Павел Шаронов

Простаки и прохиндеи 2

Еще никогда, входя в комнату, я не привлекал к себе такое повышенное внимание.

— Извините, извините, — повторял я, пробираясь мимо них ко входной двери. На мое счастье никто не закричал и не попытался меня остановить и, провозившись секунд пять с замками, я выскочил на лестничную площадку.

Этажом выше хлопнула дверь и послышались торопливые шаги. Погоня началась. Я бежал, перепрыгивая через три ступеньки, молясь только о том, чтобы не упасть и, меньше чем через минуту, был уже на первом этаже. Я опережал своих преследователей совсем не на много. Если бы они сразу догадались о моем побеге через окно, а не начали, как я думаю, в первую очередь обыскивать шкафы, у меня едва ли были бы шансы на спасение. Но и сейчас мое положение было незавидным. Лифтом, как и я, они не воспользовались; просто не было времени его вызывать, но если кто-нибудь из них по рации вызовет подмогу снизу, или консьержка догадается прийти им на помощь, я попаду в ловушку. Но, как это часто бывает, все решили секунды. Я вихрем пронесся мимо консьержки и выскочил из парадной. Из стоявшей напротив машины вылезли двое и бросились мне навстречу. Я резко сменил направление и побежал вдоль стены дома, лихорадочно соображая, какое направление лучше избрать.

Сзади слышались крики и шум мотора. Я снова резко свернул в сторону и через газон побежал к ближайшему дому. Сейчас для меня самая лучшая тактика — это постоянно петлять, сбивая их со следа и делая затруднительным преследование на машине. Поэтому никаких прямых дорог, только кусты и переулки.

Но бег с такой скоростью не может продолжаться бесконечно. Я быстро стал задыхаться. Свернув несколько раз между небольшими трехэтажными домиками, я оказался перед пятиэтажным и, проскочив первую парадную, поспешил укрыться во второй, пока меня еще не заметили. Конечно, мои преследователи догадаются, что я где-то спрятался, но им придется обыскивать слишком много домов, а за это время я, может, что-нибудь придумаю.

На двери, ведущей в подвал, висел огромный замок, поэтому мне пришлось искать убежище выше. Поднявшись на пятый этаж, я убедился, что путь на чердак тоже закрыт. Пришлось оставаться на лестнице, надеясь, что жильцы не станут слишком часто ходить мимо и задавать мне вопросы, на которые я не знал, что ответить.

Неожиданно рядом со мной щелкнул замок и дверь открылась. Я спрятался за ней и сделал вид, что звоню в соседнюю квартиру.

Раздраженный женский голос несколько раз кому-то сказал:

— Он здесь не бывает. Вы можете это понять? Я не знаю, где он!

Мужчин, судя по всему, было двое или трое. Один из них кашлянул, а другой, видимо главный, строго сказал:

— А я вам повторяю, гражданочка, что если ваш сын не перестанет бегать от армии, он окажется в тюрьме.

Женщина бурно выразила свое мнение об армии и ее начальниках и с силой захлопнула дверь. На лестничной площадке остались стоять прапорщик и два солдата. Я старался ни малейшим движением не привлечь их внимание, но все же меня заметили.

— Вот он, — сказал один солдат и указал прапорщику на меня.

Я не успел сообразить, как лучше действовать в изменившейся обстановке, как уже был блокирован в своем углу.

— Так, наконец-то попался, — торжествующе сказал прапорщик и, сняв фуражку, вытер платком лоб, — Долго же мы тебя искали.

— Но послушайте, — пытался возразить я, — вы ошиблись, я не тот, за кого вы меня принимаете.

Но меня никто не слушал. Если человек во что-то верит, то его бывает очень трудно переубедить.

— Ну что, сам пойдешь, или в наручниках поведем?

Спорить с прапорщиком было бесполезно. У меня с собой не было никаких документов, а устраивать вторую погоню я уже был не в силах. Кроме того мне внезапно пришло в голову, что это совсем неплохой выход из тупика, в котором я оказался. Если я выйду отсюда с военными, закрытый их широкими спинами, мои преследователи могут не обратить на это внимания. Они ведь ищут одного, а нас будет четверо. В военкомате, конечно, все прояснится и меня с извинениями отпустят.

Да, тогда у меня еще была некоторая наивность по поводу проницательности и вежливости наших военных.

