Павел Шаронов
Простаки и прохиндеи 2
Вокруг нашей войсковой части тянулся высокий забор с колючей проволокой наверху, но со стороны, противоположной КПП, у самого свинарника, забор кончался и был крутой спуск к реке. Почему здесь не было забора, никто не знал. Едва ли это было сделано для облегчения жизни самовольщиков. Скорее всего, деньги, отпущенные на строительство забора, закончились немного раньше, чем планировалось, или их направили на другие нужды. Я здесь, конечно, ни на что не намекаю и одновременное стоительство дачи командира части здесь совершенно ни при чем.
Короче говоря, воспользовавшись моментом и отсутствием забора, я ушел в Б. Далеко идти не пришлось, поскольку Б. с трех сторон окружал мою войсковую часть. Я уже знал, где в Б. был компьютерный клуб и сразу направился туда. Был огромнейший риск напороться на кого-нибудь из офицеров, ведь большая их часть жила в ближайших домах, но что стоили трое или даже десять суток гауптвахты по сравнению с возможностью послать весточку Сандре?
К счастью, мне повезло. Я написал Сандре огромное письмо, в котором рассказал все, что со мной произошло, не указывая только адреса войсковой части. Как я ни мечтал ее снова увидеть, но сейчас важнее всего была конспирация. Я чувствовал, что пора уже переходить к активным действиям, и подумывал о том, чтобы оставить армию.
Моя самоволка осталась незамеченной, но на этом мое везение неожиданно закончилось. В Б. поймали четырех солдат, ушедших, как и я, по делам. Был ужасный скандал; на всеобщем смотру командир части грозил направо и налево, запретил все увольнения и ввел такие строгости и ограничения, что я понял, что едва ли смогу в ближайшее время незаметно покинуть часть. Надо было что-то решать и я так напряг мозги, что стал посмешищем всей роты, не замечая того, что творилось у меня перед носом и демонстрируя невероятную рассеянность. Но выход я нашел.
В пятницу, перед самым отбоем, когда из офицеров в роте оставался только дежурный, я незаметно проскользнул в кабинет командира роты. Достав из кармана листок бумаги с номерами телефонов всех подразделений части, я стал по очереди их обзванивать и уверенным голосом говорить:
— Учебная тревога, построение на плацу.
Последний звонок я сделал в свою роту и, услышав крик дневального, призывавшего всех к построению, поспешил покинуть кабинет. Слышался дробный стук десятков сапог, где-то упала табуретка и в течение полутора-двух минут рота была построена. А за окнами уже маршировали колонны по направлению к плацу. Наши сержанты криками подгоняли солдат и нервничали по поводу того, что мы выходим последними.
Я представил себе лицо дежурного по части, только сейчас узнавшего о начавшейся тревоге и нервно пытающегося выяснить, кто ее объявил. Это было слишком смешно и поэтому я постарался переключиться на более серьезные мысли. Пора было действовать. Когда солдаты, как горох, высыпались из дверей казармы, я незаметно завернул за угол и быстро помчался по направлению к свинарнику. К счастью, время было позднее и по пути я никого не встретил. Напротив свинарника горели окна кочегарки, но кочегары были заняты своим делом и наружу не выходили.
Выскочив за пределы части, я не решился идти по хорошей дороге через Б. и решил добираться до Петербурга через поля. Это, конечно, тоже был не самый лучший вариант: меня было видно издалека, а идти по бездорожью, когда при каждом шаге ноги увязали в глине, было невероятно трудно. Но выбирать не приходилось и я понадеялся, что в части все сейчас так заняты выяснением причины тревоги, что им будет не до того, чтобы следить за полями. А когда меня хватятся и начнут поиски, я буду уже далеко.
Начинало темнеть, стал виден призрачный контур Луны и вскоре появились уже первые звезды. Высотные дома на окраине Петербурга, казавшиеся поначалу такими далекими и недостижимыми, стали чуть ближе.
