МеЛ
Ты не будешь президентом, папа
— Меня в жизни никто не оскорблял. Глупой даже никто не называл! А ты… ты говорил, что от меня туалетом пахнет… Я желала тебе только смерти. О!!! Тэд, это ужасно…
Она резко, всем корпусом отвернулась от него. Ей было стыдно, что она признается ему в своих чувствах. Стыдно от того, что он не только не понимал, он не принимал эти чувства. Будто был толстокожим.
А он удивлялся, да как же она не может понять, что есть понятие такое — свобода выбора. Во всем. И в женщинах и в мужчинах. Во всем! И не нужно копья ломать… Выбирай другого, не циклись!
Но он начинал бояться, что и эта встреча — зеро. Она ничего не изменит. Так и будут руки их связаны.
„Но почему в один узел?!“ — начал возмущаться он. Но исключительно про себя. Делая это как можно не заметнее для горящих глаз, пытливо высматривающих его.
Анела прерывно вздохнула, посидела еще немного отвернувшись, помолчала. Затем, опустила голову и покачала ею из стороны в сторону.
Когда она посмотрела на него, он понял, сейчас она расплачется.
— Хочешь воды?
— Нет, спасибо.
Она снова подняла голову, оправила волосы и посмотрела ему в глаза. Хмыкнув носом, она спросила: „Ты сам писал этот плакат?“
— Естественно.
— У тебя не было ошибок… А тогда… тогда ты ничего не понимал на моем языке?
— Я и сейчас тебя не совсем понимаю, Анела. Что касается итальянского…
Он, поджав губы, чуть пожал плечами, ответил: „Оказалось, язык не трудный. Я, правда, говорить не пытаюсь, но грамматику уже в общем-то понимаю“.
Анела была рада, что он заговорил. Она отметила, что он впервые обратился к ней по имени. Она улыбнулась. Поблескивающие глаза и чуть покрасневший нос, от набежавших было слез, не портили ее естественной яркой привлекательности.
— Ты сам захотел учить итальянский?
— У меня же мать теперь итальянка.
Девушка внимательно посмотрела на него, опустила голову, но снова продолжала смотреть в его лицо.
— Я в тебе чувствовала хорошее, чувствовала. Еще тогда…
Она подняла голову и посмотрела в лобовое стекло машины.
— Но стоило тебе заговорить… Священник думал, что я беременная от тебя. Ты не понимал значит… Ничего не понимал. А он так красиво говорил. О нашем счастье, о нашем будущем. О лодке, на которой нам предстоит плыть вдвоем, и что нужно крепко держать и весла, и говорить доброе друг другу. Что не нужно пугаться жизненных стихий, ведь нас теперь двое.
Анела снова посмотрела на сидящего рядом Тэда.
Тот о чем-то напряженно думал. И она очень хотела бы знать о чем.
А он как мог прятал ответ. В нем ее не было.
Он просто пытался припомнить слова, произносимые священником. Напряженно припоминал их. И даже будто отдельные слова того человека теперь приходили ему в голову.
„Да, слово „лодка“. Он произносил его, точно. Интересно звучит“. Тэд попытался произнести это слово, чуть шевельнув губами. По-итальянски звучало красиво. Он улыбнулся. Но заметив, что Анела смотрит на него и подумав, что, наверняка, она не так расценивает его поведение, он вновь собрался, замер и прислушался к тому, что она говорит.
— Тогда… ты ничего не понимал. А я… я закрывала глаза и представляла себя в белом подвенечном платье… Красивом, кружевном. И длинной многослойной фате…
Она улыбнулась. Улыбнулась и ждала, что он тоже снова улыбнется. Пусть, решив, что ее мечты — глупые мысли глупой девушки. Но его чаще хмуро-сосредоточенному лицу так идет улыбка.
И она мечтала о ней.
— И еще я мечтала, воображая себя там, украшенной колье… Отец подарил, когда мне восемнадцать исполнилось. Я все не надевала, хотелось впервые на собственную свадьбу надеть… Я стояла, там в церкви, закрыв глаза и думала, что будто все так и есть…
Тэд случайно, совершенно машинально посмотрел на руку ее. А когда в голове мелькнула мысль о кольце… он тут же быстро отвел взгляд в сторону. Посмотрел в боковое стекло машины.
Стояла тишина. На все вокруг спускалась ночь.
Дешевое кольцо он купил ей тогда. „Да не ей, а так… Конечно, можно было и другое купить. Но мы же так, для шутки эти кольца взяли… И надо же, ей размер подошел. А мое мне сразу теснило“.
— …а когда я открыла глаза, то увидела твое лицо. Ты был бледен. И уже казался мне совершенно протрезвевшим. Ты надел мне кольцо на палец… Боже мой, и я опять поверила в то хорошее, что в тебе таилось. „Он хороший“, — думала я. Не может человек перед глазами священника, перед распятьем… солгать.
Анела быстрым движением, сунув руку за лиф кофточки, вынула цепочку.
На тонкой изящной цепи… рядом с крестом висело чуть погнутое кольцо.
Тэд узнал его. Было заметно, как дернулись мышцы его лица. Он сглотнул. В нем поднималась волна жуткого протеста.