Мы начали спускаться. Впереди шел прапорщик, всем своим видом показывая, какую важную задачу он выполняет, ловя для Отечества защитников, за ним я, стараясь быть как можно незаметнее; шествие замыкали солдаты, готовые пресечь малейшую мою попытку к бегству.

Когда мы вышли из парадной, я бросил беглый взгляд по сторонам и мое внимание привлекла темная машина, стоящая у соседнего дома. Кажется, именно на ней преследовали меня, или я сильно ошибаюсь. Должно быть, оставили одного или двух наблюдать за местностью, а остальные обыскивают дома. К счастью, меня быстро погрузили в военный уазик, стоявший напротив парадной, на который я раньше не обратил внимания. У парадных всегда стоит много машин.

Когда мы выехали на шоссе, я оглянулся в заднее стекло. Погони не было. Невероятно, но профессионалы остались в дураках. На моей душе сразу стало так легко и спокойно, как давно не было. Захотелось петь и шутить. Я еле сдержал смех, представив себе лицо прапорщика, когда он узнает, что катал на машине не того, кого следовало. Но надо было держать себя в руках. Я закрыл глаза и откинулся на спинку сидения. Сейчас главное — остановить эйфорию, вызванную неожиданным успехом и попытаться взять контроль над ситуацией.

Я заметил, что за время моей жизни в бегах у меня развились неожиданные для меня качества. Я все время держался настороженно и старался избегать ситуаций, когда ко мне можно было неожиданно подойти со спины и вообще, находясь среди людей, будь то улица, магазин или метро, я непроизвольно контролировал действия всех людей, окружающих меня. С первого взгляда старался определить, кто из них может быть опасен и, если кто-то не вызывал во мне доверия, я предпочитал пересесть в другой вагон или пойти в другой магазин.

Никто из случайно оказавшихся вблизи прохожих не мог незаметно от меня обменяться с кем-то взглядом или поправить очки на носу. Я все замечал. Это происходило само собой, на подсознательном уровне. Не скажу, что я был в восторге от своих новых качеств, но на сегодняшний день они позволяли мне выживать, а в будущем, когда необходимость в них отпадет, я надеялся избавиться от излишней подозрительности и стать менее напряженным.

Машина остановилась.

— Приехали, вылезай, — сказал прапорщик и открыл дверь.

Я вышел и сразу был блокирован с двух сторон сопровождавшими меня солдатами, так что оставалось только вернуться в машину или войти в здание. Я выбрал второе. Миновав узкий коридор, в котором рядом с тумбочкой стоял часовой, я оказался в довольно большом помещении, почти полностью заставленном рядами длинных откидных кресел. Между рядами была только одна дорожка, которая вела к небольшому возвышению, отдаленно напоминающему сцену. Почти все кресла были заняты шумной, пестро одетой толпой обритых наголо призывников. Со своей отросшей за последние месяцы шевелюрой я выделялся среди них как белая ворона.

— Жди здесь, — коротко бросил прапорщик и куда-то исчез.

Незаметно исчезнуть отсюда не получится, а прорываться с погоней, стрельбой и дикими воплями мне не хотелось. Я огляделся в поисках начальства и, заметив промелькнувшего вдали майора, начал пробираться к нему. Но, как я ни спешил, майор куда-то пропал. Я снова сел на свое место и задумался.

Какие у меня были доказательства, что я не тот, за кого меня принимают? Документов при мне не было. Если у них есть фотография призывника, то, может быть, они сами разберутся? Я попытался вспомнить, фотографировался ли я в свое время для военкомата, но так ничего и не вспомнил.

Собственно, если хорошо подумать, то мое положение далеко не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Я хотел найти безопасное убежище на несколько дней; армейская казарма вполне для этого подходит, едва ли кому придет в голову искать меня там. Я припомнил свои походы в самоволку и решил, что будет не так уж сложно удрать из армии, как только я этого захочу. Главное, чтобы меня не услали слишком далеко, но в этом случае можно будет бежать по пути.

И я решил подождать. Прошло пять часов. Иногда в зал заходили офицеры и уводили очередную партию призывников. Зал пустел и оставшаяся в нем молодежь откровенно маялась скукой. Некоторые надеялись, что сегодня их отпустят домой, а призовут еще раз потом. Питал на это смутную надежду и я, но тут наступила наша очередь. Нас пересчитали и вздыхающей кучкой направили к автобусу.