МеЛ

Ты не будешь президентом, папа

Тэд отвечал, глядя в стену.

— Ты не сможешь жениться на ней. Тебя тут же пресса заклюет. Тут же, в Италии. Я проиграл в карты свою „свободу“. Анела носит фамилию Лоренс, папа.

Лоренс старший помолчал. Складывая из разных стеклышек события последних дней воедино, он увидел мозаику. На ней себя, сына и через трещину из потерянных стеклышек, Монику и ее дочь.

— Это и есть причина твоего неспокойствия?

— А разве это не важно?

— Ты имеешь к ней чувство?

— Только ненависть.

— А она?

— Тоже.

— Да…

Артур сморщил в задумчивости лицо. Прошло время, и он произнес: „Но вы оба любите нас. Так что ваша взаимная нелюбовь нам не так уж и опасна. Я все понял. Ладно. Мы не будем прятаться, Тэд. Мы еще можем здесь быть три дня. И дня три мы отдохнем с Моникой у нас на побережье. Три дня здесь… Ничего, выдержим, сын. Это пустяки. Дикая шутка. Конечно, шутка. Только пожалуйста, не играй больше на „свободу“. Глупо, так же, как „русская рулетка“. Полное осознание собственной бесполезности в этом мире. Глупо, сын. Не играй. А за это… не волнуйся. Пусть газеты покричат. Между тобой и этой девушкой ничего нет, остальное меня не волнует. Да и Монику, я думаю, тоже.

Это только итальянский дребезг. В Штатах ваш католический брак недействителен. Тем более с твоим официальным признанием, что это была всего лишь шутка. Правда, церковники зашумят, но и это ничего, забудется. А у нас с Моникой это более чем серьезно, Тэд. И мне приятно, что именно ты почувствовал и понял нас с ней. А девчонка… может быть она чего-то недопонимает. Не думаю, чтоб она была такой черствой. Тэд… Тэд, теперь все? Ты мне все сказал?“

Тэд сел, посмотрел на отца.

Сколько раз в жизни он вот так разгребал его дурацкие, оставшиеся из беззаботного детства „шуточки“? Ему впервые в жизни стало стыдно.

Он посмотрел на отца совершенно живым, будто обновленным взглядом.

— А это не повредит твоей карьере?

— Теперь, когда я все знаю, нет. Теперь не страшно. Я знаю, ты со мной… Вот только нужно все рассказать Монике. Она тоже очень переживает происходящее между этой девушкой и тобой. Ты не против, я переоденусь, да съезжу к ней?

— Конечно нет, папа. Все нормально. Извинись за меня. Перед Моникой.

Лоренс посмотрел на сына. Кивнул. Поправил взъерошенные волосы на голове. Еще раз кивнул Тэду и пошел в свою комнату переодеваться.

Тэд встал, походил по комнате. Выглянул в окно через прозрачные светлые шторы.

Увидел Монику, та одиноко сидела на скамейке напротив входа в корпус их санатория.

Тэд оглянулся на комнату отца, тот, видно, еще не был готов.

Быстро, не обращая внимания на мятость в одежде, он выбежал из номера.

Моника, только заметив его, тут же кинулась ему навстречу.

Они остановились напротив друг друга.

Обширный синяк на скуле стал сильно заметен из-за стершейся пудры. Но рука ее замерла на полпути. Моника, чтоб скрыть неловкость, коснулась руки Тэда.

— Тэд, зачем? Ты же опять простынешь…

Тэд взял руку, коснувшуюся его, развернул ладонью и поцеловал.

Когда выпрямился, он улыбнулся и ответил: „Моника, отец просит у вас прощения. Мне стало нехорошо, он поехал проводить меня. Он сейчас… Впрочем, идемте к нам, идемте“.

Она сняла свой шарф и, накинув его на шею Тэда, заботливо его укутала.

— Тэд, ты так не поправишься. Ветер. Сегодня такой ветреный день.

Они поднялись в номер.

Лоренс-старший завязывал галстук, стоя у зеркала уже в прихожей. Увидев входящих Тэда и Монику, он был удивлен и обрадован.

— Моника? Тэд?

Женщина чарующе улыбнулась ему и чуть обняв Тэда, подтолкнула его к отцу.

— Артур, я подумала, что-то случилось…

Тэд, улыбнувшись, посмотрел на обоих и быстро удалился к себе в комнату.

— Все, все выяснилось. Ничего страшного, дорогая.

Артур проследил взглядом за сыном.

— Что же мы стоим в прихожей?

Услышав в комнате сына сильный кашель, Артур замолк. Извинившись, он подошел к комнате сына, осторожно приоткрыл ее.

— Тэд, ты, как вернулся от Мэрфи, стал снова кашлять. И вот сейчас, к чему было выбегать голым? Ну не голым, пусть…

Артур повернулся к женщине. Снова извинился и снова сунулся в проем двери.