„Сумасшедшая… Она просто чудовище…“
Заметив реакцию Тэда, девушка улыбнулась. Ей показалось, его тронула ее забота о кинутом им тогда кольце. Она отняла руки от цепочки. Та, от тяжести упала на ее грудь, скрыв кольцо в складке шелковой кофточки.
— Даже когда ты кинул его, я понимала тебя. И уже мне все-равно стало, что ты там говорил потом. Ты узнал мое имя. Не знаю… может действительно из вредности, а может, я уже тогда поняла, что ты для меня… на всю жизнь. Я как не воспринимала требования о разводе. Мне было наплевать на требования, переданные мне Мэрфи…
Слезы все же потекли. Но она вытерла их ладонью и улыбнулась.
— Вот ты не знаешь, а ведь я дважды выбрасывала свое грошовое колечко.
Она выставила вперед кисть руки и плавно подвигала пальцами, любуясь кольцом.
Тэд шевельнулся. Мышцы шеи, долго повернутой в одну сторону его головы затекли. Он подвигал шеей. Так, между делом, посмотрел на кольцо, когда-то надетое им на ее палец. В шутку.
Окружность из тонкой золотой плоски.
— Я его бросила в пролет лестницы у себя дома. А уже утром другого дня постучала ко мне горничная и сказала: „Сеньора Верчино, я видела на вас кольцо, вы видно обронили“. Вытерла передничком и подала мне. Пришлось надеть. При ней.
Тэд сел удобнее. Потянулся к перчаточному ящику. Просто открыл, посмотрел, что там. Заметив там пистолет, он тут же захлопнул крышку. Быстро посмотрел на девушку, сглотнул сухость во рту. И тут же полез в бар, достал минеральную воду в бутылочке. Предложил Анеле, она отказалась. Он отвернул крышечку и начал жадно пить холодную воду.
— …а потом пришел ты… Уже после Мэрфи. Я ненавижу этого Мэрфи! Пусть взаимно! Ненавижу! Он гадкий и трус! Я это сразу поняла.
Девушка упрямо посмотрела в глаза Тэду. Ей хотелось, чтобы таких, как Мэрфи с ним рядом никогда не было. Никогда!
А Тэд слушал ее как фон. Нет, он услышал, что она произносит фамилию его друга. Но что она может знать о нем, о Фрэнке, вообще обо всем происходящем вокруг него?
Лоренс смотрел в лобовое стекло, думая о чем-то своем.
Повернулся к ней, когда почувствовал, что она опять уставилась на него. Будто включившись, он произнес: „У каждого из нас свои недостатки и привязанности, Анела. У каждого из нас…
— Ну и что! Ну и пусть! Впрочем, ладно. Так вот о кольце…
Она отвела взгляд и снова посмотрела на колечко на пальце.
— Я выбросила измятые розы на козырек над входом, когда ты выходил. И кольцо туда же. Бросила. И вот представь, когда мы садились в машину с мамой, чтобы ехать в ресторан, я прямо под открытой дверцей увидела это кольцо. Водитель поставил машину перед самым входом и вот… Тэд… А ведь столько дней прошло. И людей там много ходит…
Девушка, упрямо верившая в мистику, упрямо хватающаяся за свою навязчивую идею — мечту сделать из него „только хорошего“ — начинала даже не раздражать, а пугать Тэда.
Он то и дело заглядывал в ее глаза, будто пытался подловить ее на маниакальном взоре.
Но видел ее живые, чуть влажные от переизбытка эмоций зеленые злаза и чуть успокаивался.
Он допил воду, открыл окно и решил кинуть туда бутылочку.
Но ночь откликнулась ему своей дивной прохладой, красотой своих стрекочущих звуков и миллионами, миллиардами рассыпавшихся по черному небу звезд.
Тэд глубоко вздохнул и машинально сунул бутылочку обратно в бар.
— Я подняла кольцо и снова надела его.
Тэд вздрогнул от ее голоса.
Нет, она произнесла это тихо. Грустно даже. Но все-равно, не вязался ее голос, слова ее о каких-то кольцах, обязанностях и прочем вот… с этой ночью во все небо. С этим простором, родным для Тэда и не заменимым, не разменным ни за какие чувства.
— Потом вышло объявление в газете. Да, это я его подала. Правда, поверь, я не подумала тогда, что будет такая сильная реакция. Я лишь хотела остановить тебя, чтобы ты не попытался впредь так… так жестоко играть. Но тут… тут начались эти оскорбления в американских газетах, впрочем, и наших тоже… Отец тогда много заплатил, чтобы перестали писать обо мне. Но уже все, даже почтальон и молочница звали меня сеньора Лоренс…
Отец был страшно рассержен. Он требовал от меня развода с тобой. После гибели его жены, он опять остался одинок… Все обвинял мать, что она заколдовала его и теперь ему не везет на любовь женщин… Я не согласилась на развод. Он перестал докучать мне этим. Успокоился, взял меня с собой в Рим. И там, представь, на мосту, я, просто крутя кольцо на пальце, оно же чуть свободное мне, обронила его с моста. А мимо, как раз под мостом, плыло какое-то груженое судно. Я так расстроилась. Кричала: „Кольцо, упало мое обручальное кольцо!“