Ты не будешь президентом, папа

МеЛ

Ты не будешь президентом, папа

— Я… я не знаю. А зачем?

Моника решила разрядить обстановку.

— Милая Анела, может быть молодой человек… Кстати, простите, а как вас зовут?

— Мэрфи. Фрэнк Мэрфи. Я из Лос-Анджелеса. В Италию приехал, чтобы погостить у матери. С Анелой мы недавно познакомились.

— Вот и прекрасно. Фрэнк подождет тебя здесь, а ты пока будешь приводить себя в порядок, обдумай его предложение. Потом выйдешь и скажешь. А мы пока пообщаемся.

Девушка недоверчиво посмотрела на цветы, на парня. Медленно пошла в свою комнату.

В кафе они оба молчали. Щеки ее горели. Она ждала, когда же он, наконец, заговорит о вчерашнем происшествии, и будет требовать от нее развода со своим наглым приятелем.

Фрэнк молчал. После десерта начал светский разговор. О погоде в Италии, о своем отдыхе. Потом спокойно перешел к недавним событиям.

— Анела, я хотел бы извиниться за вчерашнее. И я и мои друзья осознали, что подобные вещи выглядят дико. Прости, и поверь, мы не хотели оскорбить ни тебя, ни твою подругу. Она очень испугалась. Как она?

— Не знаю. Но не думаю, чтобы она могла забыть такую мерзкую выходку. Мне почему-то кажется, не расплачься она тогда, не удалось бы ей бежать… Он что, хотел сделать ей это гадкое предложение? Он вообще нормальный?

— Да, да, Анела. И пожалуйста, не считай его грубияном. Он не хам, просто… Просто не знаю, что на него нашло. Мы были немного пьяны… И… это была лишь шутка, конечно, дикая, но… И я хочу сказать, не откажись она выйти за него, у тебя все было бы в порядке. Может, все обошлось бы по дружески. У тебя, наверное, и парень есть, может ты — чья-то невеста?

Девушка, чуть прищурясь, посмотрела на Мэрфи. Ей хотелось понять, куда он клонит. Какова „цена“ этих алых роз?

— Скажи, ты пришел, чтобы склонить меня к разводу с ним?

Мэрфи почувствовал напряжение в ее голосе. Помедлил со своим „да“.

— Нет, я просто хотел извиниться за вчерашнее.

— Я не хочу говорить об этом. В штатах этот брак без регистрации не действителен. Пусть. Зато сюда он больше не сунется с подобными играми.

Выражение лица Мэрфи несколько изменилось. Усмехнувшись, он спросил: „Что же ему может помешать?“

Девушка сверкнула яркой зеленью сузившихся глаз, как хлестнула по нему взглядом и тоном: „А я специально дам объявление в газету. О нашем с ним бракосочетании. Оплачу объявление в центральной газете. Пусть теперь ищет себе невест в какой-нибудь Папуа“!

Мэрфи сглотнул комок в горле. Рыжая девчонка своей дерзостью и настырностью начала доставать и его.

— Тебе что, так хочется считаться сеньорой Лоренс?

Они уже не смотрелись романтично настроенной парой. Встреча и по виду стала напоминать деловую.

— А почему тебя это интересует?

— Да вот… думаю, создается какая-то бредовая ситуация. Шутка закончена. Ни тебе, ни ему этот брак не в радость. Даже наоброт. Так почему бы не кончить все это цивилизованным способом?

Анела теперь уже точно знала, что значат его розы. Усмехнулась, ответила, гордо вскинула голову.

— Не-е-ет! Твой дружок крепко промахнулся. За „рыжую обезьяну“ мне не нужны его зеленые бумажки. Если мне нужно будет выйти замуж, я выйду и с фамилией Лоренс. А вот он сюда больше не сунется! Здесь — в Италии — его игры закончились! Я сегодня же дам объявления в газеты и начну принимать поздравления своих и его друзей!

Анела резко поднялась из-за стола и, громко стуча каблуками по паркету, пошла к выходу.

* * *

Моника поняла, что завтрак для дочери с молодым человеком состоялся, но, по-видимому, оказался не очень ей приятным. Та, не сказав ни слова, скрылась за дверями своей комнаты. Кажется, дочь плакала.

В это время в дверь номера тихо постучали.

Моника открыла дверь и смущенно отступила назад: „Тэд?! Ты?“

Молодой Лоренс выглядел серьезным и более чем элегантным. Плащ его был расстегнут. Моника могла видеть безупречный костюм, белоснежную рубашку и туго повязанный галстук цвета спелой вишни.

Что-то подсказывало ей, что парень пришел не к ней. Может быть именно то, что подобную элегантность она уже сегодня у своих дверей видела.

Волнение Моники по поводу того, что Тэд и ее дочь хорошо знакомы, усилилось, когда она поняла, что за спиной парень держит букет роз.

— Мне нужна твоя дочь, Моника.

