Павел Шаронов

Простаки и прохиндеи 2

Больше на этой улице делать нам было нечего и мы, не торопясь, стали возвращаться ко Дворцу культуры.

Стояла редкая для сентября жара, так что не хотелось делать никаких лишних движений. Конечно, за время своей жизни в Испании я к жаре привык, но там воздух был суше и поэтому жара переносилась легче. Здесь же воздух был так перенасыщен влагой, что дышать было трудно, а рубашка прилипала к телу.

— Может, мне лучше пойти с тобой? — предложила Сандра.

— Нет, мне будет спокойнее, если ты проведешь это время в закрытом помещении, а не на виду. Да и зачем тебе в такое пекло по улицам болтаться? А в кино сейчас прохладно, работают кондиционеры.

Сандра засмеялась.

— Ой, Рома, давно же ты в России не был. Забыл здешний быт.

К счастью, во Дворце культуры шел фильм с Сильвестром Сталлоне, которого Сандра очень уважала, и уговорить ее посмотреть этот фильм не составило труда. А мне предстояло небольшое дело, в исходе которого я не был уверен. Время еще было и я не спешил. За десять минут доехал на троллейбусе до Красненького кладбища, не сразу, но все же нашел нужную мне могилу, огляделся по сторонам и, отойдя в сторону, стал ждать.

Ровно через двадцать пять минут к могиле подошла высокая худощавая женщина лет пятидесяти и стала отпирать замок на ограде.

Я подошел ближе и, не доходя до женщины нескольких шагов, тихо сказал:

— Тетя Вера, здравствуйте.

Глава 12 

Я уже рассказывал в этой книге о тете Вере и надеюсь, что в дополнительных представлениях она не нуждается. Тем же, кто забыл, хочу напомнить, что это моя родная тетя и единственная живая родственница и что именно ее мужа арестовали по обвинению в шпионаже (передаче за границу секретных сведений, касающихся экологии).

Услышав мой голос, тетя вздрогнула от неожиданности и, оглянувшись, стала пристально меня рассматривать, как-будто не веря своим глазам. Когда же она наконец меня узнала, то поспешила заключить в свои объятия.

— Боже мой, Рома! Где ты пропадал все это время? — воскликнула она пожалуй немного громче, чем это положено на кладбище.

— Жил за границей.

— Почему же не предупредил, не написал?

— Пару раз я вам писал, но без указаний обратного адреса.

— Но я ничего не получала.

— Значит, письма затерялись или были перехвачены.

— А тут недавно тобой интересовались из органов. Приходили, расспрашивали, а мне и сказать-то нечего, сама ничего не знаю. Ты что натворил-то?

— Ничего, творили другие. Так что от вас хотели узнать эти бандиты?

Тетя неодобрительно покачала головой.

— Сколько раз тебе говорила, что мы должны уважать власть и законы.

— Это власть и законы должны уважать нас. И соблюдать законы должны не только низы, но, в первую очередь, верхи.

— Ой, доведешь ты нас до тюрьмы такими разговорами. Зря я тебя слушаю. Я своему тоже сколько раз говорила: „Не критикуй начальство, себе же будет хуже“. А он: „Теперь демократия, говори, что хочешь, и у меня такая профессия, что должен разоблачать“. Доразоблачался, теперь сидит.

— Суда еще не было?

— Нет, и когда будет — неизвестно.

— А как дядя переносит тюрьму?

— А как ее можно переносить? Переживает, болеет. Идиот! Мне из-за него стыдно людям в глаза смотреть.

— Но он же ничего постыдного не совершил?

— А в тюрьме сидеть не постыдно? Хуже этого он ничего не мог придумать. Что про меня люди говорят: „Муж в тюрьме сидит“. Лучше бы он воровал, хоть деньги от этого были бы, а то нашелся Дон Кихот, правдолюбец, видите ли. Сел и меня опозорил.

До этой минуты я как-то с трудом представлял себе дядю в роли борца за справедливость, но теперь я понял, что ему, в сущности, терять было нечего и в тюрьме ему едва ли много хуже, чем было дома.

Выразив весь свой справедливый гнев против дяди, тетя немного успокоилась и вспомнила о моих проблемах.

— Рома, — сказала она твердо. — Тебя искали органы. Ты должен пойти к ним и все рассказать.

— Рассказать что?

— Ну это тебе лучше знать. Раз они тебя ищут, значит ты им нужен.

— Нужен, это верно.

— А еще они сказали, что если я тебя встречу, то должна позвонить им.

— И вы собираетесь это сделать?

— А как же. Это мой долг.