— Ты продрог опять. Немедленно в горячую ванну. А я закажу сюда чай. Ты не против, Моника?

От того, что голову Артур совал то за дверь, то, закрывая ее, поворачивал ее в сторону гостиной, он запутался в движениях и сильно носом ударился о торец.

Моника взяла на себя заказ в номер чая, сама поухаживала за разбитым носом Артура и приготовила вместо горничной ванну с лекарствами для Тэда.

Женщина, едва скрывая счастливые слезы, радовалась бесконечно, что ее герой, которого, слава богу, не потеряла, по-прежнему „ручной“ для нее. Они смотрели друг на друга с Артуром с нескрываемой любовью и нежностью. Тэд, осторожно войдя после ванны в гостиную, застал их за милейшим воркованием.

Впервые в жизни он не ревновал отца к женщине. А Моника, совершенно не похожая на его мать внешне, почему-то показалась ему вполне родной. То есть не чужой, как все из тех, кто были у отца до нее.

* * *

Объявление о состоявшемся четыре дня назад венчании католической парочки, итальянки Анелы Верчино — дочери известного меховщика Альфреда Верчино и сына американского нефтепромышленника Тэда Лоренса, а так же о помолвке их родителей, как специально были даны в газетах одновременно. Даже напечатаны были рядом. Только если нашелся снимок, где Моника и Артур были рядом, то над снимком молодых фоторепортерам пришлось попотеть. Был сделан жуткий фотомонтаж. На сфабрикованном снимке Анела смотрела на кольцо у себя на руке, а Тэд заметно интересовался своими часами. Но никак не кольцом, как было приписано под снимком.

Оба Лоренса были на виду. Не скрывались от назойливой прессы. С улыбками, вполне охотно на необидные вопросы они отвечали и даже как бы с радостью.

Тэд, как и договорились, сказал, что венчание с его стороны было шагом необдуманным, так как решение было принято за один день и в нетрезвом виде. Лоренс-старший всем говорил, что отношения его со своей невестой серьезны, и он не против, чтобы их дети наконец разобрались в своих делах и просто оба стали их детьми. „Как положено, после заключения их с Моникой брака“.

Не многим понравился ответ Тэда. Некоторым папарацци, особенно тем, кто был нанят отцом Анелы, было оплачено вывести младшего из психологического равновесия и даже спровоцировать его на драку или скандал.

Тэд стойко выдержал все нападки. На его лице была улыбка стопроцентного американца, руки он держал по швам, даже когда в него летели не только провокационные фразы, но и рулончики туалетной бумаги.

Отца Тэда больше интересовали американские газеты. Там действительно шума было меньше. Видимо, привыкли к „бзикам“ сына мэра Лос-Анджелеса и считали его „пьяную“ выходку обычной дерзкой шуткой богатого американца, в общем-то „милого и нормального современного парня“. Старшего Лоренса не осуждали за брак с иностранкой. Напротив, говорили о глубине и серьезности чувств двух случайно повстречавшихся уже немолодых людей. Тут же обсуждалась проблема родителей и их детей. То, что Артур Лоренс был заботливым отцом, знали в штате все. Об этом много писалось, когда он боролся за кресло мэра города. Новая выходка сына и признание им собственной вины перед отцом и его подругой — скорее сыграли за двух ошибающихся, но по-человечески понятных американцам, мужчин.

А вот в итальянской прессе дело было показано иначе. Выходка американца здесь называлась наглой, дерзкой и оскорбительной. Газеты буквально вынуждали Анелу „швырнуть“ вызов американцу и сделать свой разрыв с ним шумным и скандальным.

Моника избегала репортеров, умоляя дочь не давать никаких интервью ради нее и вообще всего святого.

Анела вообще исчезла из города, а возможно, как уверяли ее друзья, и из страны.

– 3 –

Не дожидаясь, когда стихнут разговоры в Италии: политика звала, мэр Лос-Анджелеса под самый новый год вместе с невестой и сыном прибыл в свой дом. Артур успел выступить с поздравительной речью перед горожанами и гостями родного города. Ему было приятно, что его там понимают, его сына прощают, а его невесту уже считают своей госпожой „мэршей“.

Моника была заметно грустна, немного чувствовалась в ней скованность от ее нового совершенно, как оказалось, открытого положения.

Но только в самом начале нового начавшегося года.

Лоренс не ошибся, выбрав ее. Моника оказалась сильной женщиной, которой вполне было под силу стать и быть женой политического деятеля.

В марте Лоренс-старший в третий раз выставлял свою кандидатуру на пост сенатора от штата Калифорния. Приличия отношений с невестой соблюдались абсолютно. Он снял для Моники часть дома своих друзей и заезжал к ней четыре раза в неделю. Привозил ее в свой дом, но вечером она возвращалась к себе.