Ничего не понимающая в ситуации женщина смотрела на него, широко открыв глаза. Но улыбнулась и отступила назад. И готова была уже произнести и приветствие, которое по какой-то причине не произнес Тэд и приглашение ему пройти, но ее резко перебила дочь, вставшая между ними.

— Пошел вон, несостоятельный Казанова!

Тэд, давая понять девушке, чтоб не болтала лишнего, произнес сквозь сжатые зубы: „Анела, давай спокойно поговорим. Пожалуйста“.

Лицо Анелы, ее распухшие глаза и раскрасневшийся нос говорили ему, что она уже на взводе.

Тэд попытался улыбнуться. Но его улыбка только еще больше насторожила Монику и возмутила ее дочь.

— Убирайся! Поговорить? Разве ты умеешь говорить как люди?! Заокеанский Зеро!

Тэд разжал руку, розы выпали под ноги. Он повернулся и прямо по ним прошел назад к лифту.

Моника сразу поняла, что произошло что-то непоправимо ужасное между ее дочерью и человеком, которого она поспешила считать сыном.

Она чуть присела, наклонилась, чтобы поднять раненые розы. Но Анела, резко схватив их в охапку, побежала с ними в номер.

Моника поспешила за дочерью.

Выбежав на балкон, Анела сбросила цветы на козырек центрального входа корпуса санатория.

Моника, едва сдерживая учащенное дыхание, чуть громче обычного, тоже вся пылая, произнесла: „Что это значит, Анела?! Почему ты так относишься к нему? Что он сделал тебе дурного, чтобы вот так встречать человека, который, который…“

Она тяжело дышала от быстрого бега за дочерью. Но ей хотелось знать, и сейчас же, ответ дочери.

— Анела, ведь он же сын Артура! Ты что, против наших с ним отношений? Ты против, чтобы мы ехали в Америку? Скажи же, наконец, я ничего не понимаю. Анела! Ведь я же говорила тебе о нем! Ты же знала о Тэде Лоренсе! Так почему же сейчас, когда он пришел к тебе… с цветами, ты так… так дико себя ведешь?! Почему, отвечай!

То, что услышала девушка, потрясло ее.

Она только как-будто теперь придала значение фамилии, которую носит со вчерашнего дня. Лицо ее пылало. Шипы, воткнувшиеся в ладонь, больно жалили. Она посмотрела на ладони и вдруг закрыв ими лицо, кинулась к себе в комнату.

Моника, едва сдерживая невыносимую боль от неудачи, присела на корточки у косяка балконной двери. Она качала головой из стороны в сторону, сокрушенно, будто догадавшись, что счастье кончилось. Оборвалось, так и не дав того успокоения душе, которого она с надеждой ждала от брака с Лоренсом.

Артур показался как раз тем самым мужчиной, с которым она бы хотела прожить свою вторую половину жизни. С человеком, который если и имел какие-то недостатки, то вполне переносимые ею. Ей, уже немолодой женщине, хотелось семейного счастья и стабильности. Немногословный Артур, деловой и организованный, нравился ей более, чем кто-либо из предлагавших ей серьезные отношения мужчин.

„Боже мой, как же я теперь смогу отказать ему? Где же я найду силы? Но что могло произойти? Как он узнал этот адрес? Я даже Артуру не говорила, чтобы не встретил дочь… Неужели он выследил? Мальчик… еще совсем мальчик. Зачем? Анела — такая несдержанная девушка, такая импульсивная. Совершенно избалована отцом, его приятелями… Ей нравятся только солидные мужчины. Тэд мог показаться ей мальчишкой, юнцом. Она ничего не понимает в игре слов, все принимает за чистую монету… Наверное, он достал ее своими каверзными вопросами… Как она сказала? Несостоятельный Казанова? Наверняка он обидел ее каким-нибудь намеком. Она наговорила ему грубостей, он — ей… Вот пришел извиняться… с цветами… и вот…“

Моника закрыла лицо руками.

Через какое-то время она выпрямилась, вздохнула и пошла в комнату к дочери.

Но дверь в смежный номер была закрыта.

— Анела, открой, пожалуйста. Я хочу поговорить с тобой.

За дверью было тихо.

— Открой, дочь. Я просто хочу посмотреть на тебя.

Молчание.

* * *

— Отец, скажи, брак, заключенный в Италии, будет у нас считаться действительным?

Лоренс вопрос сына воспринял нормально. Он считал, что это касается его брака с Моникой.

— У нас нужно будет зарегистрировать этот брак в мэрии. Только после этого. Здесь можно просто венчаться. Так сказать, соединить души. А у нас — ввести отношения в закон.

Тэд чуть заметно вздохнул.

— Отец, а если она каталичка, а он — нет? Значит ли это, что венчание здесь — тоже не имеет значения?

— Я — да, я — не католик. Но моя невеста, если захочет, может оставаться католичкой. А может принять протестантство. Но я на этом не настаиваю. Зачем?

Хостинг от uCoz