— Ну так передайте им заодно, что если они не отстанут от меня и не выпустят дядю, то им же будет хуже.

Тетя неодобрительно покачала головой.

— Рома, Рома, куда ты катишься? Кстати, как ты тут оказался?

— Ждал вас. Вы же каждое воскресенье в одно и то же время ездите на могилу своих родителей.

— А почему же домой ко мне не заехал?

— Тут спокойнее. За вашим домом может быть слежка.

Тетя недоверчиво фыркнула и пробормотала что-то, чего я не понял.

— Тетя Вера, у меня к вам еще один вопрос: как фамилия следователя, который ведет дело дяди?

— Соболев, Александр Петрович. А что?

— Не говорите никому, что я это спрашивал. Единственная просьба.

Тетя с минуту поколебалась, потом решительно сказала:

— Хорошо.

— Спасибо. Теперь я должен идти.

— Береги себя, Рома, и лучше все-таки позвони в органы сам.

— Не хочу облегчать им жизнь.

Тетя неловко обняла меня и поцеловала в щеку.

— Что-то ты сегодня небритый. Надо за собой следить.

— Некогда было. Дела. Ничего, легкая небритость сейчас в моде.

— И волосы перекрасил зачем-то. Это тебе совсем не идет.

— Ой, об этом я и забыл совсем. Как вы смогли меня узнать?

— Тебя я всегда узнаю.

Я чувствовал, что если сразу не распрощаюсь, разговор может начаться по новой. Это была обычная манера тети Веры: говорить, пока собеседник не убежит и поэтому с ней порой трудно было общаться. Я поспешил в свою очередь поцеловать ее в щеку и, пробормотав несколько слов прощания, почти бегом удалился.

Мне предстояло еще несколько неотложных дел, а временем я был ограничен. То положение, в котором мы оказались (я имею в виду дядю, Сандру и себя), нравилось мне все меньше. До сих пор приходилось только обороняться и не было никакой возможности контролировать ситуацию. А, как известно, одной обороной битву не выиграть.

Но в этот день, похоже, удача все-таки сопутствовала мне, потому что уже через час самые неотложные дела были благополучно решены и я вернулся ко Дворцу культуры, где меня уже ждала Сандра. Вид у нее был немного потерянный, но при виде меня лицо ее просияло такой радостной улыбкой, что я понял, что пока мы вместе, никакие спецслужбы и никакие облаченные властью высокопоставленные преступники не смогут нас одолеть.

— Ну как тебе фильм, понравился? — спросил я, подойдя ближе.

— Я уж и не помню, о чем он. Думала о другом. Хотя, кажется, фильм — классный.

— А у меня хорошие новости: я нашел нам новое жилье.

— Рада это слышать. Вторую ночь на кладбище я бы не перенесла.

— Теперь будем жить в гараже. У одного моего знакомого машина на ремонте, так что гараж свободен.

Кажется, Сандра не пришла в восторг от этого сообщения, но лучшего я ей предложить не мог, а гараж — это все-таки крыша над головой. Я был очень рад, что смог достаточно быстро решить проблему жилья.

— Не переживай, мы еще будем жить во дворце, — сказал я и поправил на лбу у Сандры непокорную прядь волос, — Любые неприятности не длятся вечно. Пока еще никаких непоправимых бед с нами не произошло, так что будем надеяться на лучшее. Кстати, где Пират? Что-то его не видно.

Сандра таинственно улыбнулась.

— Он тут познакомился с одной кошечкой и я его отпустила на свидание.

Я проследил за направлением взгляда Сандры и на ближайшем газоне увидел Пирата, который стоял, не замечая ничего вокруг, напротив светлой пушистой кошки, явно домашней любимицы и между их носами было не более двух сантиметров. Иногда из горла Пирата раздавалось напряженное урчание, которое, усиливаясь, переходило в громкий плач ребенка. Зачем надо так орать, находясь рядом с предметом своего обожания, знают, наверное, только кошки, но звучало это довольно жутко.

— Я не могу это слушать, — воскликнула Сандра, затыкая уши, — Пират, немедленно иди сюда! Что я тебе говорю! Пират!

Пират не реагировал. Он был в экстазе, исполняя для любимой очередной душераздирающий стон. Ничего не оставалось делать, как ждать окончания этого концерта. Забрать Пирата Сандра не решилась, так как не хотела разрушать чужую любовь.

Три часа спустя мы, наконец, попали в гараж. Нашли мы его не сразу и сначала пытались открыть ключом моего друга чужой гараж, но, в конце концов, разобрались и, поскольку время было рабочее и народу было мало, на нас, к счастью, никто не обратил внимания.