готовы были запылать… Он подошел к гвардейцу, проговорил, судорожно сглотнув:
— Я прошу… я прошу простить меня.
Стоит сказать, что это было нечто. И Элиас, и Линар просто остолбенели. Они прекрасно знали, чего стоило Фредерику произнести сейчас эти слова. Сам он был ужасно бледен, а в глазах лихорадочно мелькало несвойственное ему замешательство.
— Я столько бед натворил. Думал, что ничего невозможного для меня нет, — голос Короля был глух и полон неуверенности. — Я ведь хотел сделать тебя и Марту счастливыми… Нельзя было так поступать, нельзя… Черт, как плохо, как плохо…
11.
Элиас остался. По-прежнему мрачный, он ехал позади Фредерика. А тот выглядел не менее мрачно, да еще с ужасным синяком на
Теперь уже в их отряде царила гробовая тишина, нарушаемая фырканьем и топаньем лошадей. Каждый думал о своем…
— Значит, он — король? — шепотом спросила Орни доктора.
— Нда, — буркнул тот, не отвлекаясь от своих мыслей.
— А почему…
Но Линар быстро оборвал все ее расспросы:
— Вот у него и спросишь!
Девушка даже вздрогнула, но про себя решила: „Ну, и не вопрос“. И, кстати, на следующем привале, когда Элиас и Линар ушли собирать хворост для костра, смело подсела к устроившемуся под кленом Фредерику. Запрокинув голову, он держал на лице смоченное в холодной воде полотенце, а Орни смело сняла его и деловито начала умащивать кровоподтек своей мазью.
— Вам будет, о чем поговорить с Линаром, — заметил Фредерик, лениво прикрыв глаз, чтобы девушка смогла промокнуть багровое вздутое веко.
— Думаю, в способах лечения синяков, подобных вашему, мы не сойдемся с ним во мнениях, — улыбнулась Орни. — Он предпочитает холодные компрессы, я — мазь, которую меня матушка научила делать.
На это Фредерик ничего не ответил — просто ждал окончания процедуры.
— Как грудь? — спросила Орни. — Рука?
— В порядке, — буркнул он. — Ты скоро?
— Не похожи вы на короля, — вдруг заметила девушка.
— И много королей ты видела?
— Такого, как вы, точно — ни разу, — она усмехнулась.