Прохладный ветерок начинал пробирать до костей, а я все шел и шел. Часа через два поля закончились и я, наконец, выбрался на асфальт. Было уже поздно и приходилось спешить, чтобы найти
Только в двенадцатом часу я, наконец, нашел подходящее место. Окно подвала было сломано; изнутри тянуло теплым влажным воздухом, а я был до того измотан, что уже не хотел искать ничего другого. Кое-как я пролез через это окно и оказался почти в полной темноте. Воздух здесь был парной, как в бане: старые паровые трубы протекали безбожно. Под ногами хлюпала вода и, немного привыкнув к темноте и оглядевшись, я понял, что не найду здесь места для сна.
Подвал не ограничивался этим помещением и я решил пройтись по нему в надежде найти что-нибудь более подходящее. В стене была дверь. Я толкнул ее, она с тягостным скрипом отворилась и в ту же минуту я услышал чей-то недовольный заспаный голос:
— Кого еще черт принес?
Говорил мужчина и первым моим желанием было побыстрее удалиться, не ожидая проблем на свою голову. Но я не успел. Послышался шорох и подвал осветила свисающая с потолка лампочка. Передо мной, жмурясь от света и еще не придя в себя окончательно после сна, стоял небольшого роста мужичок и держал в руке кухонный нож. Его одежда была хоть и без дыр, но настолько грязная, что узнать ее истинный цвет было бы весьма затруднительно. Мужичонке было лет пятьдесят и он был бомж.
— Ну, — спросил он и грозно выставил перед собой нож, — Чего здесь надо? Вали отсюдова, солдат. Это моя территория.
Да, жил он здесь, похоже, давно. У стены стоял старый диван без ножек, в углу лежало какое-то трепье, загороженное от меня облезлым кухонным столом. Неожиданно тряпье зашевелилось и я увидел испитое, в каких-то красных пятнах и синяках, лицо женщины. Она только подняла голову, пробормотала что-то заплетающимся языком и бессильно опустила ее снова на лежак. Присутствие женщины несколько ободрило меня.
— Спокойно, — сказал я, — у меня пистолет.
— Чего надо? — повторил бомж уже менее агрессивно.
— Стало быть, вы тут живете, — сказал я и прошел внутрь. — Да уберите вы этот нож, он меня раздражает.
Пробормотав какое-то ругательство, бомж положил нож на стол, но, видимо, все еще опасаясь меня, отойти от него не решился.
— Только без шуток, — грозно произнес я. — Я уже трех пришил, так что мне без разницы, если еще двух придется.
Женщина на мои слова никак не отреагировала, а мужчина явно струсил.
— Значит так, — продолжал я, — мне надо переночевать. Если поможете мне, я вас отблагодарю, но если попробуете шутки шутить…
— Что вы, что вы, — пробормотал бомж.
— На этом диване ты спишь?
— Нет. Верка, но она сегодня не смогла…
— Что не смогла?
— Забраться на него.
— А, так это, стало быть, Верка там в углу лежит?
— Она.
Я немного подумал и отверг первую мысль занять диван самому. Недостойно джентльмена нежиться на пуховиках, когда дама ночует на полу. Конечно, она сама может выбирать, где спать, но мне диван не показался слишком безопасным местом.
— Эта дверь куда ведет? — спросил я бомжа и ткнул пальцем в еле заметную на сером фоне стены дверь с проржавевшей железной ручкой.
— Туда, — ответил он и попытался руками изобразить, что именно там находится. Я ничего не понял, поэтому толкнул дверь и заглянул внутрь.
Помещение было совсем небольшое, больше чем наполовину занятое толстой трубой, выходящей из неизвестности и уходящей тоже неизвестно куда. Узкое окошко в стене, насколько я мог разглядеть, было заколочено досками, так что если бы бомжу пришло в голову меня здесь запереть, выбраться отсюда было бы не так легко. И все же я решил остаться здесь. Труба была достаточно широка, чтобы стать вполне терпимой постелью, а я здесь был в большей безопасности, чем в первой комнате.
— Что ж, мне подходит, — бодро сказал я и закрыл дверь перед самым носом бомжа. Потом, почти сразу, открыл ее снова и, высунув нос наружу, спросил, — Совсем забыл спросить, как вас зовут?
Мой вопрос, похоже, озадачил бомжа и он не сразу смог вспомнить свое имя. Видимо, в той среде, где он обитал, не так часто было принято официально представляться.